Российско-американские отношения сегодня можно назвать конфронтационными, считает директор Московского Центра Карнеги Дмитрий Тренин. И такая ситуация, по его мнению, не изменится довольно долго.
Как представляется Тренину, коренной перелом в отношениях двух стран в ближайший период вряд ли возможен, а возможна лишь ？стабилизация враждебности？, что не позволит им объединить усилия для эффективного решения глобальных мировых проблем. Об этом, и не только, директор Московского Центра Карнеги рассказал в эксклюзивном интервью Русской службе ？Голоса Америки？.
Виктор Васильев: Дмитрий Витальевич, как вы оцениваете отношения между Москвой и Вашингтоном на данный момент? В чем их сегодняшняя специфика?
Дмитрий Тренин Дмитрий Тренин, директор Московского Центра Карнеги, является председателем научного совета и руководителем программы ？Внешняя политика и безопасность？.
@DmitriTrenin
Дмитрий Тренин: Российско-американские отношения пережили кризис в 2014 году. Сейчас их можно охарактеризовать как конфронтационные. И эта конфронтация, на мой взгляд, будет длиться достаточно долго. Трудно сказать, насколько долго, но это годы. Сколько лет – 5, 10, 15, 20, я не могу сейчас сказать. Наверное, этого никто не скажет. Однако это новая реальность - более-менее устойчивое состояние отношений. Внутри этой конфронтации, конечно, тоже будут моменты кризисов, возможны какие-то конфликты. Но в целом мы вступили в период длительного и серьезного противостояния. Хотя эта конфронтация во многом и не похожа на ту, что была во время ？холодной войны？. С моей точки зрения, это так, потому, что это – ассиметричное противоборство. Это не соревнование двух самых крупных держав за преобладание в мире или соперничество в духе, чья система лучше, или кто кого похоронит.
Но не может ли в перспективе сдвинуть дело с мертвой точки необходимость совместного решения глобальных мировых проблем – в Сирии, например?
Не думаю, что в этих отношениях возможен перелом. Повторю, эти отношения, в принципе, неровные. Здесь помимо кризисов могут быть и некоторые периоды ослабления или стабилизации напряженности. Но эта стабилизация не отношений как таковых, а стабилизация враждебности. То есть, если брать сегодня проблему Сирии, то речь идет не о том, чтобы США и Россия сотрудничали как две дружественные великие державы в деле урегулирования кризиса, а о том, как бы в ходе вмешательства обеих сторон в конфликт, когда есть общий противник, случайно друг друга не разбомбить или не сбить. Не стоит забывать, Москва и Вашингтон поддерживают противоборствующие стороны в этой стране. Предположим, НАТО решит в одностороннем порядке объявить бесполетную зону над какими-то регионами Сирии, где будут летать только самолеты США и их союзников, а Башар Асад получит российские системы ПВО, – может быть, с российскими расчетами и специалистами, которые помогут использовать эти системы по предназначению, – и какие-то самолеты коалиции (во главе с США) при этом поражаются. То есть речь идет о том, чтобы исключить непредумышленное скатывание к прямой конфронтации на сирийском участке. Или взять Украину, Донбасс, где конфликт удалось ？подморозить？. Это неплохо. Но опять-таки здесь речь идет не о стабилизации ситуации, а о стабилизации конфликта.
Тем не менее проблема с ИГ способна активизировать диалог Москвы и Вашингтона?
Думаю, что на это делается расчет, но он не оправдается. Поскольку для полномасштабного сотрудничества необходим гораздо больший уровень взаимного доверия, понимания и координации внешней политики на Ближнем Востоке, хотя бы в Сирии и Ираке. Чтобы бороться вместе против общего врага, что, в общем-то, Советский Союз и США успешно реализовывали во время Второй мировой войны против Гитлера и японского милитаризма, необходим уровень общности целей и координации внешней политики на этом направлении, которого сейчас нет. Это так, потому что у России и США сейчас очень различное видение того, как можно урегулировать сирийский кризис. Кроме того, в отличие от гораздо, скажем, более прагматичных лидеров 40-х годов, сегодня мы видим ситуацию куда более идеологизированную. Не имею ввиду высших руководителей США и России, но на уровне правящих элит это отчетливо заметно. Скажем, в США в 40-х годах мало кто выступал против союза со Сталиным, по причине того, что он – главный строитель ГУЛАГа. Не потому, что о ГУЛАГе не знали, а просто потому, что главное тогда было – победить Гитлера. Сейчас ситуация принципиально другая, и степень антипатии к российским властям настолько велика, что представить себе многоформатное позитивное сотрудничество между сторонами практически невозможно. Да, какой-то конкретный вопрос может быть решен. Но это тактика, это касается незначительных вопросов.
Некоторые эксперты говорят, что Россия и США способны разменять украинский кризис на сирийский. Насколько это реально?
Думаю, на самом деле ситуация более сложная, чем кому-то хотелось бы. Что значит ？разменять？? Россия вряд ли откажется от поддержки ДНР и ЛНР и просто сдаст руководство непризнанных республик. Она вряд ли выведет оттуда технику и тех людей, которые воевали с украинскими силами. Не думаю, что это произойдет. Потому что помимо прочего, это будет самоубийственно для президента Путина. Все-таки им много было сказано и сделано в отношении ДНР и ЛНР, и от этого отойти просто так трудно. Для США отказаться от принципиальной цели – отставки Башара Асада – тоже, на мой взгляд, невозможно. Даже, если бы Барак Обама и его советники этого вдруг захотели. Хотя президент США, наверное, и поторопился, когда несколько лет назад сказал, что дни Асада сочтены. Может получиться так, что Асад просидит в Дамаске дольше, чем Обама в Белом доме.
Оригинал интервью