В 1990 году в России наступила эпоха гласности. Однако в отношениях с поляками гласность касалась только документов, выгодных Варшаве. Например, в ноябре 1939 года все материалы, связанные с трофейным польским оружием массового поражения, получили в советских архивах гриф ？Сов. секретно？. Этот гриф сохранился до сих пор.

       Наследники Пилсудского снова на коне Польские политики и СМИ фабрикуют чудовищные измышления против России, обвиняют СССР в развязывании Второй мировой войны, требуют от нас огромных репараций. А российские власти всеми силами прячут от общественности преступные деяния польской военщины.

       В 1970-х годах я собирал материалы об истории речных флотилий Днепровского бассейна и обнаружил отчет ЭПРОН интенданта 1-го ранга П. Д. Фадеева о подъеме польских судов.

       Наши особисты небрежно проглядели скучный технический материал и поставили на нем гриф ？Для служебного пользования？. А в отчете, помимо всего прочего, рассказывается о подъеме стальной баржи K-13, принадлежавшей Пинской флотилии и затопленной поляками на 71-м километре Припяти. Водолазы ЭПРОН обнаружили большое количество химических снарядов. Еще одна минно-химическая баржа с отравляющим веществом была поднята в октябре 1939 года силами Днепровской военной флотилии. Это была самоходная баржа ？Матва？ (бывшая K-5) водоизмещением 61 тонну. Баржа была оснащена бензиновым двигателем мощностью 120 лошадиных сил и имела скорость 13 километров в час. Вооружение ее составлял один 13,2-мм пулемет. На барже размещалось 160 речных мин типа ？Рыбка？ (еще из запасов русского военного ведомства), а также склад химических снарядов и другого химвооружения. Так что есть все основания полагать, что к 1 сентября 1939 года польская армия была готова применить химическое оружие против СССР. За последующие полвека мне удалось обнаружить лишь несколько фрагментов истории польского химического оружия.

       В 1924–1926 годах на строительство завода по производству отравляющих веществ правительство израсходовало около 15 миллионов злотых. В 1929 году за 13 миллионов злотых была построена ？фабрика специальных химических веществ？, имеющая официальное название ？Военная фабрика ракет в Скаржиско？ – Wojskowa Wytwrnia Rakiet w Skarysku. Там производили боевые газы фосген, иприт и наполняли ими снаряды типа ？G？.

       А вот спецсообщение Разведуправления генштаба Красной армии № 660279сс от 11 марта 1941 года: ？В течение 1940 года военно-химическая промышленность Протектората работала с полной нагрузкой. Расширено производство отравляющих веществ в городе Всетин. Кроме того, для производства ОВ оборудовано предприятие в Бойковицы и Богуславицы (Моравия)？. Понятно, что речь идет не о новопостроенных заводах, а о тех, которые работали еще до 1939 года.

       Но помимо химического оружия поляки создали и бактериологическое.

       В конце 1920-х годов польские дипломаты в Лиге Наций настойчиво требовали запрещения биологического оружия. А тем временем в Варшаве в Армейском институте химической защиты была создала лаборатория (？двойка？) по созданию бактериологического оружия. Лабораторию возглавил врач-биолог Альфонс Островский. В 1933 году его сменил доктор Ян Гольба.

       ？Колбасный яд？ для советов В 1935 году подполковник Йозеф Карушковский предложил использовать лагеря военнопленных ？для экспериментального изучения путей распространения возбудителей инфекционных болезней и обоснования необходимых для бактериологической войны данных？.

       Первоначально поляки исследовали поражающие свойства возбудителей чумы, холеры, дизентерии, сапа и ботулинического токсина, названного ими ？колбасным ядом？. В конце 1940-х годов в ходе допросов в варшавском УБ Островский показал, что летом 1933 года по приказу курирующего работу лаборатории капитана Игнация Харского он взял с собой 0,2 грамма ботулинического токсина и отправился в поселок Лунец, где находился гарнизон корпуса пограничной стражи (КПС).

       “ В 1935 году польский подполковник Йозеф Карушковский предложил использовать лагеря военнопленных ？для экспериментального изучения путей распространения возбудителей инфекционных болезней и обоснования необходимых для бактериологической войны данных？ ” ？В Лунце на посту КПС мне показали человека около 40 лет, русской национальности, среднего роста, брюнета интеллигентного вида. Этому человеку дали ботулинический токсин, угостив бутербродом с ливерным паштетом？, – показал Островский. Советский агент, захваченный при попытке нелегального пересечения границы, умер через 2 дня.

       Островский рассказал еще о ряде экспериментов над людьми, проведенными на посту КПС в Глембоке. Там все эксперименты также закончились смертельным исходом.

       Доктор Генбарска-Межвиньская разработала метод хранения культур микробов при помощи лиофильного высушивания, а также получила ботулинический токсин в виде порошка. Было начато масштабирование способа размножения бактерий, вызывающих брюшной тиф.

       В 1935 году в Варшаве создано Отдельное техническое управление (SRT). Его первым начальником стал капитан Игнаций Харский. На оснащение SRT было ассигновано 0,5 миллиона злотых. К 1937 году в SRT работали 7 офицеров и около 60 научных и технических специалистов. Там же велись исследования в области боевых ОВ.

       В составленном прокуратурой СССР обвинительном акте указано, что в управлении работали над ？увеличением вирулентности болезнетворных бактерий группы сальмонелла, группы дизентерии и разработкой методов заражения этими бактериями людей, пищи и воды？.

       В конце 1920-х годов началось сотрудничество Польши и Японии в области создания биологического оружия. В 1936 году в Варшаве состоялась закрытая конференция, на которую прибыла делегация из главной базы Управления по снабжению и профилактике частей Квантунской армии в Харбине. В ходе конференции доктор Гольба прочитал доклад о возможности заражения людей в ходе боевых действий возбудителями брюшного тифа, сыпного тифа, дизентерией, сибирской язвой и сапа. Любопытно, что конференция велась не на японском, не на польском, а на русском языке.

       В 1937 году испытания биологического оружия начались в форте ？Берг？ Брестской крепости. После первых успешных экспериментов над животными начальник лаборатории подполковник Тадеуш Пелчинский потребовал проведения исследований на людях. Подтверждением этого является письмо, посланное доктором Гольба генеральному прокурору ПНР: ？Я действительно проводил на опытной станции в Бресте на Буге опыты с болезнетворными микробами над индивидуумами. Это факт, которого я не отрицаю. Перед совершением опытов мои начальники утверждали, что лица, над которыми данные опыты будут проводиться, приговорены к смертной казни и их дела апелляции не подлежат？. После смерти семи подопытных людей их тела растворяли в специальных ваннах с кислотой.

       20 сентября 1939 года Брест взяли немцы, но польским биологам удалось бежать. Через пару дней немцы ушли, а в Брест вступили части Красной армии. Любопытно, что после войны на территории форта ？Берг？ устроили Брестский мясокомбинат.

       25–30 декабря 1949 года в Хабаровске состоялся судебный процесс по делу бывших военнослужащих японской армии, обвиняемых в подготовке и применении бактериологического оружия. Хабаровский процесс широко освещался советской прессой, но до сих пор мало кому известно, что Сталин готовил и другой процесс над разработчиками биологического оружия, готовившихся напасть на СССР. На сей раз речь шла не о ？японских милитаристах？, а о ？белых и пушистых？ поляках – ？жертвах агрессии？ в сентябре 1939 года.

       В ноябре 1951 года польским Управлением безопасности (УБ) были арестованы доктора Гольба, Островский, Генбарска-Межвиньская и Кобус. Заместитель руководителя Министерства госбезопасности Роман Ромковский отправил циркуляр работникам прокуратуры, занимавшимся разработчиками биологического оружия, в котором говорилось: ？Процесс группы работников SRT должен показать обществу суть польской разновидности фашизма – пилсудчины, ее методы действий в области внутренней и внешней политики？.

       10 июня 1952 года в Варшаву прибыл начальник следственного отдела Главной военной прокуратуры Советской армии полковник Кульчицкий с целью ？ознакомления с материалами дела против бывших работников довоенного польского Главного штаба, который являлся организатором подготовки к бактериологической войне против Советского Союза？.

       В качестве экспертов на процессе должны были выступить советские специалисты в области биологического оружия.

       На скамье подсудимых в Варшаве должны были оказаться не только бактериологи, арестованные польским УБ, но и лица, скрывшиеся на Западе. В частности, бывший начальник 2-го отдела Главного штаба полковник Пелчинский, проживавший в Лондоне, бывший начальник SRT Харский, житель Эдинбурга и другие. Правительство Народной Польши обращалось в 1952 году к властям США и Англии с просьбой об экстрадиции разработчиков бактериологического оружия, но не получило никакого ответа.

       Пока готовился процесс, в Москве умер Сталин. И вот уже в мае 1953 года Совет министров СССР отправил письмо польскому лидеру Болеславу Беруту с предложением не делать большого показательного процесса над разработчиками бактериологического оружия. В итоге в конце сентября 1953 года в Воеводском суде Варшавы начался закрытый процесс только над четырьмя сотрудниками SRT.

       19 октября 1953 года судья Мариан Стемпчиньский во время оглашения приговора заявил, что ？подсудимые приняли участие в одном из самых величайших преступлений. Это преступление против собственного народа и против всего человечества？. Камеру в Бресте сравнивали с ？камерами Освенцима, Майданека, Треблинки？. Гольба и Островский получили по 13 лет тюрьмы, Генбарска-Межвиньская – 7 лет, Кобус – 4 года.

       Ну а те, кто создал огромный арсенал польского химического оружия и разрабатывал планы бомбардировок химическими бомбами Минска, Киева и других советских городов, вообще не привлекались к суду.

       Александр Широкорад

       Опубликовано в выпуске № 36 (899) за 21 сентября 2021 года