Материал из номера
Сентябрь 2020
Скачать номер
в PDF формате
Ключевым эпизодом в истории Мадагаскарской экспедиции стало прибытие 7 января 1724 года в Петербург командора Ульриха. Более года бывший командующий шведской экспедицией провел в тюремной камере в замке Марстранд на северном побережье озера Венерн. Условия его содержания были самыми строгими: к нему не допускали посетителей и, по признанию Ульриха, "о деле моем ни с кем коммуникации не имел".
Окончание. Начало см.: "Русский мир.ru" № 8, статья "Тайная экспедиция Петра Великого".
Теперь же, оказавшись в столице Российской империи, Ульрих рассчитывал получить аудиенцию у Петра I. Однако попасть на прием ему не удалось: 8 января император уехал в Кронштадт, откуда вернулся лишь 12 января. К этому моменту Ульрих уже находился в Ревеле, где с помощью влиятельных лифляндских родственников искал возможности встретиться с императором.
Фото: Фото предоставлено М. Золотаревым Карта острова Мадагаскар с описанием и различными особенностями его жителей, как белых, так и негров. Амстердам. 1710 год
Расчеты на семейную протекцию не подвели. 3 февраля в канцелярию генерал-адмирала Федора Апраксина поступило донесение от вице-губернатора Ревеля Фридриха фон Лёвена, сообщавшего, что "за несколько дней приехал в Ревель чрез Санктпитербурх из Швеции генерал-адъютант и командор Улрих, который был определен командором над 5 шведскими караблями, посланными года два тому назад в Мадагаскар в Азию с некоторой ирляндской земли человеком, именуемым Моргион, который назывался губернатором, да с капитаном Ситлером, от которой его имевшей экспедиции хотел я от него хотя мало уведомитца <...> токмо он приватной персоне о том известить не хочет, но сказывает, ежели б он мог быв в Санктпитербурхе его императорскому величеству нижайшей свой поклон отдать, то б он его величеству о том донесть хотел и объявил бы писменно, в каком намерении оная экспедиция была отправлена и какой причины ради оная в действие не произведена...".
Ответ из Петербурга не заставил себя ждать. Уже 4 февраля, то есть в тот самый день, когда была "удержана" экспедиция на Мадагаскар, Апраксин направил срочную депешу в Ревель, приказав отыскать Ульриха и "как можно скорее" отправить его в столицу, "понеже Его императорское величество всемилостивейшее желает для некоторой конференции видеть его здесь". Время шло буквально на часы: император собирался ехать на Марциальные Воды. Через несколько дней Ульрих вновь прибыл в столицу и, получив аудиенцию 19 февраля у императора, поведал о неизвестных обстоятельствах шведского плавания на Мадагаскар. Передал он Петру I и секретные документы, среди которых оказались и королевские инструкции от 16 августа 1721 года, и материалы судебного процесса по его делу.
Фото: Фото предоставлено М. Золотаревым Фридрих фон Лёвен (1654–1744)
Экспедиция вступала в новую фазу, ни о какой отмене плавания в феврале 1724 года речи не шло. До официального завершения Мадагаскарской экспедиции оставалось еще почти полгода, так как распоряжение Апраксина Вильстеру о возвращении инструкций, подписанных императором, было датировано 30 июля 1724 года. В нем говорилось: "Оной экспедиции отправления в нынешней компании быть не надобе, а ежели впредь возобновление тому какое будет, о том вас без известия не оставим".
Зимой же и весной 1724 года в Ревеле кипела бурная деятельность по снаряжению кораблей: готовились припасы, составлялись сметы, набирались экипажи. К подготовке экспедиции подключили российских дипломатических агентов, сумевших "докупить" интересующие "копии" важных документов, касавшихся подготовки шведской экспедиции на Мадагаскар. Особый интерес в Петербурге проявили к участникам шведских тайных операций: Петр отдал распоряжение связаться с ними и точно установить, "сколко кораблей с ним, Ульрихом, в посылке было, и сколко с ним из Швеции отправилось", а также выяснить, "какие офицеры с ним отправлены были в назначенную ему экспедицию и зачем".
Фото: Фото предоставлено М. Золотаревым Принц Джеймс Фрэнсис Эдуард Стюарт. Портрет работы Антонио Давида. 1716 год
НЕОЖИДАННЫЙ ПОВОРОТ
Между тем в документах, привезенных Ульрихом, шведская экспедиция представала совершенно в ином свете. Как выяснилось, ее командующему строго предписывалось "все сие предприятие зело тайно хранить и скрытно содержать, чтоб ни единая душа сего дознатися не могла, не токмо кому сие вскрыть, и дать малого о сем, что знать". Всю переписку Ульрих должен был вести с помощью "цыфирного шифра, дабы когда случитца в подданейших своих писмах для уведомления приметы достойные писать, то писать оное цифрою". По пути в Кадис ему надлежало зайти на пустынный остров Ба во французской Бретани, где "сыскивать" губернатора Моргана, скрывавшегося здесь под именами Уолтона и Мсье Лакри. В случае же, "паче чаяния губернатор Морган оттуда отъехал или куды отлучился, тогда ехать к тому месту и на высоту, куды подлинное известие". О новом убежище Моргана шведского командующего должен был известить связной "губернатора", некий господин Батлер.
Фото: Фото предоставлено М. Золотаревым Фрэнсис Аттербери, епископ Рочестерский. Портрет работы Готфрида Кнеллера
Готовя подобные инструкции, шведские власти прекрасно понимали, что ни Морган, ни Батлер, ни Ситлер никакого отношения к пиратам Мадагаскара не имели. "Пираты" и "короли Мадагаскара" оказались удобными масками, под прикрытием которых действовали другие, очень опасные люди — якобиты, сторонники принца Джеймса Фрэнсиса Эдуарда Стюарта, называемого "Старый Претендент". Сын низложенного во время "Славной революции" 1688 года короля Якова II Стюарта и Марии, принцессы Моденской, провозглашенный своими приверженцами королем Яковом III, "Старый Претендент" вел ожесточенную борьбу с королем Великобритании и курфюрстом Ганноверским Георгом I. Его многочисленные сторонники были рассеяны по европейским столицам и за долгие годы изгнания привыкли действовать тайно, сплетая заговорщические сети с помощью шифров, паролей и тайных знаков. Понимая, что за государственную измену им грозит виселица, они вели себя предельно осторожно, сохраняя жизнь и свободу благодаря способности менять личины, скрываться от любопытных глаз и интриговать. Действовать они привыкли тихо, нанося удары незаметно. В британском общественном мнении они прочно ассоциировались с "папистами", "иезуитами" и "иностранцами".
Фото: Фото предоставлено М. Золотаревым Джон Эрскин, 6-й граф Мар. Портрет работы Готфрида Кнеллера
Тайная война якобитов вплелась в сложные дипломатические комбинации, в которых на стороне опальных Стюартов свои рискованные партии вели Париж, Мадрид и Стокгольм. Из года в год готовились мятежи и заговоры против Георга I, которые, в соответствии с принципом домино, вспыхнув в одном месте, быстро распространялись по всей Великобритании. В 1721 году, когда корабли Ульриха выходили из Швеции на Мадагаскар, в Лондоне как раз разворачивался очередной якобитский заговор, известный как "заговор Аттербери". Его руководители, одним из которых был Фрэнсис Аттербери, епископ Рочестерский, планировали воспользоваться выборами в парламент и ранней осенью 1722 года совершить государственный переворот: поднять мятеж, организовать вооруженные выступления якобитов в нескольких графствах и при поддержке Испании и Швеции осуществить высадку десанта в Корнуолле и Шотландии. В Кадисе, куда направлялась эскадра Ульриха, в полной боевой готовности для "Мадагаскарского плавания" стоял небольшой отряд судов якобитов под командованием тайно прибывшего из Бретани Моргана. В его составе находились купленные у шведов "для торговли" 40-пушечный фрегат "Революшн" под начальством племянника Моргана, ирландского католика капитана Эндрю Гардинера (настоящее имя — Галлоуэй. — Прим. авт.), и 14-пушечный фрегат "Леди Мэри", командиром которого являлся капитан Патрик Кемпбелл. На фрегатах Моргана пребывало несколько сотен ирландских и шотландских якобитов, в том числе известные заговорщики Никлас Воган, младший брат Чарльза Вогана, скрывавшийся под именем Хилтон, и кавалер ордена Сантьяго сэр Фрэнсис Форбс, шотландец, служивший на испанском флоте. Еще один корабль, "Форчун", готовился к выходу в море в Генуе. Общее руководство экспедицией, которая должна была двинуться к британским берегам, принял на себя влиятельный якобит Джеймс Фитцджеральд Батлер, 2-й герцог Ормонд, представитель Якова III в Испании.
Фото: Фото предоставлено М. Золотаревым Петр Иванович Гордон (1635–1699), военный деятель, генерал и контр-адмирал
"ЯКОВИТСКАЯ ИНТРИГА"
Рассчитывали якобиты и на помощь Петра I. Контакты царя с заговорщиками, тщательно скрываемые от агентов Георга I, происходили еще во время пребывания Петра I летом 1717 года в Париже. Тогда царь посетил монастырь Святой Марии в Шайо и встретился с вдовой Якова II принцессой Моденской. Беседовал Петр Алексеевич и с руководителем якобитского восстания 1715 года Джоном Эрскином, 6-м графом Маром, от которого получил в подарок миниатюрный портрет Якова III. 8 июля 1717 года, уже на целебных минеральных водах в Спа, Петр I (обозначаемый в тайной переписке якобитов под именами "Мэттью", "Дэвис", "Мистер Блант", "Бакли", "Колман") помимо лечения, ежедневных катаний в одноколке, посещения театральных постановок и устройства фейерверков нашел время для тайной аудиенции герцогу Ормонду.
Посредником в тайных переговорах Петра I с якобитами тогда выступал царский лейб-медик, архиатр и президент Медицинской коллегии Роберт Чарльз Эрскин (Роберт Карлович Арескин. — Прим. авт.), родственник руководителя якобитского восстания 1715 года графа Мара. Сопровождаемый неким "шотландским капуцином" доктор Арескин, чье имя зашифровывалось в якобитской переписке как "Элдерли", "Мэрфи" или "Мистер Дуддл", встречался в Амстердаме с агентами якобитов, обсуждая с ними размеры финансовых субсидий для подготовки вторжения в Шотландию. После бесед с ним якобиты прониклись убеждением, что Петр I ненавидит короля Георга I и "с охотой отправит его к самому дьяволу", приложив все силы для восстановления на престоле Якова III (в переписке якобитов — "Трумэн", "Мистер Браун", "Мистер Пол", "Мистер Петерсон", "Питер", "Мистер Филис").
Фото: Фото предоставлено М. Золотаревым 7 мая 1717 года Петр I, приехав в Париж, встретился с королем Людовиком XV
Разумеется, тайные русско-якобитские контакты были бы невозможны, если бы не опирались на сеть высокопоставленных "стюартистов", нашедших приют в России. Некоторые из них занимали важные посты: генерал и контр-адмирал Патрик Леопольд (Петр Иванович) Гордон, петербургский комендант генерал-лейтенант Роман Вилимович Брюс и его брат, генерал-фельдцейхмейстер Яков Вилимович Брюс, будущий фельдмаршал Пирс Эдмунд де Лэйси (Петр Петрович Ласси). Многие из якобитских изгнанников нашли пристанище на русском флоте. Некоторые из них, подобно Томасу Гордону, Томасу Саундерсу и Кеннету Сазерленду, 3-му лорду Дуффусу, получили адмиральские чины, другие служили офицерами и кораблестроителями. Все они, осев в России, сохранили связи с родственниками в Британии, выполняли особые поручения, связанные с наймом на русскую службу различных специалистов, а также вели оживленную переписку с соотечественниками-изгнанниками во Франции, Италии и Германии. И в Лондоне прекрасно понимали, что в Петербурге с готовностью примут на службу "англичан, противных двору". В Петербурге же всячески открещивались от обвинений в поддержке якобитов и категорически отрицали участие в проектах реставрации Стюартов.
Фото: Фото предоставлено М. Золотаревым Яков Вилимович Брюс (1670–1735), государственный деятель, военный и ученый, один из ближайших сподвижников Петра I
Однако это были лишь слова. Когда корабли Моргана и Ульриха с закупленными в Гётеборге и Гамбурге 2 тысячами мушкетов, 2 тысячами штыков, тысячью карабинов и 400 бочонками пороха готовились в Кадисе к выходу в Сантандер, чтобы с войсками, собранными в Бильбао и Ла-Корунье, приступить к высадке десанта, странные события происходили в Париже. 23 апреля 1722 года к русскому послу князю Василию Лукичу Долгорукову явился представитель якобитов полковник Дэниэл О’Брайен ("шевалье Абриен"), который ранее, в 1718-м, приезжал вместе с герцогом Ормондом для переговоров с российскими представителями в Митаву. О’Брайен рассказал о появлении в Лондоне некоего "англичанина именем Норкрос, которой", поступив на русскую службу, поехал "отседа прошлаго году". Вернувшись в Англию, Норкросс, "офицер доброй и отважной, также способной ежели коли случай позовет послать секретно для проведывания вестей", ищет контактов с представителями якобитского подполья и "желает говорить <...> о некоем о важном деле и что ныне по прежнему проекту, о котором говорено, можно с мнейшим трудом учинить, нежели прежде". Связавшиеся с Норкроссом якобитские агенты не смогли узнать от него подробности и переслали всю информацию О’Брайену.
Как выяснилось, интерес к нему был вполне объясним. Капитан Джон Норкросс родился в Ливерпуле в 1688 году, служил на Королевском флоте и был тесно связан с якобитским подпольем: он принимал участие в восстании 1715 года и сражался в войсках графа Мара при Престоне. После подавления восстания бежал в Бретань и обосновался в Сен-Мало. Здесь он приобрел небольшое 4-пушечное судно и каперствовал в Северном море, пока не был захвачен дюнкеркскими корсарами, передавшими пленника в Англию. Вскоре, правда, Норкросс был освобожден, в 1716-м перебрался в шведский Гётеборг, где в разгар подготовки шведской экспедиции на Мадагаскар свел знакомство с Морганом. Затем попал в Россию, но пробыл здесь недолго — через полгода вышел в отставку.
Спустя два месяца в рапорте от 20–29 июня 1722 года Василий Лукич доносил Петру о том, что 24 июня он встречался с находившимися в Париже представителями якобитов. Один из них — генерал-лейтенант французской службы Артур Диллон, представлявший интересы Якова III при версальском дворе. С ним к послу явился и полковник О’Брайен. Они передали послу для отправки Петру "грамоту твореную печатью от претендента". 27 июня О’Брайен вновь нанес визит князю Долгорукову и показал "писменное прошение за бывшею печатью короля свейскаго капитану Норкросу, которой в службе вашего императорского величества". По словам О’Брайена, на него вышли некие шведские представители, нуждавшиеся в его услугах как посредника, "чтоб он уговаривал Норкроса возвратиться в Швецию".
Фото: Фото предоставлено М. Золотаревым Петр Петрович Ласси (1678–1735), русский генерал-фельдмаршал. Рисунок П. Иванова, литография Тюлева. XIX век
Таким образом, князь Долгоруков неожиданно для себя узнал о секретной миссии Норкросса, который, как выяснилось, был послан из Петербурга в Лондон для поисков контактов с пиратами Мадагаскара, "о чем Вашему Императорскому Величеству известно": "Повелено ему, Норкросу, нашед тех пиратов, обещать им протекцию Вашего Императорского Величества и что позволено им будет жить в городе Архангелскаго или в ближних оттуда местах". Разумеется, российская протекция пресловутым "пиратам" предоставлялась при соблюдении тех же условий, что и шведская: они должны были передать в казну миллион экю. По словам князя Долгорукова, шведы всерьез опасались успешного завершения миссии Норкросса и поэтому "хотят его, Норкроса, от того отвратить и для того прислали ему... то прошение и зовут его в службу, чтоб его к тому делу с теми пиратами употребить". Свое приглашение с обещанием Норкроссу всяческих "польз" шведы сопроводили прямыми угрозами в его адрес: если он, по словам О’Брайена, "не вступит в то дело, которое ему поверено и которого он учинить не возможет, ибо люди, обыклые быть в теплых краях, не возмогут ужится в тех местах, где зима не перестает".
На следующий день Долгоруков встретился с самим Норкроссом. Тот показал ему паспорт, "которой дан ему от адмиралтейства <...> которой он почитает за абшит, ибо в оном написано, что жить ему, где он пожелает". Капитан, впрочем, не вызвал доверия у Долгорукова. По словам посла, Норкросс собирался выехать во Фландрию, а оттуда в Швецию "для употребления его дела, понеже прошение получил, а по его разговорам и сам мог видеть, ежели он о вышедонесенном деле о тех пиратах указу Вашего Императорского Величества не имеет, то он, Норкрос, пропустил как я чаю нарочно, тот голос, чтоб тем ему поправить дела его в Швеции и упомянутое б прошение получить".
Заговор Аттербери между тем вступал в решающую фазу. "Моя благодарность за его (Петра I. — Прим. авт.) благодеяния не будет иметь других границ, кроме пределов моей власти, которая, признаюсь, ныне слаба, но которая при его соучастии возвысится и тогда будет употреблена в его пользу", — писал "Старый Претендент" князю Долгорукову. Послание было передано императору. Оно, правда, осталось без ответа, но это вовсе не означало конца "яковитской интриги". Слишком высокими были ставки в сложной политической игре — ведь Яков III обещал Петру I сохранять секретность всего, что тот для него сделает, а также гарантировал, что заключит с императором союз в случае своего вступления на престол. "Ныне удобное время возвести претендента на престол английский, — сообщал о настроениях якобитов князь Долгоруков, — ежели только Вашему Императорскому Величеству тому помощи изволит".
Фото: Фото предоставлено М. Золотаревым Кеннет Сазерленд, 3-й лорд Дуффус. Портрет работы Ричарда Уэйта. 1712 год
Якобитские заговорщики рассчитывали, что Петр I направит из Архангельска для десантирования якобитов в Шотландию транспортный конвой и экспедиционный корпус в составе "4 тысячи инфантерии и 2 тысячи кавалерии без лошадей, только со всем оружием и принадлежащим к лошадям". Также они "просят 1000 фузей". "Сие вспоможение доволно будет к первому зачину, — писали якобиты Петру, — и сохранению сей революции, которая под именем Вашим генерально будет, и в малое время государство освободить, с радостью за все сие иждевение заплатить готовы". В секретных переговорах с ними всплывали и конкретные детали, ярко показывавшие, насколько далеко продвинулись в своих планах их организаторы. Так, представители Якова III интересовались, "в которой вышине нам прислать фрегат", который мог бы встретить русский флот; в случае же, если фрегат не придет к флоту, то его командующий "без всякой опасности может пристать к северным сторонам берегов Шкоции". Якобиты высказывали уверенность, что Петр I "больше к сему намерению будет склонны, понеже не в пример способнее сие делать Вашему Императорскому Величеству как покойному блаженной памяти королю шведскому, который сие намерение имел, когда б ему не помешала смерть", и рассчитывали на военную диверсию, которую русские войска произведут против ганноверских владений Георга I.
Фото: Фото предоставлено М. Золотаревым Князь Василий Лукич Долгоруков (1670–1739). Портрет работы неизвестного художника
По сей день остается не ясным, насколько далеко рассчитывал зайти Петр I в "яковитской интриге", но можно полагать, что события могли развернуться по самому радикальному сценарию. Неслучайно же весной 1722-го император, всецело, казалось бы, занятый организацией Персидского похода, "желая... поддерживать дисциплину моряков Балтийского флота", отдал приказ о выходе в море эскадры под командой вице-адмирала Гордона. Предпочтение, оказанное императором Гордону, удивило тогда многих: почему шотландец, какими бы заслугами он ни обладал, получил возможность командовать флотом? Не повлияла ли на решение Петра приверженность Гордона делу Стюартов? И какие инструкции он получил от императора?
Однако планы заговорщиков потерпели крах. В мае 1722 года лондонские власти вышли на след якобитского подполья: епископ Аттербери и другие участники переворота были арестованы, следствие получило важные документы, в которых излагались планы организаторов переворота. Новости о провале заговора достигли Швеции, корабли Ульриха отозвали назад, а самого командующего отправили в тюрьму. Петербург также занял выжидательную позицию и открестился от всякого участия в поддержке Якова III. Это было тем проще сделать, что отправленные к "пиратам" и на поиски Моргана тайные эмиссары, Норкросс и тот же Вильстер, в 1722 году выехавший из России в неизвестном направлении, официально были уволены со службы.
Фото: Фото предоставлено М. Золотаревым Джеймс Батлер, 2-й герцог Ормонд
Моргана найти так и не удалось. По словам Ульриха, "губернатор Мадагаскара" обещал в апреле 1722 года "ехать в Швецию", но затем куда-то пропал. По-видимому, после разоблачения заговора Аттербери он перебрался в Бретань, в поместье герцога Ормонда в Морле. Вопросы были и в отношении помощников губернатора: капитана Галвея ("какой земли и в чьей службе обретался") и капитана Батлера ("которой нации и в чьей службе обретается"). Из поля зрения русских властей исчез и Норкросс. Его следы обнаружились только через пять лет, в 1727 году: незадачливый "агент" пиратов оказался узником датского правительства. Норкросс провел в камере Копенгагенского замка пятнадцать лет. В 1742 году ему смягчили режим, но до самой смерти в 1758-м из замка так и не выпустили. А вот Вильстер вернулся в Россию и в 1723 году возглавил Мадагаскарскую экспедицию.
Фото: Фото предоставлено М. Золотаревым Адмирал Томас Гордон
"ВРАГИ РОДА ЧЕЛОВЕЧЕСКОГО"
Весной 1724 года Вильстера откомандировали в Москву. Здесь, подальше от посторонних глаз, можно было досконально проанализировать информацию, полученную от Ульриха, и понять, что делать дальше. Правда, адмирал столкнулся с новыми проблемами: режим секретности осложнялся лингвистическими трудностями. Вильстер не владел русским языком, потребовалось привлечь к делу нового человека — доверенного переводчика из Адмиралтейств-коллегии, некоего Гамолтина, или, иначе говоря, шотландца Гамильтона. В одном из писем Вильстер жаловался Апраксину: "Оные переводы посланы не переписывая набело, в том не изволь возыметь гневу, понеже писца при себе не имею, а посторонного взять не прилично". К лету 1724 года он внес в свой первоначальный проект серьезные коррективы, ибо, проанализировав бумаги и письма, полученные от Ульриха, пришел к выводу, "что многого не знал" и пересмотрел свои взгляды о "короле мадагаскарском", так как параллельно якобитским делам в Петербурге не собирались отказываться и от дел мадагаскарских.
Реального правителя или некоего монарха, каким его представляли в кабинетах Петербурга, на Мадагаскаре не существовало. У пиратов действовал режим прямой демократии, и при выборах главаря, что крайне озадачило петербургских вельмож, всем заправляла "чернь", избиравшая "старшин знатных". Главари разбойничьих шаек враждовали между собой, и при переговорах с ними российские представители неминуемо столкнулись бы с серьезными трудностями: "Некоторые оного клевретства (социетета), — писал Вильстер, — возжелали в Швецию иттить, а другие на тех островах остатца швецкими населенными... Ежели ныне жители тамошние еще в том мнении, а его императорское величество изволит тамо поселение (колонию) завесть, то надлежит удобного человека губернатором избрать, кому б было тамо надлежащее управить". Однако, предупреждал адмирал, "обыватели на тех островах" — люди коварные. Из прочитанных им шведских инструкций отчетливо видно, что их составители "опасались их" и предупреждали Ульриха "быть <...> со своим фрегатом и протчими судами во осторожности, ежели противное паче чаяния что позовется, чтоб тогда суды свои можно оборонить и возвратиться назад".
Фото: Фото предоставлено М. Золотаревым Неизвестный художник. Корабль петровского времени. Начало XVIII века
Описывая подобное положение дел на острове, Вильстер был недалек от истины. Правда "республик", как их назвал Вильстер, на Мадагаскаре было столько же, сколько самих пиратских банд, а их лидеры вовсе не походили на "небольших князьков, имевших веру идолопоклонническую". Информация Вильстера вполне согласовывалась со сведениями, которыми располагали в европейских столицах. В каждой из таких "республик" руководствовались своими собственными законами, а делами заправлял бандитский сход — "совет подлых". Все решалось в соответствии с правилами прямой демократии, никакие монаршие повеления силы не имели.
Известия о "республике подлых" шли вразрез с представлениями императора о возможных путях колонизации Мадагаскара. Это в итоге и заставило его отменить экспедицию в Индийский океан. К причинам отмены Мадагаскарской экспедиции с небольшой оговоркой можно добавить также и проблемы технического свойства: за полгода корабли для плавания так и не были подготовлены. Просьбы Вильстера о замене фрегатов "Декронделивде" и "Амстердам-Галей" остались без ответа, а при осмотре в июле 1724 года фрегата "Декронделивде" обнаружилось, "что фок-машта ево худа". Компанию он еще мог продержаться, однако "ежели идти в далний путь, то оная машта снести моря не может". И все же подобные технические вопросы вряд ли могли остановить императора, и, как нам представляется, не они стали определяющим фактором отмены плавания.
Фото: Фото предоставлено М. Золотаревым Л. Каравак. Портрет Петра I. 1716 год
Несмотря на все принятые секретные меры, сведения о тайных операциях императора на путях в Ост-Индию просочились в Лондон, Копенгаген, Амстердам и Париж. В разгар подготовки Мадагаскарской экспедиции в Петербурге, например, находился британец Джон Ден, в недавнем прошлом офицер российского флота, сообщивший, что "вице-адмирал Вильстер с капитанами Лоренсом и Мясным на "Кронделивде" и "Амстердам-Галее", вооруженных 36 орудиями каждый и имеющих по 180 человек экипажа, с запасом продовольствия на 8 месяцев были отряжены в тайную посылку, как полагают, к Мадагаскару, для того чтобы возглавить там неких пиратов, которые некоторое время назад сделали выгодные предложения в случае, если они получат покровительство его царского величества. Дважды они пытались идти в путь, но, столкнувшись со встречными ветрами и непогодой, были принуждаемы возвращаться к Ревелю".
25 мая 1724 года капитан второго ранга Денис Калмыков, обучавшийся штурманскому делу в Англии, направил рапорт адмиралу Апраксину. В нем он сообщил о знакомстве в Петербурге с неким ирландцем Джеймсом Вейтом, представителем "претендентской партии", который прибыл в 1723 году пассажиром на французском флейте и изъявил желание поступить на службу в Российский флот. Ранее он служил капитаном в "Компании Индий" Джона Ло, в доказательство чего представил соответствующие патенты. "По всему видно, что человек неглуп, и морской человек, но паче ведущ в купеческих обхождениях", — писал Калмыков. Вейт доверил Калмыкову подготовленные им проекты, касающиеся колонизации Россией Мадагаскара и побережья Мозамбика, прося передать их Апраксину. Представляя их адмиралу, Калмыков подчеркивал, что Вейт уже собирался было вернуться во Францию и даже сел на корабль, "но услышал, что его императорское величество скоро ожидаем сюда... нарочно сошел для ожидания" и рассчитывает теперь на встречу с императором.
Неизвестно, согласился ли император дать аудиенцию Вейту, но сообщенные им новости оказались крайне важными. Оказывается, Вейту было хорошо известно не только о стратегических планах Петра в отношении Мадагаскара, но и о его контактах с пиратами. "Его императорское величество, — писал Вейт, — подал свою амнестию всем таковим пиратам, которыя попадутся или в Мадагаскаре или ище где, пронаписуя им впредь жить честно и под позволение в своем государстве жить смирно, которым образом многия приклонятся, которыя чрез меры и количества и богатства бес сумнения распространять публичную благость и прибыль какия-либо нации". Вейт особо подчеркивал, что "приумножение, богатство и крепость" французских владений на островах Бурбон и Маврикий были обеспечены "чрез многое число пиратов, которых они приняли, и паки принимают и укрывают своею протекциею". Осведомлен был Вейт и о шведских планах в отношении пиратов, однако считал, что "пираты приятнее примут протекцию его императорского величества, нежели шведскаго короля и французской Индийской компании, свободности ради бытия в своих разных религиях, которыя все оныя власти отрешают всех, которыя не их религии".
В этих условиях союз с пиратами, объявленными "врагами всего рода человеческого", представлял бы собой слишком рискованную политическую авантюру. Стремление Петра приобрести колонию в Индийском океане и создать на Мадагаскаре подобие Ямайки и Тортуги могло обернуться непредвиденными дипломатическими осложнениями. Хотя в замыслах императора был заложен тот же сценарий колониальной политики, которым руководствовались идеологи британской, французской и нидерландской экспансии, видевшие в пиратах потенциального "союзника" в борьбе за заморские территории. А русский историк XVIII века Иван Иванович Голиков, автор "Деяний Петра Великого, мудрого преобразователя России" и вовсе посчитал, что император желал "из грабителей сделать хороших граждан". Приведя в качестве аналогии историю знаменитого корсара сэра Генри Моргана, однофамильца нашего якобитского героя, Голиков расставил неожиданные акценты, подведя такой итог несостоявшимся проектам императора: по его мнению, "славный флибустьер был тоже разбойником наисвирепейшим", а затем, "бывшее чудовище сие укротилось, поведение его переменилось, разбойничья суровость исчезла, <...> поступки его приобрели ему почтение и дружбу всех главных жителей Ямайки".
Послать
ссылку письмом
Распечатать
страницу