Стихи
Опубликовано в журнале Новый Журнал, номер 316, 2024
* * *
Переходить из сновидений в тот,
Который параллельный, научился,
Когда был жизнью, как пиджак, потёрт,
Не говоря про чеховского Фирса.
Фирс тут при чем? С вопросами потом,
А лучше никогда. Не пил три года,
Дверь в зазеркалье открывал ключом,
Оттуда на меня сверкала кодла
Таких чудовищ, отшатнись, мираж.
Так есть ли после смерти жизнь? Не помню.
Сказал и вышел, выхватив пейзаж:
Закат с куста смотрел на колокольню.
И свет помятый лез за воротник
Глухого леса, занырни – не выйдешь:
Там к мандрагоре вьется змеевик,
Там в ？тихо-тихо？ поневоле вникнешь.
…К реке спустился. Свыкся с тишиной,
Закрыл глаза: земля была безвидна
И Божий Дух носился над водой…
И сказки по воде писались слитно.
НАКРЫТЫ СЧАСТЬЕМ
Кощей размером с муравья,
Яга размером с муху,
Куда вы тащите слова
Мои, хватает духу?
Вам хватит сил отнять любовь
В них скрытую, такую,
Которой – червь – не прекословь,
Которая вживую
Строфой за каждого стоит,
В которой дождь и лето,
И запах трав, и свежий мирт,
И нечто вообще-то,
И почему-то, и зачем,
Светило с городами,
С картинкой ангела Эдем,
И Астарот с грехами
Смеется так, что стул упал,
Перевернулось пламя,
Заткнулся телесериал,
Возникла пентаграмма,
Закат рассыпал перец над
Вообразимым лесом,
Младенец облаком был взят
На воспитанье… Чейзам
Хватило жуликов и тех,
Кто их на свет выводит,
Кто самый лучший не для всех?
Пусть на него нисходит
Святая солнца благодать,
А мне оставьте слово
И роз распахнутую рать,
И что-то от иного,
Того, что знаю не всегда,
Того, что входит в сердце,
Накрыты счастьем города,
Мой ключ подходит к дверце.
Из пекла вытащу строфу,
Покрою лаком рая.
Дождь тянет музыку Ду Фу,
Резвяся и играя.
РАЗНОЕ 1.
Я кушал фрукты и драконов
В обманчивом Вьетнаме,
Луну на тысячу лимонов
Я нарезал руками…
Я стадом древних обезьян
Обсмеян был в Ханое,
Мне улыбался наркоман:
Обличье озорное.
Я шел на красный светофор,
Как записной вьетнамец,
В башке крутился местный вздор,
Пылал рекламный глянец.
Я окунался в Астану:
В ней возникал стихами.
За что мне эта жизнь? А ну,
Ответьте городами.
Теперь я стар и болен так,
Что доктора руками
Разводят… Расцветает мак
Под нашими домами.
Мой ангел кодекс соблюдя,
Отвел от бесов душу,
Я жил на дудочке дудя,
Порой на всю катушку.
Я буду чистым уходить,
И всё. И всё такое.
Позвольте как-нибудь дожить
Вы, племя молодое.
Позвольте вывернуть карман:
Я тоже жил на свете.
Ты слышишь, в синем блеске вран,
Ты слышишь, ангел смерти?!
РАЗНОЕ 2.
Художник Батюшков писал
Мне стих, как житель рая.
Меня Жуковский обнимал,
Страшилками пугая.
Всё по-немецки: was ist das
И всякое такое…
Виниловый крутился пласт,
И племя молодое
Читало Пушкина взахлеб
И Вяземского тоже.
Несли иные чей-то гроб,
Ты это видел, Боже?
В сверхдальнозоркие (прикинь)
Приборы марсиане
Всё это видели… Богинь
(Ну как на биеннале)
Они показывали нам,
А мы не возражали,
И марсианский пел Адам,
Для Евы те печали,
Которые знакомы мне,
Да и тебе, товарищ,
Мерцало нечто в вышине,
Как лампы обиталищ,
В которых, может быть, и мы
По смерти очути？мся,
И слышал я: поют псалмы
Все те, которым снимся…
…Нас марсиане не хотят,
И, видимо, так надо.
Сквозь рай сквозит не Дантов ад,
А только святость сада.
* * *
Стараюсь на плаву держаться, но –
Кто говорит, что скоро я на дно
Отправлюсь? Ну, конечно, личный призрак.
Волочится за мною по ночам,
Врет мастерски, и шлет по адресам:
Рукой подать до панночек нечистых.
Не в зеркало, а в зазеркалье он
Глядится вечерами, так влюблен
В своих, но – говорит совсем другое.
И если он ублюдок? Кто же я?
Мы как две капли? Хуже: не друзья.
Что между нами? Что-то потайное?
Вот он завис на торцевой стене,
В зеленом свете, в голубом огне
Мерещится, за ним есть третий кто-то…
В сомнамбулу я превращаюсь и –
Вздремнул, проснулся – в цвет картошки фри
Луна стоит на страже Бегемота
Библейского, и обещает что
Всё будет хуже? Что за колдовство?
Мне ничего (не заливай) не надо.
Ни женщин нет, нет давешних друзей,
Пожалуй, самый верный друг – Морфей,
Кто подтвердит? Спросите дубликата.
Пока он дышит – в памяти музей
Открыт до петухов, сведу？щ дисплей:
Каким подонком выглядишь ты сам-то?
Взгляни в свои бесславные дела,
А вот и та, которая дала,
Но вовремя погасла, точно лампа.
Цветочки это? Ягодки, дружок,
Всё это, кореш, – волчий пирожок,
Слетевшего с катушек явный признак,
Язвительность, абсурд и матерок…
По сути дела, ？виртуальный морг？,
Вот что тебе показывает призрак.
ЧЕРНЫЙ ЗАЯЦ
Зимою сердце смотрит черным зайцем
На белый колер, стойкий лёд реки,
На девочку: гуляет с африканцем,
Похожим на Степаныча* стихи.
Эндемик мексиканских захолустий
Твой черный заяц, не черней детей
Гекаты, что в пальто из нежной грусти
Невдалеке от стылых галерей
Деревьев, опустивших руки в зиму,
А корни в подземелья, где живут,
Стучат и спят, и мнут цветную глину
Не хоббиты, а гномы, стерегут
Сосуд волшебный – золото и яшма…
Зимою кайфно в кресле подремать
Над книгою Алжира, что миражна,
Над словом, крылышкующим в тетрадь.
Зима глядит недетскими глазами
На слабый мир, на крепкий лед реки
И падает за белыми церквями
От смеха, принимая за такси
？Паджеро？ с заболевшим ？мандарином？
И лекарем с пилюлями в руке.
А рядом персонаж с лицом гусиным
И огонек томится в погребке:
Глинтвейн на травах и медовый бренди,
И кутают тоску, и ждут других,
И черный заяц в старой киноленте
Мелькает на экранах сетевых.
Теперь смотри: Геката машет дланью,
Луна краснее колера лисы.
…Зимою сердце, видимо, за гранью
Какой-то там нейтральной полосы.
* * *
Ну вот и троллинг кролика, а кто
У нас сегодня кролик? Их немало.
Из дома выйдешь: волк в полупальто,
В глазах огни бесцветного кошмара.
Вот потому и некому сказать…
А что сказать, попробуй догадайся
И запиши, как максиму в тетрадь,
В постыдно-мерзком демонам сознайся.
И сам ты заяц, чем вам заяц не
Потрафил (угости меня морковкой!),
По улице идешь, а там в огне
Сапфирный тигр, а подле тварь с винтовкой,
Вот потому и некого обнять,
Хорошее сказать, позвать на кофе,
По старой ссылке прочитать ？Кровать
Летающую？ и – на полуслове
Себя поймать. Такая полоса…
Такое многоточие, прикинь-ка:
Вчера по Маховой прошла лиса,
Сегодня по Тверской собака Динго.
Кого водила? Ела эскимо,
Скорей лизала, сам ты черт в квадрате,
Кому такое написать письмо,
Чтоб стало лучше в этом снегопаде.
Ну да, я позабыл вам написать,
Что снег с утра засыпал всё, что можно.
Вот потому и некого обнять,
К тому ж без алкоголя слишком тошно.
Не так ли, повелитель Саваоф?
Не так ли, искуситель Мефистофель?
Пускай я буду кролик, я готов,
Перехожу на травку и картофель.
Такая вот раскладка, не хочу
Я больше ни-че-го и флаг мой белый
Я завещаю лучшему врачу…
Пускай другой везучий и умелый
Напишет вам зеленые слова,
Ну, а меня чудовищ гневных стая
Раздавит в переулке, как червя, –
Легко, играя.
________________________
* Николай Гумилев
* * *
Переходить из сновидений в тот,
Который параллельный, научился,
Когда был жизнью, как пиджак, потёрт,
Не говоря про чеховского Фирса.
Фирс тут при чем? С вопросами потом,
А лучше никогда. Не пил три года,
Дверь в зазеркалье открывал ключом,
Оттуда на меня сверкала кодла
Таких чудовищ, отшатнись, мираж.
Так есть ли после смерти жизнь? Не помню.
Сказал и вышел, выхватив пейзаж:
Закат с куста смотрел на колокольню.
И свет помятый лез за воротник
Глухого леса, занырни – не выйдешь:
Там к мандрагоре вьется змеевик,
Там в ？тихо-тихо？ поневоле вникнешь.
…К реке спустился. Свыкся с тишиной,
Закрыл глаза: земля была безвидна
И Божий Дух носился над водой…
И сказки по воде писались слитно.
НАКРЫТЫ СЧАСТЬЕМ
Кощей размером с муравья,
Яга размером с муху,
Куда вы тащите слова
Мои, хватает духу?
Вам хватит сил отнять любовь
В них скрытую, такую,
Которой – червь – не прекословь,
Которая вживую
Строфой за каждого стоит,
В которой дождь и лето,
И запах трав, и свежий мирт,
И нечто вообще-то,
И почему-то, и зачем,
Светило с городами,
С картинкой ангела Эдем,
И Астарот с грехами
Смеется так, что стул упал,
Перевернулось пламя,
Заткнулся телесериал,
Возникла пентаграмма,
Закат рассыпал перец над
Вообразимым лесом,
Младенец облаком был взят
На воспитанье… Чейзам
Хватило жуликов и тех,
Кто их на свет выводит,
Кто самый лучший не для всех?
Пусть на него нисходит
Святая солнца благодать,
А мне оставьте слово
И роз распахнутую рать,
И что-то от иного,
Того, что знаю не всегда,
Того, что входит в сердце,
Накрыты счастьем города,
Мой ключ подходит к дверце.
Из пекла вытащу строфу,
Покрою лаком рая.
Дождь тянет музыку Ду Фу,
Резвяся и играя.
РАЗНОЕ 1.
Я кушал фрукты и драконов
В обманчивом Вьетнаме,
Луну на тысячу лимонов
Я нарезал руками…
Я стадом древних обезьян
Обсмеян был в Ханое,
Мне улыбался наркоман:
Обличье озорное.
Я шел на красный светофор,
Как записной вьетнамец,
В башке крутился местный вздор,
Пылал рекламный глянец.
Я окунался в Астану:
В ней возникал стихами.
За что мне эта жизнь? А ну,
Ответьте городами.
Теперь я стар и болен так,
Что доктора руками
Разводят… Расцветает мак
Под нашими домами.
Мой ангел кодекс соблюдя,
Отвел от бесов душу,
Я жил на дудочке дудя,
Порой на всю катушку.
Я буду чистым уходить,
И всё. И всё такое.
Позвольте как-нибудь дожить
Вы, племя молодое.
Позвольте вывернуть карман:
Я тоже жил на свете.
Ты слышишь, в синем блеске вран,
Ты слышишь, ангел смерти?!
РАЗНОЕ 2.
Художник Батюшков писал
Мне стих, как житель рая.
Меня Жуковский обнимал,
Страшилками пугая.
Всё по-немецки: was ist das
И всякое такое…
Виниловый крутился пласт,
И племя молодое
Читало Пушкина взахлеб
И Вяземского тоже.
Несли иные чей-то гроб,
Ты это видел, Боже?
В сверхдальнозоркие (прикинь)
Приборы марсиане
Всё это видели… Богинь
(Ну как на биеннале)
Они показывали нам,
А мы не возражали,
И марсианский пел Адам,
Для Евы те печали,
Которые знакомы мне,
Да и тебе, товарищ,
Мерцало нечто в вышине,
Как лампы обиталищ,
В которых, может быть, и мы
По смерти очути？мся,
И слышал я: поют псалмы
Все те, которым снимся…
…Нас марсиане не хотят,
И, видимо, так надо.
Сквозь рай сквозит не Дантов ад,
А только святость сада.
* * *
Стараюсь на плаву держаться, но –
Кто говорит, что скоро я на дно
Отправлюсь? Ну, конечно, личный призрак.
Волочится за мною по ночам,
Врет мастерски, и шлет по адресам:
Рукой подать до панночек нечистых.
Не в зеркало, а в зазеркалье он
Глядится вечерами, так влюблен
В своих, но – говорит совсем другое.
И если он ублюдок? Кто же я?
Мы как две капли? Хуже: не друзья.
Что между нами? Что-то потайное?
Вот он завис на торцевой стене,
В зеленом свете, в голубом огне
Мерещится, за ним есть третий кто-то…
В сомнамбулу я превращаюсь и –
Вздремнул, проснулся – в цвет картошки фри
Луна стоит на страже Бегемота
Библейского, и обещает что
Всё будет хуже? Что за колдовство?
Мне ничего (не заливай) не надо.
Ни женщин нет, нет давешних друзей,
Пожалуй, самый верный друг – Морфей,
Кто подтвердит? Спросите дубликата.
Пока он дышит – в памяти музей
Открыт до петухов, сведу？щ дисплей:
Каким подонком выглядишь ты сам-то?
Взгляни в свои бесславные дела,
А вот и та, которая дала,
Но вовремя погасла, точно лампа.
Цветочки это? Ягодки, дружок,
Всё это, кореш, – волчий пирожок,
Слетевшего с катушек явный признак,
Язвительность, абсурд и матерок…
По сути дела, ？виртуальный морг？,
Вот что тебе показывает призрак.
ЧЕРНЫЙ ЗАЯЦ
Зимою сердце смотрит черным зайцем
На белый колер, стойкий лёд реки,
На девочку: гуляет с африканцем,
Похожим на Степаныча* стихи.
Эндемик мексиканских захолустий
Твой черный заяц, не черней детей
Гекаты, что в пальто из нежной грусти
Невдалеке от стылых галерей
Деревьев, опустивших руки в зиму,
А корни в подземелья, где живут,
Стучат и спят, и мнут цветную глину
Не хоббиты, а гномы, стерегут
Сосуд волшебный – золото и яшма…
Зимою кайфно в кресле подремать
Над книгою Алжира, что миражна,
Над словом, крылышкующим в тетрадь.
Зима глядит недетскими глазами
На слабый мир, на крепкий лед реки
И падает за белыми церквями
От смеха, принимая за такси
？Паджеро？ с заболевшим ？мандарином？
И лекарем с пилюлями в руке.
А рядом персонаж с лицом гусиным
И огонек томится в погребке:
Глинтвейн на травах и медовый бренди,
И кутают тоску, и ждут других,
И черный заяц в старой киноленте
Мелькает на экранах сетевых.
Теперь смотри: Геката машет дланью,
Луна краснее колера лисы.
…Зимою сердце, видимо, за гранью
Какой-то там нейтральной полосы.
* * *
Ну вот и троллинг кролика, а кто
У нас сегодня кролик? Их немало.
Из дома выйдешь: волк в полупальто,
В глазах огни бесцветного кошмара.
Вот потому и некому сказать…
А что сказать, попробуй догадайся
И запиши, как максиму в тетрадь,
В постыдно-мерзком демонам сознайся.
И сам ты заяц, чем вам заяц не
Потрафил (угости меня морковкой!),
По улице идешь, а там в огне
Сапфирный тигр, а подле тварь с винтовкой,
Вот потому и некого обнять,
Хорошее сказать, позвать на кофе,
По старой ссылке прочитать ？Кровать
Летающую？ и – на полуслове
Себя поймать. Такая полоса…
Такое многоточие, прикинь-ка:
Вчера по Маховой прошла лиса,
Сегодня по Тверской собака Динго.
Кого водила? Ела эскимо,
Скорей лизала, сам ты черт в квадрате,
Кому такое написать письмо,
Чтоб стало лучше в этом снегопаде.
Ну да, я позабыл вам написать,
Что снег с утра засыпал всё, что можно.
Вот потому и некого обнять,
К тому ж без алкоголя слишком тошно.
Не так ли, повелитель Саваоф?
Не так ли, искуситель Мефистофель?
Пускай я буду кролик, я готов,
Перехожу на травку и картофель.
Такая вот раскладка, не хочу
Я больше ни-че-го и флаг мой белый
Я завещаю лучшему врачу…
Пускай другой везучий и умелый
Напишет вам зеленые слова,
Ну, а меня чудовищ гневных стая
Раздавит в переулке, как червя, –
Легко, играя.
________________________
* Николай Гумилев