Материал из номера

       Апрель 2014

       Скачать номер

       в PDF формате

       Прадедам нынешнего поколения выпало жить в пору социальных водоворотов. Плохо спалось после Октября 1917-го, без сомнения, всем, но взявшим власть, конечно, в особенности — противостоящее им хоть и повалилось, но мерещилось отовсюду.

       Безмолвную, хотя одновременно и кричащую роль в этой двоящейся действительности играла, в частности, прежняя топонимика. Названия многих улиц и площадей, еще недавно произносимые ровным голосом, вдруг — словно кто-то вывернул их наизнанку — стали сатирическими, возмутительными. Новая власть, прикладами вытолкавшая ту, которая сама назвала себя временной, уже никому свое место не обещала. Полетели приказы, предписания и — угрозы. Приказы и предписания были новыми, но адреса — власть скрипела зубами — по всей бескрайней стране еще прежними.

       Особенно нетерпимой была концентрация этих говорящих названий в Петрограде. Главный вокзал продолжал оставаться Николаевским, театры — Мариинским и Михайловским, памятник номер один — Александровской колонной. Печать ненавистного вчерашнего дня лежала на всем огромном городе — с его кавалергардскими казармами, Конногвардейским бульваром, Шереметевским и Юсуповским дворцами, придворным конюшенным ведомством. Двуглавый орел, где незримый, а где так и с нагло растопыренными крыльями, продолжал маячить не только в городе, но и в дворцовых пригородах. Царское Село, Александровка, Петергоф и Павловск самим звучанием названий, не говоря уже о том, как назывались их улицы и парки, окружали город часовыми прежних хозяев.

       Фото: Фото предоставлено М. Золотаревым Так выглядели Дворцовая площадь и Александровская колонна в конце XIX века

       ЗРИТЕЛЬНЫЙ РЯД

       В марте 1918 года, когда фронтовая полоса угрожающе придвинулась к Петрограду, правительство Ленина переместилось в Москву. Переезд носил характер сверхсекретной операции. Ехали тремя поездами, второй из которых — с единственным спальным вагоном в середине состава — грузился в темноте на заброшенных в пригороде запасных путях. Но как ни секретна была подготовка, зыбкость новой власти обнаружилась уже вскоре — между правительственными поездами удалось вклиниться огромному составу, набитому вооруженными дезертирами. Выручила, как и в ряде других случаев, личная охрана Ленина. На станции Малая Вишера, где поезд с Лениным встал параллельно поезду дезертиров, латышские стрелки выкатили на площадки вагонов пулеметы. Дезертиры сдали оружие.

       Этот железнодорожный эпизод не имел отношения к вопросам изменения городских названий в Петрограде. Также не имели к этому отношения ни убийство в августе 1918 года председателя Петроградской ЧК Урицкого (в один день с покушением на Ленина в Москве), ни объявленный после этого красный террор. Но задача страховки от грозящих отовсюду опасностей вставала перед новой властью все острей. Для питерских же ее представителей в городе, где оставался весь сгусток состава управления прежней империи, задача эта удесятерялась. К тому же Петроград, перестав быть столицей, команды получал из Москвы. Команды все больше напоминали окрики. По всем этим причинам объявленный декретом красный террор в Петрограде был особенно кровавым. Приказы, летевшие из Москвы, предписывали вовлекать в действия властей и широкие массы трудящихся. Подобные мероприятия могли проводиться лишь на площадях. Вопиющим при этом было сохранение в центре города — там, где могли поместиться огромные массы народа, — старых названий.

       Фото: Фото предоставлено М. Золотаревым С помощью такой трибуны замаскировали памятник Александру III. Петроград, площадь Восстания. 7 ноября 1919 года

       Главным из таких мест в Петрограде была, конечно, Дворцовая площадь. И первая попытка перевести ее в новую действительность была сделана вскоре после того, как площадь стала называться именем Урицкого.

       Арка Главного штаба превратилась в Арку Красной армии. Еще ранее переименовали и Зимний дворец. На первых порах он получил название "Народный дом". Многие из новых его хозяев провели предыдущие годы в окопах и теперь тушили цигарки о подоконники. В одном из залов стояла огромная каменная ваза, к борту которой была прислонена стремянка. На ступеньку этой стремянки, по слухам, шагнул побывавший во дворце Горький и заглянул в вазу. Знаменитые брови Буревестника революции взметнулись. Вскоре "бушлаты, шинели, тулупы" были из дворца удалены, "Народный дом" переименовали во "Дворец искусств", и в нем был размещен Музей революции.

       Но в центре площади продолжала царить триумфальная колонна с навершием работы Бориса Орловского. Никакого нового названия колонне было не подобрать. И почти с 50-метровой высоты в окна дворца продолжал глядеть попирающий змия почерневший бронзовый ангел. В руке ангела был крест, другая рука указывала на небо. Какими бы атеистами ни были обитатели "Народного дома" и Музея революции, такой зрительный ряд удовольствия им доставлять не мог. Надо было что-то делать.

       Фото: Фото предоставлено М. Золотаревым Эскиз оформления площади Урицкого к празднованию 7 ноября 1918 года. Художник Н. Альтман

       ПОДЪЕМНЫЙ КРАН И АЭРОСТАТ

       Первой попыткой расправиться с ангелом было появление на проезжей части бульвара Профсоюзов (Конногвардейском) подъемного крана. Его то в вертикальном положении, то плашмя тащили тракторами с судостроительных заводов левого берега устья Невы. О трудностях такого перемещения можно лишь догадываться. Мешало все — трамвайные провода, рельсы, ветви деревьев над проезжей частью. За продвижением железного жирафа прямо к нему наблюдал, вероятно, кораблик с "Адмиралтейской иглы" и, должно быть, молился о том, чтобы на пути чудовища встало какое-нибудь непреодолимое препятствие. Молитва, надо думать, была услышана, поскольку кран завалился набок, не добравшись даже до площади Декабристов (Сенатской). Проблемы, связанные с его реэвакуацией, сняли вопрос о выполнении первоначального намерения. Возможно, частичной компенсацией за эту неудачу явилось то, что еще на самых ранних стадиях новой власти на Манежной площади был уничтожен конный памятник великому князю Николаю Николаевичу. И хотя ангел на колонне продолжал колоть глаза петроградским властям, для того чтобы демонтировать на такой высоте подобного размера скульптуру, требовалась грандиозная инженерная операция. А значит, и деньги. Но в фокусе внимания теперь была Москва, безвозвратные архитектурные потери которой с 1920-х годов исчисляются, как мы знаем, не отдельными памятниками, зданиями или даже улицами, а целыми архитектурными массивами. В Питере же со средствами было туго. Однако народ требовалось развлекать, и как-то (июль 1924 года) на площади Урицкого, расчерченной в клетку, была организована в выходной день игра в живые шахматы. Два высококлассных шахматиста сидели за доской на возвышении, а живые фигуры — красноармейцы и матросы (ладью, к примеру, представлял целый орудийный расчет) — дублировали, перемещаясь, их ходы. Билеты на трибуны стоили 50 копеек. Игра, длившаяся пять часов, закончилась, разумеется, вничью.

       Не исключено, что ангел, колонна, как и вообще немалая часть петроградской архитектуры и городской скульптуры, избегли уничтожения в первые послереволюционные десятилетия именно по причине скудости отпускаемых городу средств...

       Фото: Фото предоставлено М. Золотаревым Игра в живые шахматы на площади Урицкого в июле 1924 года

       Следующая попытка хоть как-то изменить вид центральной, теперь уже не петроградской, а ленинградской площади была предпринята в 1925 году. В один из осенних дней отряд красноармейцев пешим порядком провел по Республиканскому (Дворцовому) мосту подтянутый почти к земле фронтовой аэростат, сохранившийся после германской войны. Шествие направлялось к площади Урицкого. Кучка зевак, хвостом сопровождавшая процессию, на площади быстро выросла в значительную толпу. Зрелище предстояло не из рядовых. Перекрикивались красноармейцы, вразнобой тянувшие веревки аэростата с разных сторон Александровской колонны. Скоро стало понятно, что скульптуру на верху колонны пытаются закрыть брезентовым полотнищем и обмотать веревками. Тем самым получалось бы некое подобие чехла. Но порывы несильного ветра не давали установить аэростат неподвижно. Корзину под аэростатом раскачивало и несло то в одну сторону, то в другую. Развернуть брезент в корзине было негде, а спущенный за борт его край начинал сразу же полоскаться на ветру. Веревки опасно цеплялись то за крыло ангела, то за крест. К тому же, как ни велико было полотнище, оно оказалось недостаточного размера. Попытки закрепить его на фигуре ангела продолжались несколько часов. Ничего не выходило... Изнемогли все — и те, кто был в корзине, и те, кто пытался управлять передвижениями аэростата с земли. В конце концов при очередном порыве ветра корзину сильно качнуло, брезент не смогли удержать, и под насмешливые возгласы толпы он, как огромный осенний лист, приземлился невдалеке от колонны. Ангел с крестом пристально и неустанно продолжал глядеть в окна дворца...

       Шел конец 1920-х годов. Иногда казалось, что о планах относительно Александровской колонны стали забывать, но после того, как с легкостью превращался в груду обломков очередной памятник, становилось ясно: вопрос лишь в том, какой у самой большой в мире колонны номер в печальной очереди. И, словно бы в компенсацию за промедление с уничтожением Александровской колонны, в 1930 году была снесена другая, воздвигнутая также в ознаменование военной победы. Это был памятник "Воинская слава" (архитектор Д.И. Гримм), сборная металлическая колонна из трофейных турецких пушек, стоявшая в Ленинграде перед Измайловским собором. Злободневность уничтожения именно этой колонны диктовалась, вероятно, необходимостью реверанса в адрес Турции, куда с визитом отправлялся Климент Ворошилов.

       Фото: Фото предоставлено М. Золотаревым Трибуна у Александровской колонны на площади Урицкого, оформленная в виде "Корабля ВКП (б)". 7 ноября 1925 года

       К концу 1930-х могло показаться, что борьба с памятниками все же несколько поутихла, но в 1937-м, когда, несомненно, было и без того очень много неотложных дел, с глаз долой был убран высившийся на площади Восстания (бывшей Знаменской) конный памятник Александру III работы Паоло Трубецкого. В течение нескольких десятилетий мы, посещавшие Русский музей, могли, приникнув к щели в воротах, увидеть этот выразительнейший памятник, затиснутый в узкий хозяйственный двор. Впрочем, то была наильготнейшая из политических ссылок. Безболезненно отстояться в музейном дворике, где никто не подойдет к тебе ни с молотом, ни с ножовкой по металлу, — разве это не лотерейный билет? Подвергнутый домашнему аресту Александр III и во время блокады Ленинграда был весьма квалифицированно храним музейщиками, а мешки с песком спасли его даже от залетевшего во дворик вражеского снаряда. Теперь конный Александр III уже, можно сказать, на поселении — он стоит во дворе Мраморного дворца, одной из резиденций Русского музея. Это ли не завидная судьба? Вероятно, этот памятник (не как Александр III, а как необыкновенно емкое отображение в искусстве одного из периодов в истории России) терпеливо ждет того естественного хода вещей, когда на искусство мы наконец научимся глядеть как на искусство. Что бы мы сказали о венецианцах, если бы узнали, что они своего кондотьера Коллеони засунули в хозяйственный двор?

       Возвращаясь к жизнеописанию Александрийского столпа, нельзя все же не увидеть, что чем больше проходило времени, тем все призрачней становилось решение о его уничтожении. Грандиозность столпа, трудно переносимая руководством города в первые годы после 1917-го, со временем стала восприниматься совершенно иначе. Именно это качество — грандиозность, огромность — будто бы указывало на вероятие какого-то иного, не скоропалительного решения. Но время отмены всего якобинского еще не пришло.

       Вынося на суд читателя следующий сюжет, должен признаться, что хотя эта сага и излагается здесь сообразно рассказу много знавшего музейного работника, но быть абсолютно уверенным в том, что на самом деле происходившее было до мелочей именно таким, автор не может. Решительно отрицать, впрочем, нет оснований также. Послушайте, а мы (вы и я) уверены, что нам известны про блокаду все ее обстоятельства? Едва ли. И потому предварим следующий сюжет словом "якобы".

       Фото: Фото предоставлено М. Золотаревым Так выглядела площадь Урицкого в 1931 году

       Так вот, в блокадную, осадную пору над Александровской колонной якобы опять нависла угроза. И речь теперь шла уже не только об ангеле с крестом, но и о полном уничтожении колонны. Мы говорим о тех месяцах осады, когда возникла непосредственная опасность, что город падет, и о том, что на этот случай внутри самого города должна была быть оборудована аварийная взлетная полоса. Документальных данных, подтверждающих, что план срочной эвакуации первых лиц города и командования фронтом разрабатывался, мы, естественно, не имеем. Такое если и рассекретят, то не ранее, чем веке в XXII. Сейчас эта тема больная. Но со времени снятия блокады прошло уже семьдесят лет. И разве не пришло время сказать, учитывая все факторы фронтовой обстановки и соотношения сил по меньшей мере с осени 1941 до конца 1942 года, что такого варианта развития событий, как захват города противником, не могло не быть в стратегической разработке? Зачем бы тогда, если наперед было ясно, что город выстоит при любом штурме, увозили на Урал загодя все самое ценное из Эрмитажа? Давайте же при этом капитуляцию не смешивать с взятием города штурмом. Ведь сил на оборону действительно оставалось совсем в обрез, иначе почему в течение почти трех лет войны никак не удавалось обеспечить Ленинграду сухопутный коридор связи с Большой землей?

       Так вот, обсуждался якобы план создания в центре города взлетно-посадочной полосы, с которой мог бы подняться в воздух военный самолет. Допустив это (только в виде стратегической предосторожности) и посмотрев на план города, можно увидеть, что в центральных его районах широкая двухкилометровая полоса, свободная от построек, имеется лишь одна. Линия эта (в сегодняшней топонимике) такая: Певческий мост — Дворцовая площадь — Александровский сад — Конногвардейский бульвар. Или в обратном порядке. Мешали бы при этом два обстоятельства — деревья сквера и бульвара и не на месте стоящая Александровская колонна. Деревья, хоть и не за неделю, убрать было возможно. Но колонна, ее монументальность, огромность... То есть как взорвать, вопрос, конечно, не стоял. Какого-то особого опыта тут не требовалось: рюкзак тротила, метр бикфордова шнура — и вся площадь будет в обломках гранита... Но расчет показывал, что транспорта такой грузоподъемности, который мог бы вывезти куски взорванной колонны, в осажденном городе нет. И колонну, которую поднимали вручную, уже второй раз за сто лет спасла якобы именно ее величина. Обсуждение нравственных аспектов, сопутствующих вероятности подобного сюжета, достаточно бессмысленно — к примеру, отнюдь не в пору вражеской блокады, а двумя десятками лет позже, в абсолютно мирном 1961-м, в Ленинграде была взорвана две сотни лет стоявшая на Сенной площади церковь Успения, якобы мешавшая строительству станции метрополитена. Но даже и по побочным обстоятельствам сюжет, предполагавший уничтожение Александровской колонны, представляется маловероятным. И вовсе не потому, что кто-то из принимавших решение ее бы пожалел. Во-первых, были небольшие аэродромы в наиболее удаленных от вражеских позиций окрестностях города (Комендантский, Смольный). Во-вторых, быстро превратить во взлетную полосу то место, где до этого стояло несколько сотен крупных деревьев, все-таки невозможно. В-третьих, ширина Дворцовой площади такова, что уж взлету-то, разбегайся хоть с улицы Халтурина (ныне, как и прежде, Миллионная), хоть с Певческого моста, небольшому самолету колонна не помешает...

       Фото: Фото предоставлено М. Золотаревым Площадь Урицкого. Ленинград. 1 мая 1932 года

       ШТАНЫ ВОЖДЯ ПРОЛЕТАРИАТА

       К попыткам изменения судьбы Александровской колонны относится и история тех лет, которые можно назвать годами апофеоза культа личности.

       Размышления о том, что самую высокую в мире целиковую (а не собранную из фрагментов) триумфальную колонну все-таки досадно уничтожать, приходили в разные головы еще в начале 1920-х годов. Но то, что величие и триумфальность колонны (даже в интересах ее сохранности) необходимо при этом политически переадресовать (подобно тому, как Арку Главного штаба назвали Аркой Красной армии, а Екатерининский канал — каналом Грибоедова), было понятно также. Ангела, это ясно, следовало как можно скорее удалить. Уже в 1925 году возникла естественная для того момента идея увенчать верх колонны бюстом или фигурой Ленина. Но по какой-то причине это не осуществилось, годы шли, и со временем (конец 1940-х — начало 1950-х) неясность отпала. Верх колонны мог быть увенчан фигурой или бюстом лишь одного человека.

       Ситуация же разрешилась феноменально просто. Впрочем, говорят и о несомненном прецеденте. Таковым явилось якобы происшедшее в Москве при обсуждении архитектурной композиции университета на Воробьевых горах. Там якобы (опять это "якобы"!) на высотном здании строящегося университета (или рядом) проектировалось поставить колоссальную статую Ленина.

       Фото: Фото предоставлено М. Золотаревым Процесс вырубания заготовки для Александровской колонны из Пютерлакской гранитной скалы

       Во все советские годы, с 1917-го по 1991-й, одним из самых страшных идеологических преступлений считалась попытка насмешки над верховной властью. Быть причастным к подобному? Официальному лицу о таком было страшно даже подумать. Впрочем, еще и до насмешки как огня следовало опасаться быть уличенным в отсутствии бдительности, то есть в данном случае — создании питательной почвы для насмешки. Короче, на обсуждении в высокой архитектурной инстанции проекта установки статуи Ленина, о грандиозности какового сначала все говорили с понятным энтузиазмом, по рукам членов совета вдруг пошел неведомо откуда взявшийся листок с выкладками синоптиков. Выкладки языком цифр говорили о высоте характерной для Москвы облачности и о том, каковы ее нижние пределы. Из цифр следовало, что на Ленинских (Воробьевых) горах при проектируемой высоте фигуры в дни низкой облачности видна будет лишь ее половина, а именно нижняя. То есть, буквально, лишь штаны вождя пролетариата. Это был приговор. Члены совета мгновенно поняли, кому и чем более всего грозит низкая облачность.

       Автор полагает, что весь приведенный выше эпизод, скорее всего, сплошной фольклор. Но пусть тогда свое слово скажут архивы. Хотя полагать, что в советское время (особенно с середины 1950-х) они не подвергались (и не раз) целенаправленной приборке, предельно наивно. Но все же попытаться задать вопрос сохранившимся документам — не грех. Иначе рождаются мифы, подобные тому, который будет у нас в этой череде последним.

       Вернемся в Ленинград начала 1950-х. Проект установить на Александровской колонне вместо фигуры ангела бюст или фигуру И.В. Сталина вызвал на высоком художественном совете сначала общее воодушевление, а несколько погодя натуральный шок. Среди обсуждавших нашелся человек (к глубокому сожалению, мы не знаем имени этого скромного знатока городских ландшафтов Ленинграда), который сообщил, что на правом берегу Невы есть такие точки, из которых верх колонны виден отраженным в воде, при этом в безветренную погоду очень четко. Но ведь все присутствующие понимают, тихим голосом, как бы в неловкости от того, что взрослые дяди столь непонятливы, добавил этот человек, что изображение верха колонны при этом перевернуто... Мы не знаем реакции того или тех, кто считал, что очередная Сталинская премия у них уже в кармане. Но ангел, попирающий змия, был в очередной раз спасен.

       К данному сюжету, как и к предыдущему, у самого автора также есть вопросы. Например, ему кажется, что в пору, о которой идет речь, никому бы в голову не посмело прийти предложить поставить бюст или памятник "знаменосцу мира" на какой бы то ни было постамент или пьедестал, служивший до того чему-либо другому... И второе — где эта точка на другом берегу, откуда видно отражение ангела? Не крыша ли Алексеевского равелина?

       При всем том, однако, этот вызывающий сомнения сюжет, как ни крути, часть мифологии Дворцовой площади, и "благополучность" его исхода символична. А что говорит о популярности ярче, нежели сказка о том, что некто всегда выходит сухим из воды? В этом смысле наша колонна с ее ангелом и есть тот самый некто, то есть настоящий народный герой.

       Фото: Александр Бурый Александровская колонна на Дворцовой площади Санкт-Петербурга. Наши дни

       В то же время колонна наша — реальный, круглосуточно доступный обозрению монумент. И в отличие от горожан середины XIX века, не любивших ходить через площадь из опасения, что колонна рискует упасть, нынешний петербуржец об этом давно не думает. И правильно. Летом 1942 года на площадь (тогда еще Урицкого) между Александровской колонной и садом упала тяжелая авиационная бомба, очевидно предназначавшаяся Республиканскому (Дворцовому) мосту. Взрывной волной были полностью высажены все выходящие к площади окна Зимнего дворца, Главного штаба и Адмиралтейства. Очевидец пишет, что несколько дней затем эрмитажники сгребали в кучи-пирамиды осколки бледно-фиолетовых зеркальных стекол и грузили их на машины. Колонна же устояла.

       Для ленинградца-петербуржца Александровская колонна — это и символ, и неотъемлемый атрибут-ориентир, а также нечто, воспринимаемое как созданное навсегда. Цельная, сплошная, каменная. Подробности того, как вырубали гигантскую призму из Пютерлакской гранитной скалы (между Выборгом и Фридрихсгамом), опрокидывали на мягкую и упругую подстилку из еловых лап, чем и как транспортировали, запечатлены в рисунках и на гравюрах. Доступно также узнать о количестве кабестанов и подсчитать витки троса, охватывавшие гигантский каменный столб, известны число солдат и рабочих, тянувших веревки, и список воинских частей, участвовавших в заключительном параде. Но спроси у случайного встречного на улице, почему, как ему кажется, 14 декабря 1825 года войска были построены для присяги Николаю I на Сенатской площади, а не вокруг колонны на Дворцовой. И человек задумается. А действительно, почему? И девяти из десяти встречных (особенно, конечно, молодым) не придет в голову, что никакой колонны в 1825 году еще не было. Потому что для сегодняшнего жителя Петербурга Медный всадник, Адмиралтейство и Александровская колонна входят в набор того, что было всегда.

       Происходящее с колонной и ее роль в жизни города уже давным-давно отделились от первопричины, ее породившей. И все больше новаций, все быстрее садится пыль на ставшее вчерашним даже недавнее прошлое, о котором, казалось бы, известно все. Но, видно, не все. Удивительно, говорят специалисты, как при имевшейся в 1830-х годах технике, возможно было изготовить ствол такой колонны со столь безупречной точностью. Колонну называли восьмым чудом света. Иностранцы приезжали увидеть колонну и отражение Зимнего дворца в ее зеркально отполированной поверхности.

       НЕПРИКАСАЕМЫЙ АНГЕЛ

       Существует, однако, еще один сюжет, без упоминания о котором закончить даже самый краткий очерк жизни колонны было бы неправомерно.

       Уже через несколько лет после установки колонны, еще при Николае I, из-под бронзовой абаки (четырехугольная призма в навершии колонны) по гранитному стволу поползли вниз белесые известковые языки. Причин их появления понять не могли, и, хотя воздвигать леса было накладно, в 1862 году леса все же поставили, и со всех сторон абаки были спущены на коротких цепях небольшие бронзовые кольца. В эти кольца с земли стреляли из лука стрелой с шелковинкой. К шелковинке затем привязывали шнур, к шнуру — веревку и т.д. — затем трос. На тросе к тому месту колонны, которое требовалось отмыть, появлялась возможность поднять ремонтную люльку.

       В 1990-х годах (в преддверии 300-летия Петербурга) непосредственно на крест, венчающий колонну, был высажен с вертолета (практически же — выпрыгнул) альпинист Роман Юренев. С его помощью с навершия колонны были сброшены вниз веревки, позволившие подняться наверх специалистам, задачей которых было определить состояние бронзовой скульптуры. Осмотр засвидетельствовал вероятность близкой катастрофы. Во многих местах на бронзе были трещины и многочисленные поражения металла, связанные с коррозийной болезнью. Требовался незамедлительный ремонт, но по закону случайных (однако необыкновенно частых у нас) совпадений все средства, отпущенные на предъюбилейную подготовку города (в 2003 году — 300-летие Петербурга), были уже распределены. К тому же стояла зима. Утомлять читателя описанием, как все в конце концов утряслось, не станем. За дело взялись специалисты — колонну одели в леса.

       Одним из первых объектов обследования была внутренняя полость абаки. Просверлили в медных листах покрытия абаки четыре маленьких отверстия и ввели внутрь "глаз" гибкого эндоскопа. Увиденное ужаснуло (журнал "Автобус" в № 2 и 3 за 2004 год опубликовал статью Владимира Сорина, возглавлявшего верхолазов-реставраторов. — Прим. авт.). Низ абаки оказался заполненным пропитанной водой кирпичной кашей. То был известный всякому строителю результат многократного замораживания-размораживания промокшего кирпича. Тайна белесых потеков раскрылась. Груз, необходимый для устойчивости всего навершия, с течением времени, оказывается, все уменьшался, полтораста лет украшая верх колонны безобразными потеками. Абаку пришлось вскрыть, выгребать и вычищать из нее разными инструментами (вплоть до зубных щеток) кирпичную кашу ( 2300 килограммов ) и срочно заказывать новый груз. Теперь это уже были особой формы самозаклинивающиеся гранитные призмы.

       Всесторонней реставрации бронзового ангела можно было бы отдать еще много страниц, если бы это не выходило за рамки задач нашей статьи. Однако не назвать здесь имена членов команды Владимира Сорина было бы просто несправедливо. Это Леонид Какабадзе, Константин Ефимов, Андрей Пошехонов и Петр Португальский.

       Но почему все-таки внутри бронзы, гарантия стойкости которой измеряется веками, оказался бренный кирпич?

       Причиной этой загадки была, очевидно, вспыхнувшая в начале 1830-х годов холера. От холеры слегли каменотесы, готовившие гранитные призмы для заполнения ими абаки. Монферран, докладывая Николаю I о непредвиденной задержке, просил об отсрочке окончания работ. Но приглашения на торжество монархам всей Европы были уже разосланы. В изменении сроков Николай отказал. В параде, посвященном открытию памятника, приняло участие около 100 тысяч человек. Торжественный проход войск сопровождался пушечными выстрелами, барабанным боем, звуками Парижского марша. "Два часа продолжалось сие великолепное, единственное в мире зрелище..." — писал в своих воспоминаниях В.А. Жуковский.

       Но прошло несколько лет, и из-под навершия колонны по полированному граниту поползли белесые языки. Так продолжалось почти полтораста лет. За это время пала императорская власть, потом власть Временного правительства, потом советская. Наступило новое время. Теперь идет самое новое...

       Успешная замена гранитными блоками разрушенного морозом и временем кирпича и ремонт бронзового ангела закольцовывают наш сюжет, приуроченный к началу четвертого столетия Санкт-Петербурга. Этими словами можно было бы все и завершить, согласившись, что почти у каждого сюжета, тяготеющего к драме, — будь то судьба отдельной души; либо дань, заплаченная за совершенство, — должны быть и драматические повороты. Драма, не раз готовая обернуться для зрителя трагедией, несомненно, ощущается и в истории нашей колонны.

       Она ведь у нас не только монумент, но отчасти и нечто одушевленное, к тому же еще и явление — редкий пример троичности жизненной роли. Есть в ней приближенное к земле и есть тяготеющее к небесам. Верх и низ колонны, являясь единым, живут тем не менее разными жизнями. Парящий над городом неприкасаемый ангел — не предмет, это — категория. И есть низ колонны — пьедестал. Пока не поставили часового, общедоступный. Его могут исписать своими каракулями молодые дикари, здесь улыбаются в небо влюбленные парочки. Тут как-то были установлены пряничного вида загородки зимнего катка, маскируясь за которыми осуществилось кучное нашествие вандалов с ножовками по металлу. И этим лихим ночным слесарям удалось (экспертиза марта 2008 года) отпилить от новенькой ограды колонны 28 орлов. Где теперь, по каким барахолкам и воровским загородным особнякам блуждают эти пленные птицы?

       Сюжет закончен, разобраны леса, перешли на другой объект реставраторы, вылечив глядящего в окна дворца бронзового ангела и унеся с собой особенный опыт и особенные воспоминания, такие, которых ни у кого, кроме них, больше нет...

       Послать

       ссылку письмом

       Распечатать

       страницу