Материал из номера
Апрель 2013
Скачать номер
в PDF формате
В марте 1613 года Земский собор всея Руси выбрал царя — Михаила Федоровича из боярского рода Романовых. И кончилась на Руси Смута. Кончилось время плохое, тяжелое, но более всего — непонятное. Особенно нам, смотрящим на эти полтора десятка лет начала XVII века с высоты четырех минувших столетий.
Смута — это время, вобравшее в себя все беды, которые могут случиться в государстве. Династический кризис и экономические неурядицы, политическая борьба за высшую власть и глубокий конфликт сословий, внешняя агрессия и сепаратизм. Наконец, вакуум верховной власти, отсутствие управления в масштабах государства. Великие историки прошлого прямо пишут: в течение нескольких месяцев страной не руководили вообще! Речь идет о 1611-1612 годах.
А еще Смута — это война. Война-матрешка, когда в одной долгой и большой войне возникали войны поменьше, имевшие самую разную природу. Были бунты, спланированные походы, столкновения вчерашних союзников, интервенции соседних государств, хрестоматийные осады, разбойничьи рейды... Порой казалось, что все воевали против всех. А это уже ключевой признак гражданской войны.
Фото: Фото предоставлено М. Золотаревым Один из моментов избрания Михаила Федоровича на царство. Сцена на Красной площади. Из книги "Бояре Романовы и воцарение Михаила Федоровича" (СПб.,1913)
Нас как-то приучили все больше о гражданине Минине и князе Пожарском. О поляках, засевших в Кремле и сбежавших из Москвы в ноябре 1612-го. Невольно формируется ощущение, что поход созданного на Волге в 1611 году по призыву патриарха Гермогена народного ополчения на Москву — это какое-то совершенно самостоятельное историческое действие, какая-то отдельная война с Польшей. Точнее, с польскими захватчиками, как в традиционной историографии аккуратно и расплывчато именуют войска гетмана Жолкевского, вошедшие в русскую столицу, между прочим, по официальному поводу. А именно: в связи с боярским приглашением польскому королевичу Владиславу занять царский престол. Это уже по ходу дела выяснилось, что польский король Сигизмунд III не для сына старался, а для себя любимого интригу затеял, что поляки москвичей за людей не считали, что чаяния боярства о приглашенном со стороны царе вовсе не отражали настроения других сословий. Но война в рамках Смуты началась вовсе не тогда, когда гетман Жолкевский с полками приблизился к Москве в 1610 году. Хотя и на старте событий без польского участия не обошлось.
Смута на Руси в сугубо политическом плане началась со смертью последнего царя Рюриковича — Феодора Иоанновича. Согласно академику Платонову, ментальность русского народа к тому времени была такова: царь — хозяин земли, остальные — его подданные. А такие понятия, как государство, нация, закон, практически не имели смысла. Раз уж ты живешь в хозяйском доме, повинуйся хозяину. Рюриковичи в сознании народа были наделены этим правом хозяина от Бога. И когда династия пресеклась, нарушились привычные представления о мироустройстве. В этом смысле Борис Годунов, званный на царство, был обречен. У него, в отличие от Рюриковичей, не имелось права на ошибку. Ведь ошибка Богом избранного отличается от ошибки избранного народом. И пока Годунов не ошибался, все шло более или менее. Но грянули неурожайные годы, голод, и припомнили люди добрые царю Борису странную смерть в Угличе в 1591 году царевича Дмитрия, младшего сына Ивана Грозного...
Фото: Фото предоставлено М. Золотаревым Лжедмитрий I (год рождения неизвестен — 17 (27) мая 1606), самозванец, авантюрист, выдававший себя за чудом спасшегося русского царевича Дмитрия Ивановича, русский царь в 1605–1606 годах
Не только Платонов, но и многие другие историки объясняют феномен самозванства на Руси в начале XVII века тем, что народ нуждался в восстановлении привычной картины мира. Не в государстве жили русские люди тогда, под властью царя они тогда жили. Но Богом данного царя нет, есть из мира людей вышедший Годунов. А это — не то... Значит, нужно искать того, настоящего, что от Бога. Самый простой способ, подсказываемый христианской душе в Евангелии, — "воскресение мертвых". Нет, не погиб царевич Дмитрий в Угличе. Спасся, вырос, спрятался в чужой земле. И готов вернуться. Так думалось, так мечталось.
ЛЖЕДМИТРИЙ I. ПОХОД КОНКИСТАДОРА
До этого нехитрого, но крайне эффективного приема додумались несколько польских магнатов, увлеченных "восточной перспективой" развития собственных земель: братья Вишневецкие и Юрий Мнишек. Они-то и превратили бывшего инока Чудова монастыря в Московском Кремле Григория (в миру — Юрия Отрепьева) в спасшегося царевича Дмитрия. Впрочем, бродит по свету и другая версия: готовить Григория в самозванцы стали еще в Первопрестольной. Занимались этим остатки боярских родов на Москве, пострадавшие от годуновских репрессий.
Как бы то ни было, Лжедмитрия в 1603 году представили польскому королю. Даром что официально на сейме следующего года Польша на военную авантюру против Московии не согласилась. Предпочла держаться заключенного незадолго до этого мирного договора. Но магнаты-интриганы стали собирать частную армию, чтоб отправить ее на Русь. На первый взгляд план абсурдный. Однако агитпроп в русских землях уже сработал, множество недовольных царем Борисом ждали царевича как спасителя, а под самим Борисом трон уже шатался.
Фото: Фото предоставлено М. Золотаревым Марина (Марианна) Мнишек (ок. 1588 — ок. 1614), авантюристка, дочь сандомирского воеводы Юрия (Ежи) Мнишека и Ядвиги Тарло, жена Лжедмитрия I и Лжедмитрия II, коронованная как русская царица (8 (18) — 17 (27) мая 1606). Выдана яицкими казаками русскому правительству. Умерла в заточении
Осенью 1604 года отряды самозванца вторглись в пределы Русского государства. Народу под хоругви Лжедмитрия собралось немного — не более 5 тысяч человек. Польских гусар — тысяча или чуть более, польских же пехотинцев — до полутысячи, беглых русских — 2-3 сотни да 2-3 тысячи черкасов (запорожских казаков). Возглавил армию сандомирский воевода и отец знаменитой Марины Юрий Мнишек.
Армия пошла на Москву не самой короткой дорогой: через южные пределы. Но были тут и свои плюсы. Прежде всего тотальное недовольство жителей пограничных со Степью городков московской властью. И этот расчет оказался верен. Городки-крепости сдавались один за другим. В верности лжецаревичу признались Путивль, Рыльск, Севск, Кромы, Оскол, Воронеж, Елец, Ливны. В списке оказались даже те города, к которым войско Отрепьева даже не приближалось. Работу за него делало общее настроение в южном порубежье и казацкие отряды Украйны, поддержавшие Лжедмитрия и двигавшиеся на Москву по южным дорогам.
А сражения были? Были. С середины ноября держал оборону под руководством воеводы Басманова Новгород-Северский. Месяц держал с лишком, пока не подошла под его стены рать воеводы Мстиславского, посланная царем Борисом. Войско собиралось трудно, дворянское ополчение приказы Годунова саботировало. И все ж таки Мстиславский привел к Новгороду около 40 тысяч воинов. Самозванец располагал армией в два-три раза меньше. Три дня топтались друг напротив друга, ограничиваясь мелкими стычками. Наконец 21 декабря Лжедмитрий атаковал. Бой шел ни шатко ни валко до тех пор, пока русский военачальник не был тяжело ранен. Потерявши воеводу, приняли решение — отойти.
Характер войска Отрепьева и смысл всего похода вскрывается в одном-единственном событии. После условной победы под Новгород-Северским, который, кстати, так и не был сдан русскими, войско потребовало от Лжедмитрия платы. Конфликт кончился тем, что поляки во главе с Мнишеком лагерь покинули и отправились восвояси. Спасло псевдоцаревича то, что в его полуторатысячный отряд влилась очередная — весьма крупная — партия казаков, тысяч эдак двенадцать. И война, если ее можно так назвать, продолжилась. В январе 1605 года случилось второе сражение. Под селом Добрыничи. На сей раз московиты разбили войско Лжедмитрия в пух и прах. Безвозвратные потери последнего составили более 11 тысяч.
Казалось бы, конец войне? И сам Отрепьев думал так же, мечтая вернуться в Польшу. Но в апреле умер Борис Годунов...
Прошло менее месяца, и все войско перешло на сторону самозванца. Войско на то и войско, чтобы служить кому-то или чему-то. Московские бояре посчитали за благо признать Лжедмитрия Дмитрием, и уже в июне он венчался на царство в Первопрестольной. Терпели его менее года. В мае 1606-го не то что свергли — убили...
Фото: Фото предоставлено М. Золотаревым Бой повстанцев Ивана Болотникова с войсками Василия Шуйского 2 декабря 1606 года. Фрагмент карты-гравюры XVII века
БОЛОТНИКОВ. НАРОДНОЕ ВОССТАНИЕ
Бориса Годунова на царство избирали всем народом. С Василием Шуйским все обошлось проще. Хватило боярских голосов, поддержавших одного из организаторов московского бунта против Лжедмитрия I и первого по родовитости претендента. Отсюда и прозвище — "боярский царь". Едва на Руси узнали, что страну возглавил именно такой государь, началось мощное сепаратистское движение. Отпадать от Москвы стал один город за другим, особенно на юге, где многие открывали ворота самозванцу добровольно. Заволновались казаки, уверенные в том, что им не простят сочувственного отношения к Отрепьеву и его проекту. Свой интерес имели дворяне из богатых местностей, вроде Рязани. Понимали, что с воцарением Шуйского власть в полном объеме прибрала московская знать.
Короче говоря, военная оппозиция сформировалась очень быстро. Шуйского объявили царем 19 мая 1606 года, а спустя пять месяцев армия "большого воеводы" Ивана Болотникова уже стояла в селе Коломенском, в нескольких верстах от Кремля. Сам Болотников — из холопов князя Телятевского, но лидером "крестьянской войны", как толковали в советских учебниках, он не был. В его весьма значительном по силе войске были и беглые крестьяне, и вольные казаки, и дворяне. Не за волю крестьянскую шли они биться против рати Василия Шуйского под Кромами и Коломной, у московского Симонова монастыря и за стенами Тульского кремля. Бились не "за", а "против". Ибо никакой внятной политической программы у Болотникова не имелось. Были призывы отнимать, грабить, убивать всех, кто относился к успешным сословиям. Речь шла не только о боярстве. Но и о представителях государевой службы, торговых людях, владельцах крепких хозяйств.
Кровавый хаос прикрывался одной-единственной идеей: надо восстановить на престоле царевича Дмитрия, спасенного Провидением в Угличе. И хотя не только царевича, но и даже захудалого самозванца у Болотникова под рукой не оказалось, лозунг тем не менее работал. Уж больно опасались в народе Шуйского, который только старательно укреплял эти опасения жестокими мерами в адрес своих противников.
Крупное сражение произошло в июне 1607 года на реке Восьме под Каширой. Болотников, располагавший 40 тысячами воинов, был разгромлен воеводой Иваном Воротынским.
Болотников "со товарищи" осел в Туле. К этому времени дворянские отряды уже покинули его армию, убедившись, что им явно не по пути. Зато во множестве появились самозванцы. Первым — "царевич Петр Федорович", сын царя Федора. Затем — кого только не было. Лично мне особенно нравятся двое: Август князь Иван и Мартынка... Тема законного царя из рода Рюриковичей, имеющего право владеть русским народом, эксплуатировалась с особенной силой.
Но не помогло. Осада Тулы завершилась успешно для царя Василия, гарнизон сдался в октябре. Болотникова пленили, ослепили и утопили в проруби.
Фото: Фото предоставлено М. Золотаревым Князь Михаил Васильевич Скопин-Шуйский. Парсуна. Начало XVII века. Автор неизвестен
ЛЖЕДМИТРИЙ II. МАРШ ИНТЕРВЕНТОВ
Сам по себе второй царевич-самозванец ничего интересного собой не представлял. Самая распространенная версия его происхождения — еврейский сын из местечка Шклов. Вероятно, нелегко было супруге первого самозванца, Марине Мнишек, при очной ставке в подмосковном Тушине признать в этом новом персонаже своего пусть легкомысленного, но не лишенного харизмы мужа Юру. Не случайно появилось выражение: "царевича водили". В том смысле, что он играл роль дурачка на ярмарке.
А руководили процессом теперь уже не из локального Самбора на русско-польской границе. Руководили уже из польской столицы, Кракова. Оглядываясь при этом на столицу шведскую — Стокгольм. В то время Польша и Швеция враждовали насмерть. А Московия, раздираемая Смутой, была и мечтой, и целью королей по обе стороны Балтики. Что польского Сигизмунда III, что шведского Карла IX, приходившегося, между прочим, первому дядей. Но если Карл, стремясь насолить племяннику и заодно отгрызть от Руси прибалтийские земли, напрямую и совершенно официально предлагал царю Василию военный союз, то Сигизмунд все еще опасался начать открытую войну. Хотя тайные санкции на формирование армии Лжедмитрия II выдал. Иначе б не потянулась к царевичу помимо фрондирующей шляхты шляхта, лояльная королевской власти.
Можно утверждать, что на сей раз основой армии вторжения стали польско-литовские вооруженные силы, профессионально подготовленные и ведомые достойными полководцами. В отличие от Юрия Мнишека. Этим и можно объяснить, что войска, двинутые по трем направлениям на Москву, справились с задачей за редкими исключениями полностью. Самого Лжедмитрия поляки вели на Москву через Калугу, отряды гетмана Петра Сапеги двигались от Смоленска, группировка пана Лисовского — кружным путем, через Зарайск и Коломну.
Силы царя и "царевича" сошлись на Ходынском поле в июне 1608 года. И разошлись — каждая при своих. Стало ясно, что под Москвой возникла ситуация, когда у наступающих нет сил взять город, а у обороняющихся нет возможности врага разгромить. Царь остался в Москве. А Лжедмитрий II разбил лагерь в подмосковном селе Тушине, где речка Сходня вливается в Москву-реку. Вскоре лагерь превратился в деревянный мини-город. Отсюда и прозвище самозванца — Тушинский вор. Надо сказать, всерьез царевичем его никто из активных участников событий не считал. Ни москвичи, ни казаки, ни сами поляки...
Так и стояли летом 1608-го. Однако одной Москвой дело не ограничилось.
И тут уместно вспомнить об эпизоде этого этапа войны, который во многом предопределил ее итоги. Об обороне Троице-Сергиевой лавры. Конечно, и сам по себе самый богатый монастырь России являлся лакомой добычей для незваных гостей. Годовой доход обители по тем временам колоссальный — до 100 тысяч рублей. Но помимо этого Лавра имела военно-стратегическое значение. Южная и Западная Русь находилась в активной фазе Смуты уже несколько лет. Значит, конфисковывали и грабили все кому не лень. В центре еще восполнили урон, нанесенный голодом последних лет царствования Годунова. А вот Русский Север — Ярославль, Кострома, Вологда, Поморье — оставался нетронутым. Там имелся стратегический материальный запас, там осел людской ресурс...
Петр Сапега и Лисовский посчитали, что отсиживаться в Тушинском лагере совсем необязательно. Все равно сил для контратаки у Шуйского нет. И пошли в обход Москвы на северо-восток. На пути встала обитель. Конечно, мощные крепостные стены помогали. Но к Лавре подошли 30 тысяч врагов, а гарнизон — от силы 2,5 тысячи человек. И далеко не все были профессиональные ратные люди.
Фото: Фото предоставлено М. Золотаревым Осада Смоленска войсками Речи Посполитой в 1609–1611 годах. Гравюра начала XVII века
Было все: приступы и обстрелы, минные подкопы и каверзные уговоры. Но защитники Лавры справились и с атаками, и с моральным давлением, и с голодом, и с мором. Монастырь продержался с сентября 1608 года по январь 1610-го! То есть до того времени, когда побил поляков у Александровской слободы талантливейший полководец князь Михаил Скопин-Шуйский и сам Лжедмитрий II бежал из Тушинского лагеря в Калугу.
Скопину-Шуйскому принадлежит особое место в борьбе за Русь против войска Лжедмитрия II. Пожалуй, это был первый случай в истории Смуты, когда воевода действовал не по наитию или необходимости, а согласно четко разработанному плану. Скопин поставил себе задачу, с одной стороны, мобилизовать и организовать все силы Русского Севера на борьбу с поляками, с другой — методично теснить тушинцев из всех регионов, куда забрались их отряды. Обе задачи полководец выполнил. И сумел сконцентрировать в начале 1610 года в Москве внушительную военную силу, включая 12-тысячный отряд тяжелой — "кованой" — шведской пехоты. Одна беда — в апреле 24-летний воевода умер в столице при весьма СМУТНЫХ обстоятельствах.
Так или иначе, с самозванцем номер два все вроде бы рассосалось. Но пока рассасывалось, началась еще одна война.
СИГИЗМУНД. ВОЙНА ПО ПРАВИЛАМ
Шведские латники взялись в войске Скопина-Шуйского не по мановению волшебной палочки. Царь Василий, не веривший в возможность справиться с самозванцем самостоятельно, согласился на помощь шведского короля в обмен на территориальные уступки. Польский король только и ждал повода нарушить перемирие, заключенное чуть ранее на четыре года. Летом 1609 года Польша начала полномасштабную войну против Московского государства.
Казалось бы, после этого польская сила, собранная под знамена Тушинского вора, должна была получить новые импульсы. А она только и делала, что сдавала ранее обретенные позиции. Ответ прост: для многих в Тушинском лагере и в отрядах, бродивших и грабивших русские уезды, король Сигизмунд был таким же врагом, как и русский царь Шуйский. Анархия не терпит никакой власти.
Войска коронного гетмана и канцлера Великого княжества Литовского Льва Сапеги в сентябре 1609 года осадили Смоленск. Спустя три дня подошли основные силы во главе с королем. Всего под стенами "ключ-города" скопилось до 30 тысяч поляков, литовцев, немцев-наемников и запорожских казаков. Город обороняли 5,5 тысячи человек.
Гетман Жолкевский, непосредственно командовавший польскими силами, был не только против штурма Смоленска, но и вообще против войны с Россией. По всему видать, неглупый был человек. Однако король торопил, и первая атака состоялась в ночь на 25 сентября. Обороной Смоленска руководил замечательный военачальник Михаил Шеин. Один из тех, кто бил еще первого Лжедмитрия под Добрыничами в 1605 году. Воевода многое предусмотрел, если не все. Не мог он предвидеть только того, что осада города затянется на два года без четырех месяцев. Что Москва так и не сможет ничем помочь. Что к последнему штурму в июне 1611 года на стены с оружием в руках сможет выйти только 200 человек...
Когда поляки ворвались в Смоленск, бой продолжался еще целые сутки на улицах города. Оставшиеся в живых жители забаррикадировались в Успенском соборе на Соборной горке. Пали последние, и польские солдаты вломились в собор. Тогда и прозвучал взрыв, похоронивший героев-смолян и сотни врагов.
В живых из 40 тысяч мирных жителей осталось не более восьми! Гарнизон воеводы Шеина пал весь, до одного... Сам воевода, плененный в последнем бою после тяжелого ранения, провел в литовских казематах девять лет.
Нужны ли были эти жертвы? Еще как нужны! После взятия Смоленска Сигизмунд вспомнил советы гетмана Жолкевского. Далее в Русь не пошел и развернул деморализованную армию в сторону Польши.
Фото: Фото предоставлено М. Золотаревым Ян Петр Сапега (1569–1611) у стен Троицкого монастыря. Гравюра XVII века
Почувствовать уверенность в себе королю не позволила даже победа Жолкевского над армией Шуйского при селе Клушино (недалеко от Гжатска, теперь — Гагарин) в июне 1610 года. Там встретились 30 тысяч русских, усиленных европейскими наемниками, и около 13 тысяч поляков вкупе с казаками. Нечасто наше воинство получало подобные оплеухи. Поражение под Клушином можно свалить на бездарность брата царя, воеводы Дмитрия Шуйского. Но, сдается, не только его ошибками можно объяснить происшедшее. Сражаться за "боярского царя" на Руси уже не хотели. За себя, за родную землю, как смоляне и оборонцы Лавры, — да. За Шуйского — нет.
После Клушинской катастрофы путь для Жолкевского на Москву был открыт.
Отсиживавшийся в Калуге Лжедмитрий II посчитал, что пришел ренессанс. Однако его попытка снова вмешаться в войну окончилась для него трагически. В июле с престола свергли Василия Шуйского, власть над Москвой — но не над Московией — взяла боярская элита, и самозванец стал никому не нужен. Начался торг, смысл которого сводился к одному: на каких условиях русский престол займет сын короля Сигизмунда Владислав. И только один человек обсуждал эти условия, зная, что они не имеют никакого значения. Сам польский король -Сигизмунд III. Русский престол он готовил для себя. А другой человек — гетман Жолкевский — понимал, что такая политика не приведет ни к чему хорошему ни при каких обстоятельствах. И потому, введя в Москву свои войска в сентябре 1610 года, гетман спустя несколько дней покинул русскую столицу.
А Смоленск все еще держался...
ЛЯПУНОВ. ПЕРВОЕ ОПОЛЧЕНИЕ
Реальной власти над Московским государством ни у кого не стало. Страна развалилась на города и уезды, где каждый местный воевода или боярин правил на свой лад и строил планы, исходя из собственных представлений. В Москве сидели поляки, контролировавшие главную коммуникационную линию на запад. В Новгороде осели шведы. Войны не было. Но и мира — тоже.
Первыми, кто осознал необходимость начать хоть какое-то движение, стали думный дворянин Прокопий Ляпунов из Рязани, воевода Дмитрий Трубецкой и казачий донской атаман Иван Заруцкий. Все трое — фигуры сложные, противоречивые, отметившиеся в истории Смуты такими поступками, что выходят за рамки библейских морально-этических норм. Однако ж не поспешим осудить. Нам сегодня невероятно трудно разобраться в перипетиях тех лет, а уж каково было разбираться в них тем, кто жил в то суровое и динамичное время? На всех троих некоторые историки с легкостью вешают ярлык авантюриста, но, согласитесь, без некоторой доли куража на крутых политических поворотах удержаться в колее трудно. А без куража вовсе в эту колею и не вступают.
Свою войну в годы Смуты Прокопий Ляпунов вместе с Трубецким и Заруцким начал в 1611 году. Начал не просто так. Сначала над Русью разнеслось послание патриарха Гермогена, призывающее и на борьбу с польской силою, и на восстановление нормальной власти в пределах земли православной.
Подняв рязанское ополчение, Ляпунов понимал, что сил для серьезного выступления у него маловато. Поэтому и послал весточки в города-веси, а также тем воеводам, что сохранили власть над остатками войск Тушинского вора. Все эти силы начали стекаться в Коломну и Серпухов, а оттуда двинулись на Москву. Столица взбунтовалась на первый взгляд спонтанно, но на самом деле к восстанию морально были готовы. Уж слишком мерзко вели себя поляки в Первопрестольной. Известен случай, когда один из шляхтичей, перепившись, стрелял в икону Богородицы над Сретенскими воротами Белого города. Начальник польского гарнизона гетман Гонсевский распорядился отрубить ему руки и заживо сжечь, но даже такая строгая мера в частном случае не примирила москвичей с нормами поведения вооруженных гостей.
Фото: Фото предоставлено М. Золотаревым Карта России нидерландского картографа Гесселя Герритса, изданная в Амстердаме в 1613–1614 годах по чертежу царевича Федора Борисовича Годунова
Бои в столице шли три дня. Ополчение Ляпунова-Трубецкого-Заруцкого добилось того, что поляки закрылись в Китай-городе и Кремле. Но сил штурмовать эти укрепления у ополченцев не было. Остальную Москву — Белый и Земляной город — польские солдаты сожгли согласно практике тех лет: чтоб врагу негде было укрыться на подступах к стенам крепости. Эта выжженная земля и осталась под контролем ополчения. Принципы, согласно которым формировалось первое ополчение, вырабатывались, как говорится, на марше. Но слишком противоречивы были интересы участников процесса. Несмотря на то, что "временное правительство" трех лидеров задекларировало основные позиции, казаки-ополченцы остались недовольны и в конце июля на казачьем кругу Ляпунова убили. Ополчение фактически прекратило существование. Близилась осень 1611 года. Оставались считаные недели до октября, когда в Нижнем Новгороде Кузьма Минин приступит к формированию второго ополчения... * * * Политическая Смута на Руси пресеклась в 1613 году. В военном отношении все успокоилось несколько позже — в 1618-м. Когда завершился поход теперь уже короля Владислава на Москву. Сейчас об этом редко вспоминают, но вражеский лагерь располагался все на том же пресловутом Тушинском поле, бои шли у стен Земляного города, полякам удалось прорваться к Арбатским воротам. А всяк, кто бывал в Москве, знает, что от Арбатской площади до Кремлевской стены — менее километра. Но все обошлось. И в декабре 1618 года был заключен мир. На целых четырнадцать с половиной лет. Польский король больше не помышлял о русской короне. А русские начали размышлять, когда и как вернуть утраченные в результате Смуты исконные земли. Ну, хотя бы Смоленск с Черниговом...
Послать
ссылку письмом
Распечатать
страницу