Материал из номера

       Июнь 2014

       Скачать номер

       в PDF формате

       Ганзейский торговый двор в Новгороде представлял собой как бы укрепленный городок внутри города. Вокруг него стоял крепкий частокол, а ворота караулила стража. Здесь были своя мельница, пивоварня, лечебница, погреба, амбары и склады.

       Окончание. Начало читайте в журнале "Русский мир.ru" № 5 за 2014 год.

       Была здесь и церковь. Она служила складом самого ценного товара. Помимо такого практического применения церковь имела и символические, и юридические функции. Во всех спорных и судебных делах, при любого рода тяжбах церковь являлась как бы негласным посредником спорящих. За это от каждого штрафа или конфискации отчислялся некий немалый процент "святому Петру", патрону церкви. Во время церковной праздничной службы товары, которые хранились в церкви, должны были быть отодвинуты от алтаря, чтобы Бог, чего доброго, не принял церковь за лавку.

       НОВГОРОДСКИЙ ПРОФСОЮЗ

       Подобно немецким торговым городам, а быть может, и под непосредственным их влиянием Новгород считал все вспомогательные операции, связанные с разгрузкой и погрузкой купеческих судов, исключительным правом своих граждан. Это, с одной стороны, давало заработок большому числу "черного люда", а кроме того, ставило приезжих купцов в зависимость от новгородцев. Самыми распространенными операциями, которых уже наверняка приезжим не удавалось избежать, были перевозки русскими судами товара от места окончательной остановки иноземного судна до берегов Волхова внутри Новгорода и перенос товаров с берега в гостиные дворы. Перегрузка на русские суда происходила обычно либо в Неве, либо на Волхове, но ниже Ладоги. Выше ганзейские суда по Волхову не поднимались. Когда русская лодка с ганзейским товаром приходила в Новгород, за дело брались извозчики и носильщики (дрягили). Плата за эту работу была строго определена, и за порядком ее выплаты следили не только сам работавший, но и вся артель, объединявшая этих рабочих пристани по профессиональному признаку. Вообще, несмотря на некоторый кажущийся комизм такого сравнения, можно осторожно сопоставить артели новгородских береговых рабочих с такой поздней организацией, как профсоюз. Не было тогда развитой и отчетливо разделившейся на отрасли промышленности, не было класса промышленных капиталистов и т.д. и т.п., но, когда читаешь о Древнем Новгороде, мерещится, что рабочие XIX века, когда они организовали профсоюз, ничего особенно нового не выдумали. Во всяком случае, цели и способы действия грузчиков и извозчиков Древнего Новгорода и рабочих времени капитализма необыкновенно схожи. Так, новгородские лодочники принуждали немецких купцов к выплате отступного пособия тем из них, кто по вызову или уговору выплыл из Новгорода в Ладогу или на Неву для встречи каравана судов, но работы кому из-за чего-то не нашлось. Те же лодочники не раз устраивали самые настоящие забастовки или стачки, которые, кстати, именно "стачками" и назывались. И цель этих стачек, как нетрудно догадаться, была та же самая, что и рабочих XIX века, — добиться увеличения и гарантирования платы за свой труд. Подобным же образом свои права защищали, и небезуспешно, артели дрягилей и извозчиков.

       Фото: Фото предоставлено М. Золотаревым Новгородская земля на голландской карте Московии, максимального (по размеру) великого княжества. 1593 год

       КУПЕЧЕСКИЕ ХИТРОСТИ

       Ганза ревниво следила за тем, чтобы товаров в Новгород не ввозилось слишком много, дабы не сбивать им цену. Меры для этого предпринимались разные. Каждому купцу дано было право иметь лишь определенный торговый оборот. Торговый двор следил за тем, чтобы никто из купцов не совершал более одной поездки в Новгород и не привозил товары более одного раза в год. "Зимний" гость должен был покинуть Новгород не позднее весны, "летний" — не позднее осени. Крайний срок пребывания, и то в самых исключительных случаях, определялся в Новгороде годом и одним днем. Товары, которыми могли торговать ганзейские купцы, были строго регламентированы. Как уже говорилось, запрещению со стороны Ганзы подвергалась продажа Новгороду чего бы то ни было, способного усилить военную мощь новгородцев, но и на покупаемые ганзейцами товары было наложено множество ограничений. Из этих ограничений становится очевидным, что опасение Ганзы вызывал не только военный потенциал Новгорода, но и мирные отрасли его хозяйства. Поэтому немецким купцам было воспрещено покупать какие бы то ни было продукты обрабатывающей промышленности самого Новгорода. Главный же предмет вывоза из Новгорода составляли меха, воск, ворвань, конопля, лен. Иногда, правда, письменные источники того времени могут удивить нас неожиданностью. Так, однажды некая немецкая вдова выменивала у новгородца шелка, а взамен должна была поставить хлеб, но этого не сделала, на нее жаловались, и она оттого попала в летопись. Чтобы пояснить, здесь следует сделать оговорку, что шелк был не новгородский, а привозной, восточный, а хлеб остро требовался Новгороду в иные годы, когда неурожай собственный усугублялся ссорой с другими княжествами — Суздалем и Владимиром, откуда хлеб обычно поступал в Новгород. Вообще же, Новгород норовил заполучить из-за границы металлы: железо, медь, олово, свинец. Несмотря на близкое соседство соляных источников (около Русы), Новгороду постоянно не хватало соли. Новгород скупал также сукна, полотно, металлические изделия, вино, пиво, сельдей.

       Новгородские и ганзейские купцы, в обход соответствующих пунктов договоров, норовили вести торг друг с другом с глазу на глаз, избегая опеки сверху. Неудивительно, что за этим первым запрещенным ходом следовал второй — непосредственный обман в торговой сделке. Обман этот порой приобретал повсеместный круговой характер. То новгородцы жалуются в купеческий суд, что их обсчитали или обвесили немецкие купцы, то за должниками месяцами гоняются в Новгороде немцы. То ганзейца уличают в том, что к куску сукна высшей выделки и даже с пломбой пришит незаметно внутри рулона хвост дешевой дерюги, то новгородцы продают огромный полновесный кусок замечательного воска, внутри которого купившие вскоре находят булыжники, связанные мочалом... Особенного же распространения обман достигает в торговле мехами. Меха, дабы придать им более дорогой и новый вид, выщипываются, подстригаются, к хорошему куску меха, как это немцы делали с сукнами, пришивается мех плохой, меха подкрашивают (собольи, например, чернят), подклеивают, части различных шкурок подсовываются в кипы, как меха целые.

       Фото: Фото предоставлено М. Золотаревым Новгородка. Новгородская деньга периода правления Ивана III. Серебро. Конец 1480-х годов

       Немецкий торговый двор пытался выловить и лишить прав торговли своих обманщиков, новгородские купеческие общины ловили своих. Кроме того, и те, и другие с особенным торжеством уличали плута противоположной стороны: немцы — русского, русские — немца. Отдавая отчет, что они не у себя дома, ганзейцы держали у себя в церкви на торговом дворе образцы весов, гирь и других мерных эталонов. И торговля шла. Шла она не потому, что новгородский тысяцкий и ганзейский олдермен навели порядок. Шла потому, что Новгороду нужны были западноевропейские товары, Ганзе — меха. Пушной товар составлял главную, определяющую торговую погоду, статью новгородского экспорта, и потому новгородцы не могли не использовать этой статьи, чтобы оказывать коммерческое давление на немцев, как те, в свою очередь, норовили держать высокие цены на новгородском рынке на свои ведущие товары. По новгородским законам, немецкий купец или община купцов могли торговать с гостями других русских земель, только имея посредниками самих новгородцев, членов торговых общин. Этого правила новгородцы держались весьма строго, исключений не делалось даже для своих князей, которые бы задумали торговать через бояр. Виновных в нарушении этого правила наказывали сурово: так, когда в 1424 году два немецких купца, пытаясь избегнуть посредничества, хотели купить мех у подданных литовского князя, новгородцы схватили и тех, и других и повели их к Ивановской церкви, при которой был купеческий суд. Виновники были присуждены к заключению в оковы.

       Однако сколько бы ни было около, вокруг и внутри самого процесса новгородского торга препятствующих тому обстоятельств, сколько бы ни являлось заторов, периодов полного прекращения торговли по причинам военных действий, нарушений договоров или нерешенных тяжебных дел, размах и размер торговых операций, совершаемых в Новгороде на протяжении всех наших удельных веков — от XI до конца XV, — был таков, что властным образом наложил свою печать не только на страны соседние, но вообще на все те страны, которые принимали участие в балтийской торговле.

       Фото: Фото предоставлено М. Золотаревым Основные торговые пути Ганзейского союза

       ДРЕВНИЕ ЛОЦМАНЫ И МОРСКАЯ СТРАЖА

       Заканчивая этот очерк о торговле Господина Великого Новгорода со странами Балтийского Запада, хотелось бы сказать несколько слов о лоцманской службе и морской пограничной страже новгородцев, поскольку, хотя город и был удален от моря более чем на 200 верст, постановка именно этих служб наряду с погрузочно-разгрузочными роднила его режим с режимом работы настоящих морских портов гораздо более позднего времени.

       Лоцманов в Древнем Новгороде, вероятно, жило такое множество, что они, подобно лодочникам и грузчикам, должны были организовать свое отдельное товарищество, построенное на тех же артельно-профсоюзных, если нам будет позволено так выразиться, принципах. Права отдельного, обсчитанного или обиженного другим действием купцов лоцмана защищало все товарищество, от имени которого и выступал его старшина. Обязанностью же старшины являлось и ручательство за своих лоцманов. Лоцманы, которых направляют на немецкие суда, говорит пункт четвертый договора 1270 года, должны быть "людьми добрыми". А в это понятие в Древней Руси включались многие качества.

       Товарищество новгородских лоцманов делилось, вероятно, на три группы, в соответствии с участками своей работы. Были лоцманы невские, лоцманы волховские и еще особые — пороговые, о которых отдельно упоминает договор. Эти, естественно, отвечали за проводку судов через волховские пороги, или перекаты. Плата лоцманам полагалась совершенно определенная, и летопись фиксирует неоднократные, но почти всегда безрезультатные попытки ганзейцев эту плату уменьшить.

       Новгородских лоций Балтики и их опознавательных навигационных береговых знаков время до нас не донесло — уж слишком яро выкашивала всех деловых и потомственно-профессиональных новгородцев в XV–XVI веках самодержавная Москва, и слишком много пронеслось над этими берегами стычек и войн. Но как же этим лоциям и этим знакам было не существовать, если даже дети новгородцев — архангельские поморы — уже в XII–XV веках ходили на Новую Землю, на Грумант и верхним, северным путем в Скандинавию, а "по берегам и островам Северного Ледовитого океана (осваивать который было трудней, нежели восточную Балтику. — Прим. авт.) уже в XIII веке стояли русские опознавательные знаки — исполинские осьмиконечные кресты. Поперечины креста астрономически верно указывали направление стран света", — пишет в книге "Запечатленная слава" Борис Шергин.

       Фото: Фото предоставлено М. Золотаревым Обмен между скандинавами и русскими. Гравюра 1555 года

       Надо думать, на берегах Невы и Финского залива стояли в древности подобные знаки, и только сто лет шведского владычества впоследствии не оставили от них ни следа.

       У древних новгородцев не было никаких сомнений в том, что Ладожское озеро, река Нева и остров Котлин (Кетлинген) принадлежат им. Бытовавшее одно время у западных историков мнение о том, что территория, примыкавшая с востока к Финскому заливу, не могла в Средние века в полном смысле считаться чьей бы то ни было, поскольку якобы не была закреплена ни самосознанием населения, еще недостаточно развитого, чтобы чувствовать свою твердую принадлежность к тому или иному государству, ни ведением на этой территории какого-то определенного и оседлого хозяйства, — не выдерживает никакой критики. В упоминаемые века — от XI до XV — Нева была русской рекой, а Котлин — тем островом, на котором, как и в Ладоге, базировалась новгородская пограничная морская стража. Надо сказать, что в те времена ни у одной европейской страны ничего подобного морской страже Новгорода создано не было. Морская стража бывала у римлян, но средневековая Европа до многих римских установлений в те времена еще не добралась. Вообще же существование пограничной морской стражи говорит о высоком самосознании Новгорода как государства, ведущего морскую торговлю. Доплыв до Котлина, ганзейцы облегченно вздыхали: разбойники — а они, конечно, бывали и на Ладоге, и на Волхове — напасть на охраняемый самими новгородцами караван уже не решались — тут действовала порука князя, посадника и всех новгородцев.

       Морская стража, которая начинала сопровождать прибывший на Котлин караван, бывала весьма внушительной. Обычно она состояла из десятка, а то и более новгородских ладей или лойв, наполненных вооруженными новгородцами. Должно быть, задумавший беспошлинный торг немец, отставший ненароком от своего каравана, не без сожаления наблюдал, как уходят вверх по реке его сотоварищи, окруженные надежной охраной. Кто-кто, а уж ганзейцы, эти морские бизнесмены, которые сами время от времени были не прочь обернуться просто пиратами, могли оценить эту меру обороны. Тут они оказывались под твердой рукой Новгорода. Ганза бесконтрольно разбойничала в Норвегии, от нее потерпела военное поражение Дания, Фландрия не знала, как ей оборониться от обнаглевшего ганзейского флота. Но совершенно иные отношения сложились у Ганзы с восточным соседом. Великий Новгород не признавал никаких иных отношений с Ганзой, кроме равноправных. Привыкшая к своему монопольному торговому диктату, Ганза многократно пыталась ущемлять права новгородцев в ганзейских городах. Но тогда Новгород немедленно отвечал Ганзе такими же, если не еще более резкими, действиями. Летопись о том свидетельствует. К примеру, в 1188 году несколько новгородских купцов подверглись аресту на Готланде. Новгород ответил на это полным прекращением у себя всей "варяжской" торговли. Вероятно, с течением времени масштабы ответных санкций Новгорода не сокращались, а меры не становились мягче. Так, в памяти немецких купцов осталось — и они пеняли на то новгородцам еще в 1436 году, — что в 1425 году немецкие гости в Новгороде, вопреки крестоцелованию, были задержаны в числе 150 человек. Это повлекло за собой убытков в 4 тысячи гривен и, мало того, сопровождалось смертью 36 гостей.

       Фото: Фото предоставлено М. Золотаревым Русские предлагают свой товар (меха белки) приказчику подворья Святого Петра в Новгороде. Резная панель из церкви Святого Николая в Штральзунде. Около 1360 года

       Вообще, если на Западе жалуются на ганзейцев, а общины, куда эти жалобы идут, порой даже не отвечают на них, то в отношениях с Новгородом в роли жалобщиков периодически выступают сами ганзейцы. В Новгороде их держали строго. Торговавший в Новгороде заморский гость прекрасно знал, как ему себя вести. А если он вдруг позволял себе это забыть, то ему быстро напоминали. Новгородцы время от времени даже своих бояр поколачивали, не то что приезжего нахала. И кто какие имеет права, как здесь, так и за морем, новгородец знал твердо.

       Вероятно, мы склонны сейчас недооценивать масштабы торговли Древнего Новгорода. Сам вид города, каким представлялся он в Новом времени — в XVIII–XIX веках, — мог дать весьма отдаленное представление о том, что он являл собой в Средневековье. Мы уже говорили о величине его населения, но это лишь цифра, наглядного представления она не дает. Последующие же пожары, войны, разграбления и опустошение Новгорода и его земель, а более всего принудительное расселение новгородцев по другим землям, которое проводилось неоднократно московскими великими князьями, начиная с деда Ивана Грозного, уничтожили новгородское величие.

       "Все флаги" — немцы, датчане, норвежцы, шведы, голландцы, готландцы и даже французы с англичанами — уже бывали в Новгороде в гостях. А с такими странами, как Испания или Италия, Северная Европа наладила морскую торговлю намного позже, чем Русь. Для Португалии, скажем, эта разница составила ни много ни мало триста лет.

       Сам вид города, каким представлялся Новгород в XVIII–XIX веках, мог дать уже весьма отдаленное представление о том, что он являл собой в Средневековье.

       О том, каким был размах морской торговли Новгорода, могут, вероятно, лучше всего сейчас сказать те сохранившиеся в Западной Европе постройки, которые возводили внутри своих стен старинные ганзейские города. Висби, Любек, Данциг, Кёльн, Бремен выстроили на доходы от торговли, в том числе и с Новгородом, огромные соборы, тяжелые бюргерские ратуши, крепостные башни и многие кварталы громоздко украшенных купеческих домов. То, что доля восточных доходов в общем торговом балансе Ганзы была велика и значительна, лучше всего видно на судьбе хотя бы такого ганзейского города, как Висби, крупнейшего центра торговли и перевалочной складской базы всего Ганзейского союза. Упадок Новгорода как торгового центра в конце XV века привел к падению и Висби. Жизнь на Готланде замерла, и его широкие торговые связи сразу заглохли.

       БОРЬБА ЗА БАЛТИКУ

       На протяжении многих веков шла упорная борьба русского народа за выход к Балтике. То новгородцы и псковичи отбрасывают шведов, то на какое-то время шведы снова зацепляются на русских землях, оттесняя новгородцев от балтийского побережья, и им удается спалить русскую крепость, то идут немцы и жгут русские города, то русские наводят страх на ливонских немцев, и те впредь обязуются платить дань новгородскому князю... Юрьев становится Дерптом, Дерпт снова превращается в Юрьев, Корелу называют Кексгольмом, а Нарва на полстолетия становится Ругодивом.

       В результате многолетней и упорной борьбы русский народ в XV веке окончательно сбросил татаро-монгольское иго. Началось создание централизованного государства во главе с Москвой. И хотя еще стояли за своими стенами и Новгород, и Псков, оставались и Владимир, и Суздаль, но не было уже к началу XVI века ни одного русского княжества, которое могло бы соперничать с Москвой.

       Территориально положение Руси относительно своих балтийских соседей к XVI веку сильно отличалось от того, каким оставил его в XIII веке после своего княжения Александр Невский. Хотя крупных войн между Русью и Швецией, Русью и Ливонским орденом как будто и не было, но на русские земли оказывалось постоянное давление со стороны соседей. Утраты земель в каждом отдельном случае бывали незначительны — потеря клочка земли с запустевшей крепостью не означала для страны поражения. Тем более что чаще всего такие захваты происходили как бы под шумок, когда Русь была занята главной своей заботой — освобождением от татар. Такие мелкие утраты не сопровождались обычно и объявлением войны, и русские, пытаясь оттеснить соседей на прежние позиции, войны не объявляли тоже. Однако за три века этой медленно, но непрерывно протекавшей экспансии Русь тем не менее почти полностью потеряла свои позиции на Балтике. К середине XVI века Копорьем владели шведы, Нарва, Дерпт были под властью Ливонского ордена. Плавать по Неве давно уже стало опасным, Орешек находился под постоянной угрозой шведов, готовых в любой момент выйти из первоклассно укрепленного Выборга. И балтийская торговля Руси практически прекратилась. Разоренный, полуопустевший Новгород не манил уже больше ганзейцев.

       Но окрепшая и окончательно централизованная Москвой Русь не могла мириться с таким положением. Начинался новый этап борьбы России за балтийские берега.

       Со Швецией война была недолгой. Поводом к ней послужило нарушение шведами границы, установленной еще в XIV веке по реке Сестре, разорение нескольких погостов и нападение на русский монастырь. Кроме того, в Стокгольме был задержан и объявлен шпионом посланец новгородского наместника. Русские войска в 1556 году осадили Выборг, и, хотя взять его не удалось, весь перешеек и Вуоксинский край оказались во власти наступавших. Пленных было такое обилие, что, как пишет историк, "мужчину продавали по гривне, а девку по пяти алтын". Иван Грозный через наместников повел переговоры со шведским королем. Граница была установлена прежней, но царь дал понять королю, что такие условия — лишь результат его личной милости, а захоти он, и границу передвинули бы много северней. Бояре, говоря от имени царя, унижали короля Густава. Король вынужден был терпеть. Окончив спор со шведами, царь Иван Васильевич развязал себе руки для борьбы с Ливонией.

       Причин для начала войны против Ливонии было достаточно. Напуганные ростом могущества Русского государства, прибалтийские страны — Ливония, Польша, Дания и Швеция — старались разными способами мешать развитию торговых отношений Руси с Западной Европой. Ливонский рыцарский орден, переживавший глубокий упадок, даже заключил с Литвой военный союз, направленный против Русского государства. И тогда Россия в 1558 году вступила в войну против Ливонии. Под ударами войск Ивана Грозного Ливонский рыцарский орден сдавал один город за другим. Были взяты Дерпт, Нарва. Русские войска осадили Ревель, встали у стен Риги. Видя, как под натиском русских полков разваливается вся оборона прибалтийского края и Россия закрепляется на берегах Балтики, Швеция, Дания и Польша разделили владения Ливонского ордена между собой. Эстляндия отошла к Швеции, остров Эзель — к Дании, Ливония присоединилась к Польше. Польский король Сигизмунд-Август потребовал от России убрать из его новых владений русские войска. Иван Грозный отказался.

       В 1562 году война продолжилась. И хотя на первых порах русские войска добились некоторых успехов и ими был взят Полоцк, но развить успех не удалось. К сложностям внешнеполитическим добавились внутриполитические. Борясь с противостоянием окружения — действительным или мнимым — Иван IV ввел опричнину. А тем временем Великое княжество Литовское с Королевством Польским объединились в единую Речь Посполитую. Вести войну против Швеции и Речи Посполитой на севере и одновременно отражать набеги татарских полчищ на юге Россия не смогла. Эта бесплодная война, длившаяся почти 25 лет, закончилась для России поражением. К Швеции отошло все побережье Финского залива, города Нарва, Ям, Копорье, Ивангород и устье Невы. Польша получила всю Ливонию.

       Выход к Балтийскому морю был вновь утрачен. В последующие годы Россия неоднократно пыталась вернуть себе балтийские берега, но частые войны с Польшей и Швецией в течение XVI–XVII столетий такого результата не дали.

       Вероятно, здесь следует добавить, что в эти годы Россия предпринимала и другие усилия для налаживания морской торговли с Англией и другими странами Европы, в частности через Белое море и Северный Ледовитый океан. Но подобные нерегулярные торговые связи не решали проблемы. Да и одно Белое море не могло обеспечить все возраставшую потребность России во внешней торговле. Далекий окружной путь, сложные климатические условия мореплавания, удаленность устья Северной Двины от естественных торговых центров русских земель — все это говорило об одном: вопрос о морской торговле с Европой для страны не только не разрешен, но и встает тем более остро, чем дольше Россия находится в изоляции от балтийских морских путей.

       Россия ждала Петра I.

       Послать

       ссылку письмом

       Распечатать

       страницу