Рост претензий к власти Путин воспринимает как всего лишь эмоциональную реакцию, основанную не на реальных проблемах, а на непонимании обществом реальной картины. А значит, существенного пересмотра социально-экономического курса ждать не стоит. Вместо этого президент и общество будут подозревать друг друга в неадекватности и непонимании того, что действительно происходит
20 июня прошла очередная прямая линия с президентом Владимиром Путиным. Это, по сути, первое подобное мероприятие в новой политической реальности – год назад еще не были в полной мере понятны и ощутимы последствия пенсионной реформы, падения рейтингов, нарастания протестов. Нынешняя прямая линия была тестом на способность и президента лично, и государства в целом адаптироваться к этой реальности.
Владимир Путин особенно тщательно готовился к общению с народом, а некоторые стилистические нововведения указывают, что Кремль учится эффективнее реагировать на новые сложности. Но без политических перемен, которые были полностью проигнорированы в прошедшем сеансе социальной терапии, попытки такой адаптации только добавят проблем и еще больше законсервируют режим.
Вспоминая о социальном
О том, что Владимир Путин в последние годы заметно отдалился от внутренней политики, писалось неоднократно. На последних прямых линиях было заметно, что президент устал от социальной повестки, не готов сочувствовать тем, кто испытывает трудности или выражает негодование. В прошлом году Путин, обращаясь к народу с разъяснениями пенсионной реформы, выглядел расчетливым бухгалтером, не оставляющим никакого выбора своим избирателям.
В этот раз имидж явно пытались подправить, не задвигать социальную повестку (о бедности и падении реальных доходов, смехотворных пособиях детям и прочих проблемах говорили подробно), больше проявлять солидарность и понимание по отношению к тем, кто жалуется. Президент, кажется, сознательно пытался вернуть себе роль ？национального лидера？, усилив традиционную терапевтическую составляющую прямой линии, которая сильно ослабела за последние годы.
Однако проблема тут в том, что такое ？возвращение？ и новое сочувствие обездоленным больше походит на костюмированную постановку, где Путин вынужден временно играть самого себя из 2000-х годов. Как только свет софитов погаснет, президент снова исчезнет из внутренней социально-экономической рутины, до следующей прямой линии.
？Ручное управление？, которое всегда приписывали путинскому режиму, скукожилось до четырех часов ежегодных прямых линий, где отдельные санкционированные группы получают возможность достучаться до президента и решить свою – отраслевую, корпоративную или социальную – проблему.
Все это, во-первых, исключает системный, долгосрочный подход к решению тех накопившихся проблем, что не вписываются в пресловутые национальные проекты, о которых, несмотря на речи Путина, хорошо знает лишь 2% населения. Во-вторых, такое дозированное проявление политического лидерства не решает одну из главных проблем системы – не ликвидирует ？политический дефицит？ Путина, который отдаляется не только от народа, но и от собственного окружения.
Основная ставка во внутренней повестке была сделана на майские указы и национальные проекты, полномочия по ним делегированы правительству, и заниматься детально ни самими проектами, ни тем более тем, что выходит за их рамки, президенту не с руки. Поэтому за потоком заученных цифр нетрудно было заметить желание оправдать текущий курс без существенных изменений.
Заготовленные решения были только по нескольким вопросам – о социальных пособиях семьям с детьми от полутора до трех лет, о повышении зарплаты пожарным (очевидно, пролоббировано главой МЧС) или о расширении географии выезда для рядовых сотрудников системы внутренних дел. Никаких более массовых подарков аудитории президент, а точнее, его администрация не подготовили.
Почтальон Путин
Понятно и логично, что в этом году президентская администрация убедила Путина взяться более чутко и внятно за социальную проблематику. Но политическое лидерство подразумевает готовность не только брать ответственность за сбои, но и выступать в качестве автора проводимого курса. Нынешняя прямая линия показывает, что во многих вопросах управленческой рутины Путин больше не хочет и не пытается выступать разработчиком решений, предпочитая делегировать и эту функцию, и ответственность за результат.
По тем вопросам, которые не входят в личную ежедневную повестку президента, он фактически предстает посредником между властью и народом. Это странная ситуация, когда, казалось бы, ключевой человек всей системы, гарант ее стабильности вдруг отделяет себя от власти, дистанцируется от губернаторов, министерств и ведомств.
Нужен мост через реку Лену – пусть правительство Якутии занимается. Мусорный кризис – пусть регионы решают, выбирая между региональными операторами и управляющими компаниями. Не поступают льготные лекарства – звонок министру здравоохранения (все деньги федеральный центр уже выделил, а сбои – на уровне регионов, говорит Путин). Не работает социальная ипотека – ？это реальная ошибка профильных ведомств？. Не хватает инфраструктуры в новых микрорайонах – пусть правительство ищет средства для помощи застройщикам.
Почти во всех подобных вопросах Путин не имел собственного мнения и выбирал из двух тактик: либо перекладывал ответственность на более низкие уровни (мы деньги дали, а почему не работает – непонятно), либо поручал заняться профильным ведомствам. Это функция уже не столько политического лидера, сколько посредника. Его роль – легитимировать обращение, наделить его политическим весом и передать от народа в уполномоченную инстанцию. Иногда просто большого количества однотипных вопросов, поступивших на прямую линию, оказывается достаточно, чтобы система пришла в движение и начала работать над исправлением ？несправедливости？.
Главный посыл, который прошел через всю прямую линию, можно сформулировать коротко: мы все делаем правильно. Деньги выделяются, доходы восстанавливаются, нацпроекты улучшают жизнь ？прямо сейчас？. Фраза дня: ？Я хочу, чтобы люди, которые сидят сейчас перед телевизором, на меня не сердились？. Это ответ президента на жалобы о падении доходов, где он обратил внимание на неблагоприятную конъюнктуру и вынужденное обращение со средними цифрами по регионам и отраслям.
Все это показывает, что рост претензий к власти Путин воспринимает как всего лишь эмоциональную реакцию, основанную не на реальных проблемах, а на непонимании обществом реальной картины. А значит, существенного пересмотра социально-экономического курса ждать не стоит. Вместо этого президент и общество будут подозревать друг друга в неадекватности и непонимании того, что действительно происходит.
Адвокат системы
В отличие от социальной повестки во многих политических вопросах Путин жестко и бескомпромиссно выступает адвокатом системы. Тут хорошо видно, что он лично участвовал в детальном обсуждении и считает нужным донести свою точку зрения до общества.
Так, президент заступился за ？Единую Россию？, которую один из зрителей обозвал ？бандой патриотов？ – партия власти остается ключевым политическим институтом, и президент вряд ли хочет что-то менять. Он также обосновал необходимость сохранения высоких зарплат в госкомпаниях – Путин делал это и прежде, хотя в этот раз в ответе прозвучала некоторая солидарность с негодующим населением.
От президента также ждали ответов на тему смягчения уголовного преследования бизнеса. Но тут Путин выступил более консервативно, чем ожидалось. Он очень осторожно отозвался о возможности более редкого применения ареста как меры пресечения для подозреваемых в экономических преступлениях и выразил явное недоверие к использованию залога (？к сожалению, убегают？). Такой ответ – скорее хорошая новость для силовиков, которые поймут его в меру своей испорченности.
Также неожиданно жестким оказался ответ президента о возможном смягчении ？наркотической？ 228-й статьи УК, по которой был арестован журналист Иван Голунов. Несмотря на обсуждение темы в Госдуме и ？Единой России？, Путин отрезал, что ？никакой либерализации здесь быть не может？. Хотя вопрос прозвучал не в контексте ареста журналиста, а от главы фонда помощи хосписам ？Вера？ Нюты Федермессер, которая сообщила, что в России врачи боятся обезболивать пациентов опиоидными препаратами из-за 228-й статьи. В ответ Владимир Путин поставил в дискуссии точку: ？Если ампула закатилась, надо ее достать？.
Заступился глава государства и за многие новые законы: о штрафах за оскорбление власти (хотя признал, что злоупотреблять этой нормой не нужно, и попросил Генпрокуратуру обратить на это внимание) и о суверенном интернете. То же самое касается закона о фейках, хотя тут Путин попытался предстать большим либералом, чем его аудитория, заявив, что административной ответственности будет достаточно.
А вот вопросов по внешней политике было немного. Путин шутил про Зеленского, говорил о важности диалога с США, поддержал паспортизацию жителей Донбасса и беженцев с Украины, продвигал проект создания союза России и Белоруссии (не единое государство, но с единой валютой).
Во внешнеполитической части прямой линии внимания заслуживает лишь одна неслучайная тема – цена уступок Западу. Понятно, что в последнее время даже не в обществе, а в российской элите активно обсуждается необходимость смягчения риторики России и возможные уступки для снижения санкционного давления.
Путин дал свой четкий и уже традиционный ответ: никакие уступки не смягчат давление на Россию. Путин не верит в возможность подобного размена, не доверяет Западу (особенно США) и считает нынешние геополитические конфликты следствием, а не причиной кризиса в отношениях. То есть следствием целенаправленной долгосрочной политики США на ослабление России, где Крым с Донбассом оказываются лишь предлогом для давления. Это ли не повод завершить акт социальной терапии и снова вернуться на фронт. До следующей прямой линии.
следующего автора:
Татьяна Становая
Фонд Карнеги за Международный Мир и Московский Центр Карнеги как организация не выступают с общей позицией по общественно-политическим вопросам. В публикации отражены личные взгляды авторов, которые не должны рассматриваться как точка зрения Фонда Карнеги за Международный Мир или Московского Центра Карнеги.