Опубликовано в журнале Звезда, номер 3, 2024

       Об авторе:

       Екатерина Владимировна Полянская — поэт, переводчик с польского и сербского языков. Автор книг: ？Бубенцы？ (СПб., 1998), ？Жизни неотбеленная нить？ (СПб., 2001), ？Геометрия свободы？ (СПб., 2004), ？Сопротивление？ (СПб., 2007), ？Воин в поле одинокий？ (М., 2012), ？На горбатом мосту？ (СПб., 2014), ？Стихи / Песме？ (Белград, 2014; в переводе на сербский), ？Метроном？ (СПб., 2019). Стихи переводились на польский, болгарский, японский, английский, итальянский, французский, сербский и чешский языки. Лауреат многочисленных премий, в том числе премии ？Созидающий мир？ (2020) и ХIХ Международного литературного Волошинского конкурса (2022). Живет в С.-Петербурге.

       МАРТ

       Снег осел и слежался слоями,

       Под ногами то слякоть, то хруст,

       Но вскипает вовсю воробьями

       Розоватый очнувшийся куст.

       Сонный голубь в облупленной нише

       Весь нахохлился: ветер колюч,

       Но такой безмятежностью дышит

       На осколках играющий луч,

       И такое высокое небо,

       Словно радость вернулась, и нет

       Места в утреннем городе, где бы

       Не дышал и не вспыхивал свет.

       * * *

       Гори, гори, моя звезда…

       Владимир Чуевский

       В ночи прохладнее вода

       И чуть пьяней вино,

       Голубоватая звезда

       Глядит в мое окно.

       Глядит бессонная звезда

       Из памяти иной –

       Недосягаемо чужда

       Всей суете земной,

       Недосягаемо чужда

       Извилистых путей,

       Земного тяжкого труда,

       Печалей и страстей.

       Звеня кристалликами льда,

       Сквозь миллионы лет

       Летит неведомо куда

       Незамутненный свет.

       Чем глубже бездна ？никогда？,

       Тем ярче и светлей

       Неугасимая звезда

       Из юности моей.

       ПРИЕЗД В ЕЛАБУГУ

       Поздоровалась и осторожно

       Опустилась на стул. За стеной

       Чуть поскрипывал маятник… ？Можно?

       Из Москвы. Я – и сын мой со мной？.

       Огляделась. Оправила платье.

       Яркий коврик на чистом полу,

       Весь в фестонах подзор на кровати,

       Под салфеточкой ？Зингер？ в углу,

       Серый кот, намывающий лапу,

       На окошках – герани рядком…

       На мгновение сердце царапнул

       Гвоздь, торчащий под потолком.

       Но хозяйка приветлива вроде.

       Понимает – бедой занесло.

       Квохчут куры. Укроп в огороде

       Терпко пахнет. И в доме – светло.

       Ничего, это просто усталость,

       Долгий морок, дорожная грусть…

       Отдохнем, пообвыкнемся малость…

       Да и бог с ним, с гвоздем. Остаюсь.

       * * *

       Во дворе белым-бело,

       Стены холодом свело,

       Только ветер-невидимка

       Бьется в темное стекло,

       В полуночной тишине

       Плачет, плачет обо мне

       И мерцающею дымкой

       Растворяется в окне.

       А под утро ветер стих,

       Канул в омут снов моих,

       В глубине проулков ломких

       Заблудился чей-то стих.

       Неба звездная купель,

       Дней неслышная капель…

       Только памяти поземка,

       Только вечности метель.

       * * *

       Петербургская зимняя вежливость – стать у стены,

       Расходясь с пешеходом на тропочке скользкой и ломкой,

       Не дрожать на морозном ветру и блокадные сны

       Узнавать наяву в зазмеившихся струйках поземки.

       Петербургская зимняя стойкость – спокойно идти

       По торосам сплошным под сплошной ледяной бахромою,

       Воробью улыбнуться: лети, мол, братишка, лети –

       Мы еще поживем, не закончимся этой зимою.

       Петербургская зимняя радость: поняв, что утих

       Переменчивый ветер, помедлить, снежок приминая.

       Закурить и прислушаться к миру, где будущий стих

       Расточился уже как бескрайняя память земная.

       ОСКОЛКИ

       За моря летит синица,

       Петушка несет лисица,

       Вьется ленточка в косице

       Смыслу здравому назло.

       В облаках темна водица…

       Отражая наши лица,

       Вдрызг пытается разбиться

       Удрученное стекло.

       По Европе призрак рыщет

       И дает умищам пищу,

       Профессиональный нищий

       Требует отнюдь не грош,

       А не менее чем тыщу…

       В подворотне ветер свищет,

       И, мелькнув средь толковища,

       Новых ножен ищет нож.

       Снится суженый девице,

       Старику совсем не спится,

       В колесе мелькают спицы

       Дни и ночи напролет.

       Кто-то пьет и веселится,

       Кто-то хочет удавиться,

       Но до судорог боится

       И поэтому – живет.

       Стрелки на часах уснули,

       Показав большую дулю,

       Со смещенным центром пуля

       Попадает в новый век.

       Волки зайцев обманули

       И в бараний рог свернули…

       Спи, пока воркуют гули

       И кружится белый снег.

       * * *

       Памяти А. С.

       За бурьяном у дороги –

       Безымянный крест.

       Вопросительный и строгий

       Взгляд седых небес.

       Вот он, твой приют последний,

       Твой последний сон.

       Снег идет. Звонят к обедне.

       Только снег да звон.

       Всё, чем юность поманила,

       Всё, что не сбылось, –

       Заметенные могилы,

       Снег, летящий вкось.

       Но не помнит слов упрека

       Смех беспечный наш,

       Рвется с лестницы широкой

       Нам навстречу марш –

       Мендельсоновский, победный,

       Из последних сил…

       Ты простил меня, мой бедный?

       Знаю, что простил.

       * * *

       Да кто я такая, Господи, чтоб говорить с Тобою?

       С Тобою, Господи! Но Ты видишь: горит земля.

       Твоя земля. И становятся полем боя

       Древние степи – нынешние поля.

       И луна так похожа на пристальный глаз дракона,

       И, словно щит кочевника, так тверда и кругла.

       Всё оттого, что нет над войной закона.

       И над распаханной степью снова сгустилась мгла.

       И я говорю: смотри – это дети Твои, это дети

       Гибнут. И от имеющих силу спасения нет.

       Ненависть вырвалась, и весь мир ею бредит.

       Ты всемогущ. Так останови этот бред.

       Да святится имя Твое, мое да исчезнет имя!

       Но пока что я есть, буду молить до конца:

       Смилуйся над людьми – над детьми Твоими.

       Возьми мою жизнь. Но не отвращай лица.

       Об авторе:

       Екатерина Владимировна Полянская — поэт, переводчик с польского и сербского языков. Автор книг: ？Бубенцы？ (СПб., 1998), ？Жизни неотбеленная нить？ (СПб., 2001), ？Геометрия свободы？ (СПб., 2004), ？Сопротивление？ (СПб., 2007), ？Воин в поле одинокий？ (М., 2012), ？На горбатом мосту？ (СПб., 2014), ？Стихи / Песме？ (Белград, 2014; в переводе на сербский), ？Метроном？ (СПб., 2019). Стихи переводились на польский, болгарский, японский, английский, итальянский, французский, сербский и чешский языки. Лауреат многочисленных премий, в том числе премии ？Созидающий мир？ (2020) и ХIХ Международного литературного Волошинского конкурса (2022). Живет в С.-Петербурге.

       МАРТ

       Снег осел и слежался слоями,

       Под ногами то слякоть, то хруст,

       Но вскипает вовсю воробьями

       Розоватый очнувшийся куст.

       Сонный голубь в облупленной нише

       Весь нахохлился: ветер колюч,

       Но такой безмятежностью дышит

       На осколках играющий луч,

       И такое высокое небо,

       Словно радость вернулась, и нет

       Места в утреннем городе, где бы

       Не дышал и не вспыхивал свет.

       * * *

       Гори, гори, моя звезда…

       Владимир Чуевский

       В ночи прохладнее вода

       И чуть пьяней вино,

       Голубоватая звезда

       Глядит в мое окно.

       Глядит бессонная звезда

       Из памяти иной –

       Недосягаемо чужда

       Всей суете земной,

       Недосягаемо чужда

       Извилистых путей,

       Земного тяжкого труда,

       Печалей и страстей.

       Звеня кристалликами льда,

       Сквозь миллионы лет

       Летит неведомо куда

       Незамутненный свет.

       Чем глубже бездна ？никогда？,

       Тем ярче и светлей

       Неугасимая звезда

       Из юности моей.

       ПРИЕЗД В ЕЛАБУГУ

       Поздоровалась и осторожно

       Опустилась на стул. За стеной

       Чуть поскрипывал маятник… ？Можно?

       Из Москвы. Я – и сын мой со мной？.

       Огляделась. Оправила платье.

       Яркий коврик на чистом полу,

       Весь в фестонах подзор на кровати,

       Под салфеточкой ？Зингер？ в углу,

       Серый кот, намывающий лапу,

       На окошках – герани рядком…

       На мгновение сердце царапнул

       Гвоздь, торчащий под потолком.

       Но хозяйка приветлива вроде.

       Понимает – бедой занесло.

       Квохчут куры. Укроп в огороде

       Терпко пахнет. И в доме – светло.

       Ничего, это просто усталость,

       Долгий морок, дорожная грусть…

       Отдохнем, пообвыкнемся малость…

       Да и бог с ним, с гвоздем. Остаюсь.

       * * *

       Во дворе белым-бело,

       Стены холодом свело,

       Только ветер-невидимка

       Бьется в темное стекло,

       В полуночной тишине

       Плачет, плачет обо мне

       И мерцающею дымкой

       Растворяется в окне.

       А под утро ветер стих,

       Канул в омут снов моих,

       В глубине проулков ломких

       Заблудился чей-то стих.

       Неба звездная купель,

       Дней неслышная капель…

       Только памяти поземка,

       Только вечности метель.

       * * *

       Петербургская зимняя вежливость – стать у стены,

       Расходясь с пешеходом на тропочке скользкой и ломкой,

       Не дрожать на морозном ветру и блокадные сны

       Узнавать наяву в зазмеившихся струйках поземки.

       Петербургская зимняя стойкость – спокойно идти

       По торосам сплошным под сплошной ледяной бахромою,

       Воробью улыбнуться: лети, мол, братишка, лети –

       Мы еще поживем, не закончимся этой зимою.

       Петербургская зимняя радость: поняв, что утих

       Переменчивый ветер, помедлить, снежок приминая.

       Закурить и прислушаться к миру, где будущий стих

       Расточился уже как бескрайняя память земная.

       ОСКОЛКИ

       За моря летит синица,

       Петушка несет лисица,

       Вьется ленточка в косице

       Смыслу здравому назло.

       В облаках темна водица…

       Отражая наши лица,

       Вдрызг пытается разбиться

       Удрученное стекло.

       По Европе призрак рыщет

       И дает умищам пищу,

       Профессиональный нищий

       Требует отнюдь не грош,

       А не менее чем тыщу…

       В подворотне ветер свищет,

       И, мелькнув средь толковища,

       Новых ножен ищет нож.

       Снится суженый девице,

       Старику совсем не спится,

       В колесе мелькают спицы

       Дни и ночи напролет.

       Кто-то пьет и веселится,

       Кто-то хочет удавиться,

       Но до судорог боится

       И поэтому – живет.

       Стрелки на часах уснули,

       Показав большую дулю,

       Со смещенным центром пуля

       Попадает в новый век.

       Волки зайцев обманули

       И в бараний рог свернули…

       Спи, пока воркуют гули

       И кружится белый снег.

       * * *

       Памяти А. С.

       За бурьяном у дороги –

       Безымянный крест.

       Вопросительный и строгий

       Взгляд седых небес.

       Вот он, твой приют последний,

       Твой последний сон.

       Снег идет. Звонят к обедне.

       Только снег да звон.

       Всё, чем юность поманила,

       Всё, что не сбылось, –

       Заметенные могилы,

       Снег, летящий вкось.

       Но не помнит слов упрека

       Смех беспечный наш,

       Рвется с лестницы широкой

       Нам навстречу марш –

       Мендельсоновский, победный,

       Из последних сил…

       Ты простил меня, мой бедный?

       Знаю, что простил.

       * * *

       Да кто я такая, Господи, чтоб говорить с Тобою?

       С Тобою, Господи! Но Ты видишь: горит земля.

       Твоя земля. И становятся полем боя

       Древние степи – нынешние поля.

       И луна так похожа на пристальный глаз дракона,

       И, словно щит кочевника, так тверда и кругла.

       Всё оттого, что нет над войной закона.

       И над распаханной степью снова сгустилась мгла.

       И я говорю: смотри – это дети Твои, это дети

       Гибнут. И от имеющих силу спасения нет.

       Ненависть вырвалась, и весь мир ею бредит.

       Ты всемогущ. Так останови этот бред.

       Да святится имя Твое, мое да исчезнет имя!

       Но пока что я есть, буду молить до конца:

       Смилуйся над людьми – над детьми Твоими.

       Возьми мою жизнь. Но не отвращай лица.