Опубликовано в журнале Дружба Народов, номер 11, 2021
Вряд ли можно выделить одну книгу, в детстве оказавшую на тебя такое влияние, какое могло бы определить будущую жизнь. Таких книг обычно много. Книги и действительно формируют нас, иногда очень причудливо.
Сколько помню себя — я всегда был в обнимку с книгой. Читать я научился рано, года в четыре плюс-минус — и все норовил, по словам родителей, бросив игрушки, взяться за ？Мурзилку？ либо ？Весёлые картинки？.
Первые мои книги — ？Приключения Чиполлино？ и ？Золотой ключик？. Их читал мне, трехлетке, мой романтический герой, дед со стороны папы, человек необычайный, в молодости — герой-разбойник, в зрелости — герой войны. Деда я воспринимал тогда только в связи с Чиполлино и Буратино и все донимал старика, оставаясь дома под его приглядом: ？Дед, читай!？ И дед читал. Восьмиметровая комнатка, в которой мы жили на Садово-Кудринской, светилась солнечным светом, золотым, дрожащим, приторно пахнущим старым медом, в открытое окно влетали крики старьевщика — старье-е-е бере-е-ем! — а дед садился со мной рядом и читал — о справедливой борьбе мальчика-луковки или о проказах деревянного сорванца, — так здорово! и когда я болел, когда мучил меня злобный отит, дед так же садился на мою постель и, утишая боль внука, читал… а потом уж я сам стал читать и очень любил, помнится, ？Робинзона Крузо？, стойко сражавшегося, как сейчас понимаю, с пустотой бытия и грядущею тьмой.
Лет в восемь уже забирался я в домашний ковчег — то был круглый стол, крытый большой, свисавшей почти до пола скатертью, — залезал под стол с Робинзоном, который с первых страниц книги стал моим другом и, подсвечивая текст карманным фонариком, читал… а фонарик… фонарик был старинный, прямоугольный, с большой квадратной батарейкой и толстой линзой — его подарил мне дед… история фонарика связана у меня с книгами, а привез его дед из польской в те годы Белоруссии, — происхождение свое он, то есть фонарик, вел из Лиды конца двадцатых, когда дед прекратил свою фантастическую деятельность лидского Робин Гуда и стал заниматься полулегальными аферами в сфере землепользования и поветного строительства, оформляя кредиты на это дело в Виленском земельном банке. Он и до сих пор жив, тот фонарик, сделанный в США на заводе, между прочим, белорусского эмигранта Конрада Хьюберта, в родной стране носившего имя Акиба Горовиц.
С помощью фонарика спустя год-два после ？Робинзона？ я читал — уже под верблюжьим одеялом, чтоб не заметили родители, спавшие совсем рядом, — ？Пятнадцатилетнего капитана？, ？Без семьи？, ？Последнего из могикан？, ？Всадника без головы？ и уж не помню что, но много, запоем, без остановок, передышек и перерывов. Это была, конечно, болезнь, высокая болезнь. Родители, глядя в мои воспаленные глаза, подумывали о визите к офтальмологу, но я отбивался как мог и по-прежнему читал-читал-читал.
В школе, классе в третьем-четвертом, я читал, держа книгу под партой, пренебрегая уроком и рассказами учителя, и то были уже не только ？Легенды и мифы Древней Греции？, но и ？Рыжик？ Свирского, ？Динка？ Осеевой, ？Кондуит и Швамбрания？ Кассиля.
Еще подросши, читал ？Дон Кихота？, ？Путешествия Гулливера？ и толстенные романы Диккенса.
Свифта я воспринимал тогда как приключенческого писателя, хотя он и казался мне тяжелым; сейчас, повзрослев и немного осмыслив мир, я понимаю причину: идеология сатирика, несмотря на все его хохмы и парадоксальный юмор, была пессимистичной и отчасти упаднической, я интуитивно не принимал ее. То ли дело победительный посыл ？Робинзона Крузо？! Человек преобразовывал мир вокруг, сражался с природой, с обстоятельствами, с одиночеством, страхом. И всегда побеждал.
И когда уже почти взрослым, лет в восемнадцать я взялся за Фолкнера, тогда, наверное, и пришло ко мне окончательное понимание: человек всегда должен побеждать. Тем более, это подтвердил сам Фолкнер, сказав в своей Нобелевской речи: ？Я верю в то, что человек не только выстоит, — он победит？.
Я еще не служил в армии, не видел жизни, не совершал ошибок, но сердцем, кожей, нервами и, наверное, душой чувствовал: человек победит потому лишь, что он способен страдать и со-страдать, он умеет жалеть, протягивать руку помощи, жертвовать собой, он знает, что есть такое надежда, мужество, воля, он может быть альтруистом, может проявлять эмпатию, бескорыстно любить, преодолевать гордыню и страх —
и даже страх смерти.
Были прекрасные книги. Самая маленькая — выгоревшая, зеленая, с потускневшей картинкой на обложке. Она начиналась такими словами: В глубокой песчаной ложбинке, Где летняя травка свежа, Привольно живётся Ежинке, Единственной...