Память о Второй мировой войне всё дальше уходит от реальности, но не от сути: ни одного сопоставимого по трагизму и экзистенциальной мощи события у нас нет и, надеемся, уже не будет. О том, почему важно сохранить историческую память и что происходит в этой сфере, поговорили участники Лектория СВОП, который прошёл онлайн 14 мая. Вёл дискуссию председатель Президиума СВОП, главный редактор журнала ？Россия в глобальной политике？ Фёдор Лукьянов. Предлагаем вам почитать краткие тезисы наших гостей. Мнения разные – Память одна.

       События последней пары недель показали, что тема исторической памяти не утратила актуальности, наоборот – в свете празднования 75-летия Победы она зазвучала в полную силу, несмотря на скомканный из-за пандемии характер годовщины. Тема жива и, по всей видимости, останется с нами надолго.

       Характер споров меняется – на Западе в центре внимания всё больше не сама война, а то, что было после, в частности, послевоенное мироустройство и его легитимность. До последнего времени казалось, что при всех противоречиях у постоянных членов Совбеза есть нечто, что всех объединяет, – Победа во Второй мировой войне. Это был консенсус, потому что особый статус ？пятёрки？ базировался на общем понимании итогов войны. Сейчас фактически ставится под сомнение и это.

       Этот праздник должен был стать чем-то особенным – последний юбилей, в котором в сколько-нибудь заметном количестве принимают участие очевидцы, участники Второй мировой: с их уходом война окончательно будет превращаться в миф. Но он стал ？особенным？ в другом смысле: пандемия внесла в празднование свои правки, ？размыла？ его, отменив парады, отправив миллионы людей в самоизоляцию.

       Как происходящее влияет на историческую память? Останется ли Вторая мировая война такой же близкой и реальной, как сейчас, или она будет замещена другими?

       Сражение с драконом Алексей Миллер,

       профессор Европейского университета в Санкт-Петербурге

       Надо признать, что мы промахнулись с темой Лектория (？Войны памяти: перемирие на время карантина?？): никакого перемирия не случилось, наоборот – произошла интенсификация противостояния.

       Чётче всего оно проявилось в совместном заявлении госсекретаря США Майкла Помпео и министров иностранных дел стран Восточной Европы, которое буквально свелось к следующему: мы, американцы, освободили Центральную и Восточную Европу, а Советы снова поработили её.

       Было также высказывание министра иностранных дел ФРГ Хайко Мааса, который в статье для журнала Spiegel заявил об исключительной вине Германии за события Второй мировой, нечто подобное сказал президент Германии Франк-Вальтер Штайнмайер. Эти заявления стали, по сути, ответом на резолюцию ЕС в сентябре 2019 года о важности европейской памяти (там ответственность за развязывание Второй мировой войны возлагалась на Германию и СССР).

       На пространстве Евразийского экономического союза тоже наблюдалось необычное: единственный парад прошёл в Минске, получилось, что Александр Лукашенко говорил от лица всего советского народа-победителя. Это произвело сильное впечатление.

       По понятным причинам сейчас в России намечается агрессивное противостояние ？коллективному Западу？ по теме исторической памяти. Продуктивность этого подхода вызывает сомнения.

       Во-первых, потому что на Западе есть разные мнения. Во-вторых, происходит интенсификация дебатов и смена повестки. Это наблюдается повсеместно. Например, раньше, если хотели испортить настроение Москве, то 8–9 мая обязательно вспоминали про Сталина или обиженных немецких женщин. В этом году эти традиционные темы звучали, но оказались на периферии. Сегодня в центре находятся ценностные вещи (кто принёс свободу). Акцент сместился с войны на послевоенное устройство.

       И тут надо быть внимательными: уж если мы начинаем разговор про ценности, то тут есть стабильный набор, с которым западный нарратив умеет качественно работать. И это будет игра на их поле. С переносом фокуса от войны на послевоенное время вопрос, например, ценности человеческой жизни уходит в тень, подменяясь ценностями свободы и борьбы за демократию.

       Эти тенденции только обозначились. Поэтому не надо торопиться, нужно внимательно проанализировать их, чтобы понять, кто может быть нашим союзником. Наша агрессивная реакция может как раз помешать бороться с теми тенденциями, которые нас не устраивают.

       Ещё одна важная вещь – практики коммеморации. Из-за коронавируса мы сильно сдвинулись в онлайн. Многие говорят, что восприятие войны меняется, если обсуждать её в соцсетях. Одно дело, когда это происходит офлайн – у памятника погибшим, на параде, и совсем другое – онлайн, где все разговоры об исторической памяти радикализуются, поскольку у пользователей занижена ответственность. Последний пример – какие-то негодяи во время недавней онлайн-акции ？Бессмертный полк？ прислали вместо портретов своих близких портреты нацистов. Они сделали это потому, что думали, что их не найдут и им ничего за это не будет. Надеюсь, что найдут и будет.

       И тем не менее один из относительно новых форматов коммеморации – онлайн-рассказ о своих родных, которые участвовали в войне, – оказался в этом году чрезвычайно действенным. Он дал нам ощущение общности, а это серьёзная вещь. Физическое участие в ？Бессмертном полке？ создавало эффект коллективности. А тут отдельные люди писали о своих родных, и их рассказы читали другие отдельные люди. Это говорит о существенных подвижках внутри страны.

       75-летие – не последний юбилей Победы. Впереди – 80 лет. Но только на нём будут присутствовать участники уже не самой войны, а подвига в тылу. Тема тыла уже занимает значимое место в музейных военных экспозициях.

       Наверное, можно говорить о том, что трагедийность войны уходит. Кинематографическая продукция на эту тему потеряла связь с реальностью. ？1917？, ？Т-34？ – фильмы, которые связаны со сказкой, с компьютерными играми, но не с реалиями Второй мировой.

       В Фейсбуке недавно развернулась дискуссия по поводу того, можно ли наряжать детей в форму времён Второй мировой войны. Один из участников сказал, мол, ну мы же даём детям игрушечный меч, чтобы они сражались с драконом. Почему нельзя надеть форму?

       Вторая мировая война превращается в сражение с драконом…

       Никогда больше! Екатерина Махотина,

       научный сотрудник департамента Восточноевропейской истории Боннского университета

       Германия всегда позиционировала себя как чемпиона по переработке трудного прошлого. Это имидж, который она себе создаёт. В официальных речах звучит один и тот же призыв в отношении войны и холокоста: ？Никогда больше!？. Сегодня это направлено и против возрождающегося национализма.

       Что нужно знать о современной политике памяти в Германии:

       Во-первых, официальная Германия не следит пристально за войнами памяти, которые разворачиваются в Евросоюзе. Ей не так важно, кто является жертвой чего (коммунизма или тоталитаризма), – главное: ？никогда больше!？.

       Во-вторых, в Германии можно наблюдать сплетение актуальной политики и политики памяти. Отношение к России, например, очень сильно зависит от политики памяти. Но сейчас мы всё чаще слышим призыв десоветизировать жертв войны, разбив их на национальные категории. То есть происходит этнизация жертв.

       В-третьих, есть официальная (монументальная) и социальная (бытовая) память, и это совершенно разные вещи. Многие мои студенты просто не знают, что каждый день они проходят мимо кладбища жертв Второй мировой войны.

       Сегодняшняя политика идентичности в Европе сводится к простой вещи – страна встаёт на позицию жертвы тоталитарных систем. Эту линию проводит политический истеблишмент. Но тоталитарная парадигма, например, в Литве или Польше, ставится под вопрос историками. В Германии ни один учёный не ставит под сомнение вину своей страны в развязывании войны. Историки, несомненно, влияют на политику памяти, поскольку они присутствуют в комиссиях, отвечают за содержание учебников и так далее. Я бы не списывала их со счетов.

       Память о Второй мировой войне ещё долго будет оставаться живой в Германии. Но надо понимать, что центр этой памяти – холокост. Остальные аспекты войны, например, война на уничтожение на Восточном фронте, такой роли не играет, и знание об этом далеко не так распространено.

       Ушла Большая война, и пришла УПА Георгий Касьянов,

       заведующий отделом новейшей истории и политики Института истории Украины Национальной академии наук Украины

       Если говорить о политике памяти на Украине, то тренда, основной линии сейчас просто нет. Есть зигзагообразное движение – от плюрализма до националистических настроений.

       Когда Владимир Зеленский вступил в должность президента, его первое системное заявление, которое он сделал на эту тему, было адресовано Израилю: он попросил признать голодомор геноцидом. Этого от него никак не ожидали. Следующим шагом было новогоднее обращение, в котором он попытался сформулировать плюралистическую идею – какая, мол, разница, под каким памятником встречаться и по каким улицам ходить. На это граждане ему ответили флешмобом в фейсбуке: ？Мне не всё равно？.

       Памятники войны у нас декоммунизируются, сносятся. Нарратив Победы не трогают с 2015 года, как его стали отмечать 8 мая. В 2017 году георгиевская ленточка удостоилась отдельного закона – она запрещена, красные флаги – тоже запрещены. Недавно человек (безработный) получил год условно за то, что вышел мыть витрину в старой футболке с изображением герба Советского Союза. Самое весёлое, что приговор вынес Дзержинский районный суд Кривого Рога. Это мой любимый анекдот теперь.

       Вообще, сейчас проводится рыхлая политика в отношении исторической памяти, особенно если сравнивать с политикой предыдущего президента. Нет чёткого понимания, что будет дальше.

       Что более-менее понятно. Во-первых, есть официальный стандарт, который представляет Украину как жертву двух тоталитаризмов, со всеми вытекающими последствиями. Вторая история: у нас ушла Большая война, и пришла Украинская повстанческая армия – теперь акцент на неё. Третье – у нас серьёзное региональное разделение: Восточная Украина – большая война и Западная – националистическая война, культ СС ？Галичина？. К этому уже все привыкли.

       Разумеется, со временем восприятие войны будет лакироваться. Но и разделение никуда не денется: думаю, следующая годовщина тоже принесёт нам новые столкновения между сторонниками советской и националистической версии Второй мировой.

       Время и место имеют значение Ольга Малинова,

       главный научный сотрудник ИНИОН РАН

       Из-за пандемии дата празднования 75-летия Победы была перенесена. И, наверное, понятно, на какое число.

       Недавно в России были приняты поправки в закон ？О днях воинской славы и памятных датах России？, и теперь окончание Второй мировой войны будет праздноваться не 2-го, а 3 сентября. Во времена Советского Союза 3 сентября отмечали победу СССР над Японией, и вплоть до 1947 года этот праздник был нерабочим днём.

       Но практику невозможно создать из ничего. В случае 75-летия Победы очень многое зависело от даты и места. Хотя пандемия изменила даже народные практики коммеморации: например, в онлайн попытались перенести георгиевскую ленточку.

       Две опоры легитимации власти в России – это Великая Отечественная войн и память о лихих 90-х. После пандемии и в условиях социально-экономического кризиса вторым вряд ли удастся пользоваться – потому что аллюзий с современностью будет много.

       В России не произойдёт отмирания исторической памяти, поскольку наша идентичность строится вокруг этой войны. Меняется модус коммеморации, это факт. Во время моего детства День Победы был праздником ветеранов, и было неприлично к ним ？примазываться？, надевать военную форму и так далее. Это считалось кощунством. Сейчас это уже норма.

       Онлайн-протез исторической памяти Андрей Тесля,

       старший научный сотрудник Academia Kantiana Института гуманитарных наук Балтийского федерального университета (Калининград)

       75-летие Победы – это история про последний юбилей с отсылкой к реальным участникам Второй мировой войны, это история про смазанность (из-за пандемии), про потерю этого юбилея – ведь другого уже не будет.

       Использование онлайн-протеза, соцсетей для освежения исторической памяти – это принципиально другая форма. Демонстрация фотографий, рассказ другим людям о своих родных – это история про получение отклика, история ？про меня？, а не про физическое соприсутствие на параде – когда ты одновременно являешься и участником, и зрителем. Соприсутствие, ощущение реальности войны невозможны через эту замену онлайн.

       И если ситуация вынужденной разобщённости будет не кратковременной, пауза затянется, это будет иметь масштабные последствия.

       Тем не менее пандемическая пауза может стать продуктивной для России. Появилась возможность сменить репертуар действий с помощью этой цезуры, которая неожиданно возникла. Вообще, для всех основных участников противостояний памяти сейчас наступил момент предложения новых тем и образов.

       Тем более, что, вероятно, мы наблюдаем закат постялтинской эпохи. Можно говорить о сохранении преемственности, привычных образов памяти. Но здесь стоит помнить не только о множественности акторов и о том, что они действуют здесь и сейчас, – важнее, что каждый из них обладает собственным прошлым. И ценность заключается не в сегодняшнем политическом контексте, а в том, что из этого является частью того мира, на который он проецируется.

       Этот Лекторий СВОП состоялся в рамках проекта ？Лаборатория исторической памяти？, который реализуется совместно Советом по внешней и оборонной политике и Фондом поддержки публичной дипломатии имени А.М. Горчакова. Видео дискуссии можно будет посмотреть через несколько дней.

       Материалы по теме 75 лет Победе: взгляд из Азии. Прямой эфир СЛАДКОВ ПРОТИВ ЧАПАЕВА БИТВЫ ЗА ИСТОРИЧЕСКУЮ ПАМЯТЬ В XXI ВЕКЕ Живое и мертвое Лекторий СВОП: ？Нам ещё повезло с коронавирусом？ Zemanta

       Tweet

       Метки: войны памяти, вторая мировая война, идентичность, историческая память, коммеморация