Стихотворения

       Опубликовано в журнале Дети Ра, номер 4, 2021

       Евгения Доброва — поэт, прозаик. Окончила Литературный институт им. А. М.？Горького (семинар поэзии Т.？Бек и С.？Чупринина). Публиковалась в журналах ？Новый мир？, ？Дружба народов？, ？Нева？, ？Урал？ и др., газетах ？Книжное обозрение？, ？НГ-Ex libris？, ？Литературная газета？. Автор книг поэзии и прозы. Дважды стипендиат Министерства культуры России. Стипендиат министра культуры и национального наследия Польши по программе Gaude Polonia. Член Союза писателей Москвы.

       * * *

       Первые турецкие слова

       записала я год назад в тетрадку,

       это были слова ？да？ и ？нет？

       и фамилия того,

       под чью диктовку.

       С этих пор

       начался год с мусульманами.

       Отец, отложив настольную

       ？Историю ислама？,

       увесистый том,

       из тех, что под попу

       в детстве за пианино,

       снял с верхней полки

       пять серьезных учебников

       по специальности ？востоковедение？.

       Потом я варила супы

       с именами невест,

       расплетала аффиксы,

       смотрела с балкона

       на линии в небе,

       на море почти под окном,

       училась хитрости

       и спокойствию бетонной стены,

       покупала наряды,

       разводила йогурт до айрана,

       а ракию до тумана,

       зачем мне вставили в жизнь этот год,

       неизвестно,

       спасибо, однако, за аффиксы и за супы.

       ФЛАГИ

       Год турецких супов

       прошел лучше,

       чем год польского холода

       в доме с высоким потолком,

       окна в окна

       со стареющей женщиной,

       было видно ее рыжую взбитую макушку.

       Год халвы и лукума

       прошел лучше года бигоса и жура

       в ？Пшеконски-законски？,

       которые вскоре закрыли.

       Пили ли мы там с Беловым,

       лили ли пиво на скатерть?

       Да.

       Плескали не расплескали.

       Сколько там было выпито,

       добрых фляков съедено сколько,

       а потом я тащилась домой,

       в свои белые стены,

       пьяная падала спать,

       одинокая.

       Праздничных флагов плеск

       Дождем посечен.

       С турками вина лились веселее,

       сверкали в бокале.

       Серп спустился с небес,

       поет

       с минарета, зовет

       праздничных флагов плеск.

       Ночью, в постели,

       лежу между красно-белыми

       флагами,

       как фарш в пирожке,

       вот что мне снится.

       * * *

       Ну что сказать. Вот я в Стамбуле.

       Вот я подкручиваю ？р？

       последнюю.

       Тархана булькает на газовой плите,

       харон возле ютуба,

       эфес и туборг ночью из ларька

       в обход запретов Эрдогана.

       Танжу Окан.

       И будто я на ？Валери？,

       но я уж уплыла далече:

       Кагытханы, крутая горка за окном.

       Ночами холодно,

       но в воздухе полно…

       не будем говорить восторга,

       скажем: приближается весна.

       ЖАКАРАНДА

       Море наглаживает парапет.

       В воде стоит рыба

       под фонарями,

       можно ловить сачком,

       но никто не ловит.

       Запах цветущих лип, жасмина, петунии.

       Был слышен уже

       за четверть мили от берега.

       На эспланаде

       гуще, слаще —

       облепил.

       Вот знакомая жакаранда,

       ствол без листьев, лишь фиолетовые соцветия

       брызжут во все стороны с веток

       Бенгальским огнем.

       Сиреневый майский салют

       так неистово

       разбегается по ветвям,

       что листья этим цветкам

       и впрямь

       не нужны.

       Чрезмерность победила

       равномерность.

       Напалм

       красоты.

       СТУЛЬЯ НАД ВОДОЙ

       Ночевка на рейде

       в бухте Палеокастрица.

       Полная луна,

       на палубу

       легли тени

       от складных стульев,

       распластались, скрестились

       крестовинами перекладин,

       удлиняя ножки,

       отчего стулья

       стали еще изящнее

       и грациознее.

       Два простых деревянных

       реечных стула

       на пепельном серебре палубы,

       рисунком половиц напоминающей

       рубашечную ткань джессато.

       На палубе никого.

       Стулья развернуты к морю

       и пусты.

       Тени ложатся им под ноги,

       ритм реек растягивается,

       тени стремятся за борт

       и пропадают

       в дышащей темной воде.

       Ветер колышет забытое полотенце.

       Вдалеке горы.

       Луна

       лакирует черный панцирь моря,

       покачиваются мачты,

       на них зажгли огни,

       поет сверчок.

       И — тени стульев,

       всего лишь тени от стульев

       на тиковой палубе,

       длинные и крадущиеся,

       отброшенные в полнолуние

       в маленькой бухте,

       известной своими утесами

       и ледяной изумрудной водой.

       Эти тени —

       просто точка во вселенной,

       миг легкой и редкой красоты,

       которую высветила внезапно луна

       и оттенило море.

       ЯЛЫ

       Мы плыли в Юскюдар

       на прогулочном катере

       с экскурсоводом Ильханом,

       он показывал особняки

       с высокими окнами,

       что на Босфор выходят

       узкой грудью,

       куда их бьет волна,

       а то и русский танкер

       протаранит.

       — Миллиарды стоят они,

       потому как граница

       двух континентов.

       Довольно скромно

       для такой цены.

       Едва ли

       там золотые потолки —

       скорее выглядят,

       как старые

       профессорские дачи.

       Один за другим

       Проплывали они,

       розово-терракотовые

       и темно-зеленые,

       с закрытыми ставнями,

       в какой-то дреме.

       Что там внутри?

       Какие лестницы, скрипучие от влаги?

       Постели с балдахинами, полы

       и люстры?

       И на перилах деревянные шары?

       Хрустальные

       лукумницы в буфете?

       Когда-нибудь, подумалось, войду

       в такой вот дом.

       Когда, зачем — бог весть.

       По воле промысла.

       И распахну окно

       над морем.

       Стихотворения