Стихи

       Опубликовано в журнале Урал, номер 5, 2022

       Мария Леонтьева — поэт и археолог, работала в Староладожской, Ленинградской областной, Нижневолжской и других археологических экспедициях. Участница форума молодых писателей ？Липки？ в 2021 году. Публиковалась в журналах ？Урал？, ？Алтай？, ？Причал？ и др. Живёт в Санкт-Петербурге.

       Самарская Лука

       Стальные, каменные, важные

       Над Волгой были облака.

       Качались зонтики бумажные,

       Венчая горы из песка.

       Взлетали, заплетаясь, волосы,

       Мерцали точки — по одной.

       По небу разметало полосы

       От самолётов. Путь речной —

       Плеск шатких волн, воды дыхание.

       Черна Самарская Лука.

       И заполняют расстояние

       Растаявшие облака.

       Свили

       Я умер вдруг, и даль была бела,

       А может быть, меня все позабыли.

       Я стал как те загадочные свили —

       Пузырики на паперти стекла.

       Смотрящие с той самой стороны,

       Где стынет наст под гулкими шагами.

       Там никого не встретят пирогами,

       Там дом пустой и все обречены.

       Я стал как бы музейный экспонат,

       Как чучело, параграф из отчёта.

       Я вдаль смотрел, и в том была работа:

       Смотреть на мир, не чувствуя преград.

       ***

       Тонкая музыка трогает грани слуха.

       Чуть задевает — невидимое родство

       Города и деревни, где в сад разруха

       Тихо кивает некошеной головой.

       Музыка отмирает кленовым звоном,

       Сохнет, скукоживается, падает ниц.

       Гасит аккорды, мерцает одушевлённо

       Тёплым огнём оставленных мной столиц.

       В памяти — пляшет вечным канатоходцем,

       Гулким созвучием из незнакомых ？до？.

       Так отражающихся в глубине колодца,

       Чтобы никто их не понял, не взял никто.

       ***

       Берёзовое семя на столе.

       И снег, едва заметный в январе,

       Растоптанный, распятый на земле.

       Распевка обрывается на ？ре？.

       И песня разрывается на звук

       И темноту, предтечу тишины.

       Кружение кладбищенской листвы

       Мои — до верха — наполняет сны.

       Сиреневые, скользкие круги

       Танцуют по воде, а над водой —

       Туман, в котором теплятся шаги.

       Наверно, это ты идёшь за мной,

       На ощупь, неохотно, наугад,

       Не слыша слов, которыми зову.

       Во сне непроходимый листопад

       Становится дыханьем наяву.

       ***

       Входя в квартал, где сыро и темно,

       Я повторяю: ？Говори со мной

       Чужими окнами и небом оловянным？.

       Отлить бы из него десяток слов,

       Которыми я наломаю дров,

       Так говорят при случае славяне.

       И рифма спотыкается чуток,

       Сквозь небо пробираясь на восток,

       Неточным слогом в музыку встревая.

       Горит огнём лихая трын-трава,

       Звенит моя больная голова.

       И колокольчики звенят на склоне мая.

       ***

       И свет горит, и блики на полу.

       И никогда, мой друг, я не умру.

       Останусь тонкой веточкой в углу,

       Жучком, грызущим мёртвую кору.

       Останусь, не останусь, лепесток

       Летит сквозь свет и тьму наискосок.

       И я лечу, лечу тотчас за ним.

       Сквозь смерть и дым, мой друг. Сквозь смерть и дым.

       Этнографический музей

       Просто так доступная красота:

       Музыка мрамора, цедра любви.

       Люди одного огня,

       Дом там, где расстелен ковёр,

       Скачет по небу солнечный конь.

       По мере продвижения,

       Согласно ？Продолжению осмотра？,

       Память проясняется.

       Вот-вот узнаю себя в сидящей у реки женщине,

       В названии местечка,

       В подвеске ？Конёк？.

       Алыча

       Чужое небо. Слепит синева.

       ？Есть город золотой под небом древним？.

       А на картинке алыча в деревне,

       В которой не придётся побывать.

       И я смотрю на эту алычу

       Сквозь свет и смех чужого, в общем, рая.

       И я всему чужая, а сестра я

       Тому, чего касаться не хочу:

       Тьме, тишине, молчания минуте,

       До горизонта брошенных полей.

       И я пишу: ？Сегодня здесь теплей？…

       И спрашиваю: ？Ты меня забудешь?？

       Лишь стоит, шаг замедлив, замереть,

       Впечататься в пространство, не дышать.

       Останется свет солнца, черемша,

       Нет, алыча на чьём-нибудь дворе.

       ***

       Слюдяной водой, серебряной светотенью

       обернись, взбеги по лестнице до конца.

       Разлетаются птицы, кажется привидение

       серой кошкой на приступе каменного крыльца.

       Запинается день, распавшись на гипс и лепет,

       по церквям, по улицам топчется и гундит.

       Из воды и смерти воздух прохожий лепит:

       застревает выдох к финалу на полпути.

       ***

       Когда сжимают небо провода,

       Идёт вода и время рвётся в клочья.

       И мир — неясен, и любовь — не точна:

       Не разделить, не бросить, не отдать

       И не остаться. Занавес как мгла.

       Кружатся тени в сумрачном подлеске.

       Сгущаясь, память делает не резким

       Лицо. Стихи царапает игла:

       Про быстрый сон, про тёмные печали,

       Про ветреное сердце — до конца.

       Читай меня, не вспоминай лица.

       Мир вспоминай, где мы могли плечами

       Соприкоснуться, только пожелай.

       Свет нестерпимый этот вспоминай,

       А не молчанье смерти между нами.

       ***

       С циферблата капает вода,

       Наполняет доверху стакан,

       Наполняет доверху глаза, —

       Рифмы здесь не будет никогда.

       Ясность проступает в уголках

       Рта, прорвав плотину языка.

       Воздух изгибается — строка,

       Воздух выдыхается — рука

       Обнимает. Дальше — пустота

       Ловится на удочку мою.

       Глядя в рыбий глаз её, пою:

       ？Время — это брод, а не вода？.

       ***

       Поющий прах.

       Самосделка, на раскопе

       Твёрдый отвал, каменные ладони,

       Десять мозолей, двадцать одна лопа…

       Там, где никто имени не запомнит,

       В жаркой степи, где ни одна тропа

       Не сохраняет след, терпкий и невесомый,

       Знаки оставим, их прочертив стопой.

       Нерасшифрованными, падая на песок, мы

       Станем землёй. И станет самим собой

       Небо без нас. Герои черновиков,

       Нынче — живые, завтра сгорим в огне.

       Вкось на раскоп падает тень веков.

       Ветер звенит горстями шальных монет.

       ***

       Холодный воздух льётся, ледяной

       В открытое окно сюда снаружи.

       И всё темно, темно, и всё равно

       Свет мельтешит, но мрака не разрушит.

       У спящего — снежинка на щеке.

       У ждущего — дыханье паром белым.

       Идёт паромом белым по реке,

       Сопротивляясь ветру неумело.

       Паром идёт, вода всё выше, выше…

       Навстречу льётся воздух. Из-под век

       Бьёт свет рекой холодной и остывшей,

       Безжалостно разорванной на две.

       ***

       Встречаемся на страницах журнала,

       Соприкасаясь кончиками строк,

       Как некогда, почти никогда, — руками.

       Здесь время равняет нас,

       Приравнивает к вечности:

       Хотя у бумаги есть срок,

       У стихов нет срока.

       И они выходят в небо,

       Куда я смотрела, теряя из виду — тебя.

       Чёрные буквы на серой бумаге под красной обложкой

       Говорят, говорят,

       Как некогда, почти никогда, — мы.

       ***

       жизнеутверждающие, как могильные плиты

       мерцают по краям, точно эмалевые таблички

       отражают всполохи зарниц

       шелестят

       как летящие над пропастью письма

       запомни, как немеют руки, связанные ими

       как встаёт на дыбы время

       и поднимаешься всё выше в гостеприимное

       небо запомни

       эти слова прощания

       ***

       смотрю на буквы и не узнаю

       за ними человека

       точно зерно высыпали в снег

       для улетевших птиц

       с другой стороны

       не видят меня:

       мешает забор вопросительных знаков

       на заборе объявление:

       разыскивается потерянное время

       ***

       речь поднявшегося с колен

       отрывиста, не рифмована

       расфокусированность мелодии

       сменяется чётким шагом

       эхо поднимается над домами

       стою во дворе

       в снегу

       мысленно молчу

       боюсь нарушить звуком

       свалившуюся на меня свободу

       Повесть