Кризис наступает тогда, когда старый порядок уже умирает, а новый еще не готов родиться. В этот период появляется много токсичных образований[1]

       Кофи Аннан (цитата А. Грамши), Генсек ООН

       Таким новым ？токсичным образованием？ в период перехода от ？односистемной？ мировой модели к ？многосистемной？ модели, от доминирования одной цивилизации к развитию нескольких цивилизаций, от универсализма — к уникальным особенностям каждой ЛЧЦ становится в переходный период глобальная ？Военно-силовая стратегия западной ЛЧЦ？.

       В этой связи встает со всей неизбежностью вопрос о ？точке отсчета？, а именно, когда начинает развиваться сценарий МО в соответствии со стратегией западной ЛЧЦ, и насколько объективно способны воспринять эту угрозу правящие элиты различных ЛЧЦ и государств.

       Если говорить о способности объективного восприятия угрозы реализации подобного сценария МО, то, к сожалению, следует признать, что далеко не все правящие элиты способны и готовы это сделать сегодня. По целому ряду соображений, но, прежде всего, политическим: мало кому удобно говорить о нарастающем противостоянии в военно-силовой области потому, что неизбежно надо выступать против этого развития событий. Это означает, что на практике нужно выступать против США и целого ряда лидеров западной ЛЧЦ.

       Очень похоже, что столкновение локальных цивилизаций не просто неизбежно, но уже началось: западная ЛЧЦ хочет, во что бы то, ни стало, уже не просто сохранить свое господство, но и подчинить себе другие. Более того, правящая элита Запада уже начала — системно и последовательно — этот глобальный процесс. Поставки западных ВиВТ на Украину это фактически военное участие (пусть и ？опосредованное？, как говорят на Западе)[2] в цивилизационном конфликте.

       Вместе с тем, крайне маловероятно, что изменение в соотношении мировых сил, с одной стороны, и попытки западной ЛЧЦ сохранить сложившуюся военно-политическую и финансово-экономическую систему силовыми средствами, с другой, не приведут к войне.

       В современном международном контексте исключительно невоенные сценарии развития МО никак нельзя включить в число наиболее вероятных. Вопрос стоит лишь о ？доле？ собственно военной силы и других инструментов ？жесткой силы？ в общей силовой компоненте этой войны будущего. И в том, что сегодня понимается под ？жесткой силой？ и военной силой.

       На этот счет есть существенные разногласия, которые можно в целом отнести к политической культуре XX века (и предыдущих эпох) и современности. Традиционно ？жесткая сила？ (военная сила) понималась как применение вооруженного насилия в противовес политико-дипломатическим и иным инструментам политики (？мягкой силы？). В XXI веке, однако, произошло их слияние, синтез, в результате которого появился третий вариант — ？принуждение？ (？the power to coerce？). Он включает все силовые и военно-силовые средства, в том числе набор средств публичной дипломатии, которая ранее ？по определению？ относилась к ？мягкой силе？, а сегодня стала уже ？принуждением？ (как, например, подготовка и поддержка экстремистов и террористов).

       В этой связи под категорию силовых, но не военных средств попадает очень широкий набор инструментов политики, который традиционно и формально не относится к ？жесткой силе？. Это означает, что в XXI веке к традиционному набору ？жесткой силы？ можно отнести масштабные — региональные и глобальные — войны. Вот как это видит бывший советник НГШ полковник И. Попов[3].

       Таким образом, спектр и масштабы применения ？жесткой силы？ (масштабной войны) снижаются. И наоборот — военной силы в другой форме — увеличиваются.

       Очень приблизительно эту ？долю？ можно показать в виде следующей таблицы.

       Таким образом, можно констатировать, что роль ？жесткой силы？ в международных делах будет неуклонно возрастать в качестве обеспечения эффективности других силовых средств.

       Поэтому наиболее вероятным сценарием развития МО на перспективу до 2050 года является сценарий постепенной эволюции силового противоборства западной ЛЧЦ с другими ЛЧЦ, прежде всего российской, в вооруженную борьбу за сохранение существующей подконтрольной Западу финансово-экономической и военно-политической системы в мире. Поэтому начало XXI века знаменует собой завершение периода относительно мирного господства США, который вызвал определенную ？стратегическую паузу？, с одной стороны, и начало периода открытого военного реванша со стороны США, — с другой. К настоящему моменту США отчетливо продемонстрировали, что не готовы отказаться от выгодной политической монополии на военную силу и власть в условиях изменения глобального соотношения сил. Это означает, что для них и для Запада в целом, по сути дела, стало неважно какими способами заставить Россию принять навязываемые ей ？правила игры？ и поведения в мире[4].

       Когда речь идет о готовности ？использовать любые средства？, это означает только одно: готовность использовать, в том числе любые военные средства. Спектр этих средств в наше время не просто достаточно, но чрезвычайно широк. По сути дела границы между военными и мирными средствами уже не существует, а значит, нет и границы между войной и миром. Нет границы не только между МО и ВПО, но и СО, что, конечно же, требует своего политического признания, ибо находится далеко от традиционных политических представлений о политике, дипломатии и войне. Именно эта особенность ？гибридного？ характера силовой политики, когда формально невоенные средства превратились в оружие, является главной особенностью международной обстановки во второй половине XX и начале XXI века. В реальности за все эти годы погибло более 7 млн человек, без войны или военного конфликта в мире прошло несколько недель, а всего таких войн и военных конфликтов было около 200. Если такая характеристика МО и ВПО называется ？миром？, то, что же тогда следует называть ？войной？?

       Именно поэтому во втором десятилетии XXI века можно говорить (в переходный период от господства одной ЛЧЦ к усилению влияния нескольких) ？об усилении такого ？нового токсичного образования？ как ？мирная стратегия？ западной ЛЧЦ, которая в своей основе предполагает наращивание всех силовых, в т.ч. военных компонентов.

       Можно уже, например, говорить о том, что формирование не только ВПО, но и МО происходит с учетом и под непосредственным влиянием новейших современных реалий СО, т.е. фактически уже ведущейся против РФ сетецентрической войны со стороны западной ЛЧЦ. Иначе говоря,

       классическая формула ？война — продолжение политики насильственными средствами？ уже во многом устарела, а точнее — стала очень узкой трактовкой. Война — не только продолжение политики, но и ее составная часть даже в относительно ？мирное？ время. Иначе говоря, формула Оруэлла ？Мир — это война？ стала реальностью. Сегодняшняя МО, характеризуемая войнами и военными конфликтами, называется ？Миром？.

       Надо наконец-то признать тот факт, что сегодня не существует четкой грани между политикой и войной, начало которой до сих пор признается в том случае, когда войска формально переходят границу, захватывают территории, масштабно используют военную силу, наконец, политики объявляют войну, а дипломаты разрывают отношения. Сегодня все эти атрибуты войны существуют во время ？мирного？ политического процесса, когда ？партнеры？ ведут переговоры, продолжают сотрудничество в некоторых областях и т.д. Так, Россия помогает сопротивлению на Донбассе, одновременно предоставляя кредиты Киеву и не прекращая поставки газа. Именно такой ？оптимистичный？ вариант сценария глобального противоборства западной ЛЧЦ с Россией представляется очень вероятным. По сути, он явится пролонгацией реализуемого сегодня сценария с той разницей, что элементов сотрудничества останется в будущем еще меньше, а военного противоборства — больше.

       >>Полностью ознакомиться с аналитическим докладом А.И. Подберёзкина "Стратегия национальной безопасности России в XXI веке"<<

       [1] Цит. по: Макконнелл Б. Сетевое общество и роль государства / Россия в глобальной политике. 2016. Март – апрель. — №2. — С. 137.

       [2] Верхоянцев А. Приметы третьей мировой войны / Эл. ресурс: ？ЦВПИ？ / http://eurasian-defence.ru. 2015. 2 марта.

       [3] Попов И.М. ？Война это мир: невоенные аспекты обеспечения безопасности государства？ / Конференция ？Современные аспекты международной безопасности？. — М.: МГИМО–Университет, 2014. Апрель.

       [4] Стратегическое прогнозирование международных отношений: кол. монография / под ред. А.И. Подберезкина, М.В. Александрова. — М.: МГИМО–Университет, 2016. — С. 61–73.

       10.04.2017