Образы иноверцев в повести временных лет тема диссертации и автореферата по ВАК РФ 07.00.00, кандидат наук Андрейчева, Марианна Юрьевна Андрейчева, Марианна Юрьевна кандидат наук 2017
Специальность ВАК РФ07.00.00 Количество страниц 224 Скачать автореферат Читать автореферат
Диссертация добавить в корзину500p
Оглавление диссертации кандидат наук Андрейчева, Марианна Юрьевна
Введение.......................................................................................3
Глава 1. Образы славянского язычества в Повести временных лет.............23
1.1. ？Этнографическое？ описание восточных славян в космографическом введении Повести временных лет......................................................23
1.1.1. Композиция летописного фрагмента и влияние на него вставки из Хроники Георгия Амартола.............................................................33
1.1.2. Поляне и их соседи в контексте идей и образов Хроники Георгия Амартола и ее источников...............................................................41
1.2. Образ идола Перуна в статье 6488.............................................61
1.3. Образ изгнания Перуна в статье 6496.........................................72
1.3.1. ？ПовелЪ привязати коневи къ хвусту и влещи...？: Повесть временных лет и Житие свят. Стефана Сурожского...............................................75
1.3.2. ？И привлекше, вринуша и въ ДнЬпръ？. Повесть временных лет и Житие свят. Климента Римского.......................................................93
1.3.3. ？ИзвЪрже и вЪтръ на р^[н]ь？. Повесть временных лет и Житие
Херсонесских святых.......................97
Глава 2. Образы мусульман, католиков и иудеев в Повести временных лет106
2.1. Религиозная семантика образа волжских болгар в статье 6493..........106
2.2. Образы мусульман, католиков и иудеев в летописном рассказе о выборе вер святым Владимиром..................118
2.2.1. ？ВЪруй в закон нашь и поклонися Бохъмиту...？...........................123
2.2.2. ？НЬмьци... от папежа？............................................................141
2.2.3. ？Веруем единому Богу Аврамову, Исакову, Яковлю...？.................156
2.2.4. Композиционные оси Сказания об испытании вер........................160
2.3. Эсхатологические образы иноверцев в статье 6604.......................165
Заключение..................................................................................188
Список сокращений......................................................................195
Список использованных источников и литературы...............................196 Рекомендованный список диссертаций по специальности ？Исторические науки？, 07.00.00 шифр ВАК Предания о дописьменной эпохе в истории славянской культуры XI-XV вв.2006 год, доктор исторических наук Алексеев, Сергей Викторович Этническое самосознание древнерусских летописцев XI - начала XII в.2009 год, кандидат исторических наук Добровольский, Дмитрий Анатольевич Творчество Кирилла Туровского в контексте книжности его эпохи: Пролог как источник произведений Кирилла Туровского2003 год, кандидат филологических наук Со Сон Джонг Структура исторического нарратива повести временных лет и степенной книги царского родословия: изображение власти2013 год, кандидат филологических наук Саммут Кабанова, Мария Николаевна Владимирский князь Георгий Всеволодович (1188-1238). Источниковедение, история, историография2008 год, доктор исторических наук Кузнецов, Андрей Александрович Введение диссертации (часть автореферата) на тему ？Образы иноверцев в повести временных лет？
ВВЕДЕНИЕ
Образ - одно из ключевых понятий гуманитарных наук, понимаемое как психическая форма восприятия и отображения реальности в человеческом сознании. В указанной дефиниции уже присутствует бинарная оппозиция ？Я？ - ？Другой？, согласно которой ？Я？ - это субъект, воспринимающий ？Другое？ - реальность, отличную от ？Я？. Более того, данная оппозиция служит не только способом постижения ？Иного？/？Другого？, но коренится в основе нашего самосознания, которое осуществляется через восприятие и осознание себя (？Я？) как ？Я-Другого？. Таким образом, дихотомия ？Я-Другой？ играет ключевую роль на всех этапах психических процессов сознания: начиная с рефлексии, заканчивая отображением внешних явлений.
Человек осознает себя как личность, лишь узнавая других людей. Процесс познания себя и других (？своего？ и ？другого？/？иного？) происходит посредством образов, которые представляют замысловатый пазл из индивидуальных впечатлений, почерпнутых через личный опыт прикосновения с ？иным？, и навязанных социумом идейных конструктов. Последние, как отмечают исследователи1, имеют решающее значение в формировании образа, поскольку индивид еще до соприкосновения с ？другим？ уже, как правило, имеет теоретическое представление о предмете, выражаемое в виде психологических установок, стереотипов, предрассудков (стереотипы с эмоциональной отрицательной окраской) и клише. Эти ？составные？ части пазла-образа, репрезентуемого в сознании воспринимающего субъекта, находятся в прямой зависимости от его социальной идентификации. Самоотождествление с той или иной социальной
1 См.: Кон И.С. Социологическая психология. М., 1999. С. 271-272; Липпман У. Общественное мнение. / Пер. с англ. Т.В. Барчуковой. М. 2004. С. 95-108. Поляков О.Ю. Полякова О.А. Имагология: Теоретико-методологические основы. Киров, 2013. С. 93.
группой (начиная с семьи и заканчивая этносом) детерминирует ракурс и содержание восприятия одним субъектом другого.
На прямую зависимость личной идентичности индивида от группы, к которой он принадлежит2, указал М. Синирелла. По мнению исследователя, социальные идентичности неоднородны и разносоставны, а реализация их отдельных элементов ситуативно обусловлена. Социальной группе свойственно оценивать себя позитивно и стремиться к повышению своего статуса, противопоставляя себя другим. Акцентация объединяющих группу признаков происходит через сравнение с сопоставимыми признаками других социальных групп.
Таким образом, определение ？своего？ через отграничение его от ？другого？/？чужого？ лежит в основе как индивидуальной, так и коллективной самоидентификаций.
Проблематика ？свой？/？другой？ входит в компетенцию имагологии (от ？imago？ - образ и ？logos？ - ？слово？, ？смысл？, ？суждение？) - направления гуманитарной компаративистики, возникшего во французском сравнительно-историческом литературоведении в 1950-е гг. Первоначально задачей имагологии виделось ？исследование в литературе образа другой страны, образа инонациональной культуры, объяснение его происхождения и влияния？, в том числе и во внелитературных областях3. Довольно скоро имагология вышла за рамки литературоведения, а ее проблематика и методология нашли применение в различных областях гуманитарного знания. В связи с чем, сегодня имагология понимается довольно широко как ？сфера исследований в разных гуманитарных дисциплинах, занимающаяся изучением образа ？чужого？ (чужой страны, народа и т.д.) в общественном,
2 Cinirella M. Ethnic and National Stereotypes: A Social Identity Perspective // Beyond Pug's Tour: National and Ethnic Stereotyping in Theory and Literary Practice. Amsterdam; Atlanta, 1997. P. 48-49.
3 Mehnert E. Миры образов - образы мира: Справочник по имагологии (Bilderwelten -Weltbilder: Vademekum der Imagology). Волгоград, 2003. С. 28.
культурном и литературном сознании той или иной страны, эпохи？4. Необходимо добавить, что указанное определение все-таки неполно отражает исследовательское ？поле？ имагологии, ограничив его изучением гетерообразов. За скобками дефиниции осталась важная имагологическая задача - анализ аутообразов, как ключевого фактора, диалектически связанного с образом ？другого？5.
Согласно современной классификации имагология подразделяется на литературоведческую (изучает образы в литературе), лингвистическую (исследует языковые стереотипы), историческую (осуществляет конкретно-исторический анализ коллективных представлений друг о друге). Разделение указанных подобластей имагологии обусловлено спецификой объектов их исследования: будь то памятники художественной литературы, язык или исторические источники. Тем не менее, указанное разграничение сфер имагологии носит условный характер, поскольку любое исследование образа ？другого？ требует анализа явлений в широком историко-культурном контексте, и по сути осуществляется на стыке целого ряда гуманитарных дисциплин.
В рамках исторической имагологии также наметилось отмежевание новой суботрасли, занимающейся изучением образов власти, - потестарная имагология. Отмеченная тенденция дифференциации внутри имагологического знания свидетельствует о том, что назрела необходимость уточнить предмет ее исследования. Думается, что под таковым правильнее понимать гетеро- и аутообразы, воспроизводимые социальными сообществами. Введение ？социального сообщества？ как субъекта, воспроизводящего образ, позволит расширить круг исследуемых имагологией респондентов, в который естественным образом войдут, помимо
4 Ощепков А.Р. Имагология // Знание. Понимание. Умение. 2010. №1. М., С. 251.
5 ？Ауто- и гетероимиджи... взаимно объясняют друг друга: ？свое？ определяется из контраста с ？другим？, ？другое？ познается как ？не свое？ или ？чужое？ // Mehnert Е. Указ. соч. С. 60.
культурных и этнических сообществ, религиозные, властные и прочие сообщества. С другой стороны, в таком определении сохраняется принцип ？Другости？ как специфический исследовательский ракурс, присущий имагологической проблематике.
Тем не менее, необходимо отдавать отчет, что приведенное уточнение неизбежно повлечет усиление тенденции дробления внутри исторической имагологии. В настоящее время помимо ее потестарной ？ипостаси？, пробивает себе путь в качестве самостоятельной отрасли имагологического знания направление, исследующее как одни религиозные сообщества воспринимали другие. Как справедливо заметил М.А. Бойцов, впервые предложивший термин ？потестарная имагология？, ？пока вещь не названа, она не существует？6. Таким образом, назрела необходимость обозначить уже достаточно хорошо разработанную имагологическую сферу исследования, изучающую образы иноверия/иноверцев, как религиозную имагологию. Именно в рамках этого направления задумано настоящее исследование.
Определение, бесспорно, первый шаг, за которым должно последовать установление предмета, целей и задач указанного направления.
Для начала обозначим предмет исследования религиозной имагологии. Им будет являться содержание и средства выражения образов иноверцев/иноверия в той или иной религиозной культуре. По поводу потестарной имагологии М.А. Бойцов отметил, что она ？отличается от иных отраслей исторического знания только предметом своего интереса, но не задачами и подходами？7. То же справедливо сказать и в отношении религиозной имагологии. На наш взгляд, довольно точное определение одной из ее основных задач сформулировал Р.М. Шукуров, который считает, что она должна производить ？анализ тех конкретных механизмов, которые
6 Бойцов М.А. Что такое потестарная имагология? // Власть и образ [Текст]. Очерки потестарной имагологии. СПб., 2010. С.8.
7 Там же. С. 20.
приводят к формированию облика иноверца？8. Действительно, первая и самая очевидная задача религиозной имагологии состоит в прослеживании возникновения, развития и смены образов иноверия и иноверцев. В восприятии представителей одного религиозного сообщества членов другого ключевую роль играет взгляд на иноверие, зафиксированный в канонических вероучительных сочинениях. Как правило, при выстраивании образа ？Другого？ верующий прежде всего обращается к ним, как к текстам, содержащим на данную тему сумму стандартных образов, проверенных временем и одобренных теми или иными религиозными авторитетами.
Выявление стереотипизированных представлений, присущих религиозной группе, поможет прояснить, что в рисуемом реципиентом образе иноверца относится к стандартным представлениям, а что привнесено его индивидуальным восприятием и опытом. Исследуя образ иноверия/иноверцев, необходимо рассматривать его так сказать ？в разрезе？, в совокупности всех составных частей: образ вероучения и обрядовости, образ поведения иноверцев, образ их внешнего облика.
Важно также учитывать аутообраз того религиозного сообщества, которое воспроизводит исследуемые гетерообразы. Религиозное самовосприятие и самоидентификация - это своего рода ？линза？, через которую, приобретая свое уникальное преломление, в общине верующих формируются представления об иноверии и иноверцах. Например, ракурс восприятия иноверия и иноверцев (со знаком ？плюс？, ？минус？ или нейтральный) будет зависеть от того, считает ли религиозное сообщество свое вероучение единственно истинным (как, например, это присуще монотеистическим религиям и конфессиям) или же полагает, что иные религиозные представления - это своеобразные модификации их собственного (идеи, свойственные политеистическим верованиям). Отсюда и
8 Шукуров Р.М. Введение, или предварительные замечания о чуждости в истории // Чужое: опыты преодоления. Очерки из истории культуры Средиземноморья. М., 1999. С. 27.
будет проистекать отношение к ？Другому？ как к ？Чужому？, ？Чуждому？ и, в конечном счете, ？Враждебному？ или же как к ？Иному？.
В разные времена актуализация конфессионального компонента в восприятии ？Другого？ имела различный накал и акценты. Из всех эпох исследователи выделяют Средневековье, как период наибольшего влияния религии в создании образа ？Другого？9. С.И. Лучицкая пишет о сакральной сущности средневековой западноевропейской цивилизации, представители которой оценивали все несходные с ней общества, ？прежде всего руководствуясь религиозными критериями？10. Такая особенность восприятия ？Других？ была присуща и средневековой греко-православной Византии и перенявшей от нее христианство Древней Руси, где ？главенствующую роль играли монастырские центры рукописания, которые в духе миссионерской проповеди утверждали высший авторитет христианского закона как для религиозной, так и для светской этики？11. Отсюда и проистекала характерная черта ？древнерусской литературы, заключавшаяся в ？религиозно окрашенном героическом стиле？12.
С точки зрения религиозно-имагологической проблематики особую ценность представляют образы, отразившиеся в Повести временных лет -первом древнерусском сочинении о начальных веках истории Руси, созданном спустя столетие после ее крещения. Создававшаяся несколькими поколениями монахов, Повесть временных лет отобразила религиозное своеобразие древнейшей литературы на Руси.
Уникальный характер указанного памятника, связанный с временем, местом и коллективным авторством его создания, обусловил актуальность
9 Лучицкая С.И. Образ Другого: мусульмане в хрониках крестовых походов. СПб., 2001. С.8; Шукуров Р.М. Указ. соч. С. 27.
10 Она же. Проблема ？своих？ и ？чужих？: к постановке вопроса // Мы и они. Конформизм и образ ？другого？: сб. статей на тему ксенофобии. М., 2007. С. 122
11 Пиккио Р. Slavia Orthodoxa: Литература и язык: Сб. тр. М., 2003. С. 151.
12 Он же. Древнерусская литература. М., 2002. С. 56.
диссертационного исследования. Анализ образов иноверцев и иноверия в Повести позволяет воссоздать бытовавшие в среде древнерусских книжников представления об иноверцах и выявить в них как типичные черты, присущие греко-православной общности, так и оригинальные, проистекавшие из своеобразия этнорелигиозной самоидентификации авторов летописи.
В Повести временных лет мы находим отображения славянского и тюркского язычества, ислама, католицизма и иудаизма. Поскольку у составителей летописи не было намерения прямо описать на ее страницах свое отношение к иноверцам и иноверию, то необходимые сведения мы будем черпать из ряда сюжетов, наиболее репрезентативно представляющих точку зрения летописцев на исследуемую тему. К ним мы отнесли так называемое ？этнографическое？ описание восточных славян и половцев из недатированной части Повести, рассказ об облике идола Перуна, установленного киевским князем Владимиром, и фрагмент с ？изгнанием？ Перуна - как сюжеты, наиболее содержательно показывающие восприятие язычества авторами летописи. Для анализа образов ислама, католицизма и иудаизма были выбраны летописные фрагменты, повествующие о контактах русских с представителями этих вероучений: рассказ о походе князя Владимира Святославича на волжских болгар и Сказание об испытании вер. Отдельно будет рассмотрен сюжет статьи 6604 г., в которой автор Повести размышляет о судьбе мусульман и тюркских племен в контексте актуальных на тот момент эсхатологических ожиданий.
Источниковая база исследования. В диссертации использовался текст Повести временных лет по спискам Лаврентьевской (XIV в.), Ипатьевской (XV в.), Радзивиловской (XV в.), Московско-академической (XV в.) летописей, Новгородской летописи младшего извода (XV в.), Новгородской 4-ой и Софийской 1-ой летописей, Летописца Переяславля Суздальского (XVI в.), а также Никоновской (XVI в.) и Воскресенской (XVI в.) летописей. По мнению исследователей, Повесть создавалась в период со второй половины XI в. по 10-е гг. XII в. Соответственно, анализ образов иноверцев,
основанный на исследовании списков памятника, отобразит мировоззрение древнерусских книжников, сложившееся к началу XII в.
При анализе содержания Повести временных лет привлекались ее прямые и косвенные источники. К первым относятся книги Священного писания (Ветхого и Нового Заветов) - пожалуй, один из самых цитируемых летописных источников, на историософскую и богословскую традицию которого опирались создатели Повести. Привлечение представленных в библейских текстах описаний иудейского народа и его язычествующих соседей играет большое значение для понимания летописных ауто- и гетерообразов.
Схожую роль выполнял еще один непосредственный источник Повести - византийская Хроника Георгия Амартола13 (IX в.), появившаяся на Руси в XI в. Для нашей работы значимо, что составитель Повести временных лет неоднократно привлекал Хронику, заимствуя из нее сведения, так или иначе касавшиеся дохристианской истории славян, а также сообщения о мусульманском вероучении. В этой связи есть основания думать, что представления об иноверии/иноверцах, отразившиеся в Хронике, могли оказать существенное влияние на аналогичные воззрения летописцев.
Еще один источник, в котором зафиксированы многочисленные пересечения с Повестью временных лет, - Палея Толковая (XI в.). К сожалению, вопрос о том, какой из двух памятников был создан ранее, до сих пор не решен, что не мешает довольно эффективно привлекать текст Палеи для поверки летописных данных. Особо ценными для нашего исследования являются палейные сообщения об иудаизме и исламе, которые также помогают прояснить точку зрения летописца на указанные религиозные учения.
Одним из немногих сочинений, на которые летописец прямо ссылался в Повести, являлось ？Откровение？ Мефодия Патарского (VII в.). Картина
13 Курсивом отмечены источники, которые в данном исследовании привлекались как в славянском переводе, так и в греческом оригинале.
？кончины времен？, обрисованная в нем, позволила создателю летописи истолковать будущность тюркских язычников, а также болгарских и хвалисских мусульман, что в свою очередь дает нам возможность раскрыть эсхатологическую грань восприятия древнерусскими книжниками иноверствующих соседей Руси.
Помимо вышеприведенных источников в исследовании мы привлекали различного вида памятники древнерусской литературы, содержавшие близкие к летописи идеи и образы: агиографические сочинения - ？Память и похвала князю русскому Владимиру？ Иакова Мниха (XI в.), Жития св. князя Владимира и св. муч. Бориса и Глеба; антилатинские сочинения - ？Слово о вере христианской и латинской？ Феодосия Печерского (XI в.), ？Стязание с Латиною？ митрополита киевского Георгия (XI в.), Послание митрополита ？Рускаго？ Иоанна папе Римскому Клименту III (XI в.), Послание Никифора митрополита киевского к князю Владимиру Мономаху (нач. XII в.); дидактические (учительные) произведения - ？Слово о Законе и Благодати？ митр. Илариона Киевского, ？Вопрошание Кирика？ (XII в.), ？Моление Даниила Заточника？ (кон. XII - нач. XIII вв.); ？Беседа трех святителей？ (XII-XIII вв.), ？Слово св. отца Кирилла архиеп. Кипринского о злых дусех？ (XIII в.); юридический сборник Мерило Праведное (кон. XIII - нач. XIV в.) и паломническое сочинение Хожение во Святую землю игумена Даниила (нач. XII в.).
В работе также использовались переводные и оригинальные византийские сочинения: памятники исторической прозы - Александрия хронографическая (роман Псевдо-Калисфена (IV в.), переведенный на древнерусский в XI в.), ？О народах Индии и брахманах？ Палладия Еленопольского (кон. IV - нач. V вв.); агиографические сочинения -？Житие свят. Иоанна Златоуста？ Георгия Александрийского (VII в.), Житие св. Климента Римского (сер. IV - кон. V в.), ？Деяния св. апостолов Андрея и Матфея？ (IV в.), ？Житие св. апостола Андрея？ монаха Епифания (IX в.), Житие херсонесских святых (VII в.), Житие свят. Стефана
Сурожского (кон. X в.); богословско-полемические сочинения - ？Восемь Слов против иудеев？ и ？Беседы на псалмы？ свят. Иоанна Златоуста (IV в.), ？Против ересей？ еп. Феодорита Кирского (V в.), ？Диалоги？ Псевдо-Кесария (VI в.), ？Источник знаний？ и ？О ста ересях？ Иоанна Дамаскина (VIII в.), сочинение Варфоломея Эдесского ？Обличение агарянина？ (IX в.), ？Против латинян？ Никиты Стифата (XI в.), ？Окружное послание？ патр. Фотия Константинопольского (IX в.), ？Сказание о двенадцати апостолах, о латине и о опресноцех？ (XI-XII вв.), ？О фрязех и латинех？ (втор. пол XI в.), ？Письмо своей Церкви？ святителя Григория Паламы (кон. XIII - пер. пол. XIV вв.), ？Против язычников, или мухаммедан？ Симеона Фессалоникийского (кон. XIV - пер. пол. XV вв.), ？Слово святаго Григорья изобретено в толецех...？ (список XIV в.); эсхатологические трактаты -？Сказание о Христе и антихристе？ Ипполита Римского (III в.), ？Слово на пришествие Господне？ св. Ефрема Сирина (IV в.); литургическое толкование ？Церковное сказание？ патр. Германа Константинопольского (VIII в.), а также ？Чин пострижения в монашество？ (список XIII в.) и канонический сборник Мазуринская Кормчая (список XIV в.).
В исследовании были также задействованы некоторые арабские источники: Коран и сборник хадисов ？Мухтасар Сахих？ Аль-Бухари (IX в.).
Степень изученности проблемы. Имагологическая проблематика является одним из перспективных направлений отечественной медиевистики, но, несмотря на это, восприятие иноверия и иноверцев в Древней Руси до сих пор остается малоисследованным. Работы, комплексно раскрывающие тему образов иноверия/иноверцев в Повести временных лет, отсутствуют. Поэтому здесь мы рассмотрим труды, которые в определенной мере претендуют на обобщающий анализ отображения в Начальной летописи тех или иных иноверцев: мусульман, католиков, иудеев и язычников.
Как показал И.Л. Измайлов, анализ эпитетов, примененных по отношению к волжским болгарам в Повести временных лет свидетельствует о том, что данный этноним был практически неотделим от понятия
？мусульманство？14. К началу XII в. в древнерусской книжности прочно утвердились стереотипные представления о болгарах как об ортодоксальных и воинствующих мусульманах, а об исламе как религии насилия и войны, потворствующей человеческим страстям (прелюбодеянию и жажде наживы) и заставляющей своих адептов совершать разного рода непристойности. Автор предположил, что негативное отношение к волжским болгарам и исламу, зародившееся в церковной среде было связано с идеологией начавшихся крестовых походов.
Рассмотрев сообщения в древнерусском летописании о русско-болгарских контактах Х!-ХП в., И.Г. Коновалова отметила, что ？они очень лаконичны и эмоционально нейтральны по отношению к болгарам？15 и говорят об отсутствии какого-то специального интереса к Волжской Болгарии. Исключение составили сведения о религии и образе жизни волжских болгар в Сказании об испытании вер князем Владимиром, но здесь отрицательное отношение к исповедуемому болгарами исламу было связано со стремлением летописца показать преимущества православной веры над всеми остальными религиями и конфессиями.
Обратив внимание на упоминание мусульман из Волжской болгарии в летописном Сказании об испытании вер, Е.М. Верещагин заключил, что этноним ？болгаре？ почти сразу приобретает конфессиональное значение16. По мнению исследователя, не смотря на случавшиеся послевоенные столкновения с волжскими болгарами, первым свидетельством о ？начале
14 Измайлов И.Л. ？Безбожные агаряне？: Волжская Булгария и Булгары глазами русских (Х-ХШ вв.) // Восточная Европа в древности и средневековье. XI Чтения памяти В.Т. Пашуто (14-16 апр. 1999, мат. конф.). М., 1999. С. 72.
15 Коновалова И.Г. Древняя Русь и Волжская Булгария: торговля и политика в восприятии древнерусских летописцев // Там же. С. 79.
16 Верещагин Е.М. Образ волжских болгар ？вЪры бохмичЪ？ в древнерусской книжности // Славяне и их соседи: Этно-психологический стереотип в Средние века. (Сборник тезисов) М., 1990. С. 25.
конфликта конфессий？ можно считать только летописный рассказ о мученике Авраамии Болгарском (XIII в.).
А.С. Демин исследовал сведения о немцах-？латинянах？ в Повести временных лет и пришел к выводу, что в летописи они представлены необязательными, расчетливыми, эгоистически рациональными и не желающими себя утруждать в делах веры17. Такой негативный образ, по мнению автора, обусловил отказ киевского князя Владимира принять католицизм. В целом отношение летописцев к ？немцам？ Демину видится политичным и острожным, по той причине, что они были тоже христианами.
На материале летописного Сказания об испытании вер Д.А. Добровольский попытался ответить на вопрос об отношении Древней Руси к странам латинского обряда. Взяв за основу текстологическую стратификацию фрагмента, предложенную в современных исследованиях А.А. Гиппиуса, исследователь определил три этапа в развитии западной тематики Начальной летописи. По мнению автора, древнейшее нарративное ядро Повести уже содержало ？осознание религиозных различий между византийской и римской версиями христианства？, текстуальные наслоения конца XI в. привнесли ？резкое неприятие латинян, вера которых считалась ？развращенной？？, однако об итоговом этапе составления летописи в 1110-е гг. можно говорить как о времени ？относительного примирения и восстановления былого единства？18.
Анализируя сведения о евреях в древнерусской литературе XI-XIII вв., Л.С. Чекин отметил, что в ней большинство упоминаний ？жидов？, ？иудеев？,
17 Демин А.С. ？Повесть временных лет？ // Древнерусская литература. Восприятие Запада в XI-XIV вв. М., 1996. С. 116-117.
18 Добровольский Д.А. ？И до Рима проиде？: Отношение к Западной Европе в летописании XI - начала XII в. // Проблемы исторической географии и демографии России. Вып. II. М., 2013. С. 134.
？евреев？, ？сынов Израиля？ относится к иудеям и евреям Библии19. Что касается хазарского иудаизма, то о нем говорить сложно по причине скудости достоверных исторических свидетельств. Чекин предположил, что в единственном летописном известии о хазарском иудействе, когда к Владимиру Святославичу пришли ？жидове козарьстии？, убеждая принять их веру, речь идет не о хазарах иудеях-прозелитах, а об иудеях из Хазарии. С точки зрения исследователя, это подтверждает эпизод рассказа о выборе веры, где выстраивается ряд - болгары, немцы, жидове и греки, без упоминания Хазарии. В заключении он указал, что отрывочные данные о евреях в древнерусских источниках не свидетельствуют о сколько-нибудь активной роли еврейства в политической, экономической и культурной жизни Древней Руси. Вместе с тем живой интерес киевской литературы к противопоставлению Ветхого и Нового заветов и увлеченность иудейской тематикой говорят о том, что ？история идей и представлений об иудеях и иудаизме в древнерусской духовной традиции не сводима к их физическому присутствию？20.
Важную мысль о необходимости различать антииудаизм и антисемитизм высказал М.В. Дмитриев21. Исследователь указал на неизбежный противоииудейский характер христианской культуры Древней Руси, который, однако, не доказывает наличие антисемитизма в том облике, какой сложился в нашем историческом сознании из-за трагической истории западноевропейских евреев.
Значимые выводы касательно восприятия тюркского и славянского язычеств сделаны в работах, посвященных вопросам древнерусской
19 Чекин Л.С. К анализу упоминаний о евреях в древнерусской литературе XI-XШ веков // Славяноведение. №3 (май). М., 1994. С. 35.
20 Там же. С. 40.
21 Дмитриев М.В. Антииудаизм и антисемитизм в православных культурах Средних веков и раннего Нового времени (обзор исследований) // Евреи и христиане в православных обществах Восточной Европы. М., 2011. С. 32.
самоидентификации. Так, А.В. Лаушкин, изучив на материале Повести историю понятия ？хреятьяни？ как этнического самоопределения древнерусской народности, пришел к выводу, что указанная конфессиональная самоидентификация актуализировалась прежде всего на том направлении, где имела ？место тяжелая кровопролитная борьба с иноверными соседями (торками, затем половцами)？22. Определения, которыми наделяли летописцы кон. XI - нач. XII вв. враждебных им степняков, также имели конфессиональную природу: для древнерусских книжников они были язычниками (？поганые？), не знающими Бога (？безбожные？) и не подчиняющимися нравственным и обрядовым установлениям христианства (？беззаконнии？). Аналогичное явление происходило и с некоторыми другими этнонимами, обозначавшими нехристианские народы (к примеру, волжскими болгарами), которые уже в период складывания Повести временных лет приобрели в языке конфессиональный оттенок23. Похожие диссертационные работы по специальности ？Исторические науки？, 07.00.00 шифр ВАК Киевская великокняжеская летопись XII века: образно-повествовательная структура свода игумена Моисея2013 год, кандидат наук Мельничук, Валентина Александровна Церковные связи Древней Руси с Западной Европой: до середины XII в.2011 год, кандидат исторических наук Костромин, Константин Александрович Реализация государственной политики в отношении инославных конфессий и нехристианских (авраамических) вероисповеданий в регионе с преимущественно православным населением: на примере Рязанской губернии конца XVIII - начала XX века2018 год, кандидат наук Повод, Илья Владимирович Представления о власти в славянских легендах о первых князьях2005 год, кандидат исторических наук Щавелев, Алексей Сергеевич Жанровая природа повестей о княжеских преступлениях в составе древнерусского летописания домонгольского периода2014 год, кандидат наук Сочнева, Наталья Александровна Список литературы диссертационного исследования кандидат наук Андрейчева, Марианна Юрьевна, 2017 год
Список использованных источников и литературы
I. Источники
1. Апокрифы. Беседа трех святителей // Памятники литературы Древней Руси. XII век. М., 1980. С. 137-147.
2. Апостол толковый с прибавлениями, полууст. разный, ХУ века. РГБ Ф. 304.1. Ед. хр. 116 (91).
3. Баранкова Г.С. Текстологические и языковые особенности антилатинского апокрифического памятника ？Сказание о двенадцати апостолах, о латине и о опресноцех？ // Вестник ПСТГУ I: Богословие. Философия. 2009. Вып. 3 (27). С. 67-92
4. Библия 1499 года и Библия в синодальном переводе: в 10 т. Т. 4. Псалтырь. М: Новоспасский мн-рь, 1997.
5. Библия 1499 года и Библия в синодальном переводе. Т. 7: Евангелие. М., 1992.
6. Библия 1499 года и Библия в синодальном переводе. Т. 8: Деяния и послания апостолов. Апокалипсис. М., 1992.
7. Библия сиречь книги Ветхого и Нового завета, на языке словенском. Острог: Типография К.К. Острожского, печатник Иван Федоров, 12 авг. 1581.
8. Великие минеи четьи (Памятники славяно-русской письменности, изд. Императорской археографической комиссией). Декабрь: Дни 6-17. М., 1904.
9. Византийские сочинения об исламе (тексты переводов и комментарии) / Под ред. Максимова Ю.В. М, 2006.
10. Деяния апостола Андрея / Предисл., перев. и комм. Виноградов А.Ю. М., 2003.
11. Древний восток в античной и раннехристианской традиции (Индия, Китай, Юго-Восточная Азия). М., 2007.
12. Герман Константинопольский, святитель. Сказание о Церкви и рассмотрение таинств / Вступ. ст. П.И. Мейендорфа. Пер. и пред. Е.М. Ломизе. М.: Мартис, 1995.
13. Греческие предания о св. апостоле Андрее. Т.1. Жития / Изд. подг. А.Ю. Виноградовым, СПб., 2005.
14. Св. Ефрем Сирин. Творения. Т.3. М., 1994.
15. Житие и хождение Даниила, русской земли игумена 1105-1108 // Православный палестинский сборник. Т. I. Вып. 3, 9. СПб, 1883.
16. Житие св. Стефана Сурожского // Васильевский В.Г. Труды. Т. 3. Пг., 1915. С. 73-98.
17. Зарубин Н. Н. Слово Даниила Заточника (по редакциям XII и XIII вв. и их переделкам). Л., 1932.
18. Иаков Мних. Память и похвала князю русскому Владимиру // Библиотека литературы Древней Руси. Т. 1. СПб., 1997. С. 316-327.
19. Иларион, митрополит Киевский. Слово о Законе и Благодати // Библиотека литературы Древней Руси: ХЬХП вв. Т.1. СПб: Наука, 1997. С. 26-61.
20. Иоанн Дамаскин. Источник знания / Перев. с древнегреческого и коммент. Д.Е. Афиногенова, А.А. Бронзова, А.И. Сагарды, Н.И. Сагарды. М., 2002.
21. Иоанн Златоуст, святитель. Беседы на псалмы. М., 2003.
22. Истрин В.М. Александрия русских хронографов: Исследование и текст. М., 1893.
23. Истрин В.М. Книгы временьныя и образныя Георгия Мниха. Хроника Георгия Амартола в древнем славяно-русском переводе. Т.2: Греческий текст ？Продолжения Амартола？. Исследование. Петроград, 1922.
24. Истрин В.М. Откровение Мефодия Патарского и апокрифические видения Даниила в византийской и славяно-русской литературах: Исследования и тексты. М., 1897.
25. Истрин В.М. Хроника Иоанна Малалы в славянском переводе. М.,
1994.
26. Ипатьевская летопись (Полное собрание русских летописец). Т.2. СПб., 1908.
27. Книга потребник-требник. СПб: Общество любителей древней письменности, 1878.
28. Константин Багрянородный. Об управлении империей. М., 1991.
29. Лаврентьевская летопись (Полное собрание русских летописей). Т.1. М., 2001.
30. Лавров П.А. Апокрифические тексты. СПб., 1899.
31. Лавров П.А. Жития херсонесских святых в греко-славянской письменности // Памятники христианского Херсонеса. Вып. II. М., 1911.
32. Латышев В.В. Жития св. епископов херсонских. Исследования и тексты // Записки Имп. Академии Наук Историко-филологическое отделение. СПб., 1906. Т.8. №3.
33. Лев Диакон. История. М., 1988.
34. Леонид (Кавелин) архим. Четыре беседы Кесария или вопросы святаго Сильвестра и ответы преподобнаго Антония: Текст по рукописи XV в, принадлежащей Московской Духовной Академии. М., 1890.
35. Летописец Еллинский и Римский. Т. 1. Текст. СПб., 1999.
36. Летописец Переяславля Суздальского // Чтения в Императорском обществе истории и древностей росси