用户名/邮箱
登录密码
验证码
看不清?换一张
您好,欢迎访问! [ 登录 | 注册 ]
您的位置:首页 - 最新资讯
Память времени и глины
2022-04-06 00:00:00.0     Журналы     原网页

       

       Стихотворения

       Опубликовано в журнале Зинзивер, номер 2, 2022

       Юрий КАЗАРИН

       Поэт, исследователь поэзии, языковед. Автор нескольких книг стихотворений и прозы. Стихи публиковались в периодике в России и за рубежом. Профессор. Живет и работает в Екатеринбурге.

       * * *

       Словно солнцем тронута подкова —

       так сияет зрения обнова:

       медный купол медленно вдохнул

       слишком много неба золотого,

       выдохнул — и выгнул, и вогнул

       языком младенческое слово.

       Белым светом звезды говорят

       от тепла до холода родного.

       Звезды зябнут и до слез болят —

       как начальный и прощальный взгляд

       Господа, от смерти молодого.

       * * *

       Так умирают: остаются —

       но исчезают с высотой.

       И океан дрожит, как блюдце,

       наполненное пустотой.

       Собор вдыхает небо. Купол

       вздувается, плывет настил,

       как будто бог листву пощупал —

       и, золотую, отпустил.

       * * *

       Смерть сохраняет нас —

       спящему про запас:

       в зарослях сновидений

       долгие сны растений —

       зреньем покрыв ступени,

       память выводит тени

       на высоту сомнений,

       свет вызревает враз,

       не закрывая глаз,

       словно глядит оттуда,

       где умирает чудо,

       где в немоте и стоне,

       в облаке наяву,

       тоньше листвы — ладони,

       тронувшие листву.

       * * *

       Пустота, зевота, глухота,

       слепота, немотство, заиканье

       проносили песню мимо рта —

       пролетала птица без названья.

       Призраки, опившись синевой,

       тронули росу — белее мела.

       Тишина опавшею листвой,

       умирая в музыку, шумела.

       Словно серебристая крупа,

       причитала спица сквозь вязанье —

       падала, вставала на попа

       и смотрела божьими глазами.

       * * *

       Осина щиплет тишину

       во всю страну, во всю длину

       галактики, текущей с юга

       и узнающей глубину

       земного круга.

       О, как летят в твоей груди

       родные дни, родные ночи…

       Закрой глаза — освободи

       живые тьмы, чужие очи.

       * * *

       Долго небо каплет в бочку,

       сыплет искры с наждачка.

       Взгляд находит оболочку

       шире божьего зрачка.

       Снежной дратвой тянет строчку

       без наперсточка игла —

       взгляд меняет оболочку:

       капля — холод — зеркала, —

       отраженный, обожженный,

       обмороженный, живой —

       в левом сердце воскрешенный

       кареглазой синевой.

       * * *

       Ольге Ефимовой

       Небесной шерсти вечное вязанье —

       согреет кровь листвы, ее сказанье,

       в осиновом волнуясь терему:

       взрослеет мир навстречу осязанью,

       и зреет зренье, вросшее во тьму.

       Сознанье зябнет, чтоб себя увидеть

       в гусиной коже звезд: и то добро —

       услышать снег и насмерть не обидеть

       венозной тушью белое перо.

       * * *

       К.

       Ангел выглянет из синицы,

       раздвигая, как ночь, ресницы,

       тронет богу высокий лоб —

       ох, какой на земле озноб,

       словно воды стоят без кожи,

       и березы на смерть похожи,

       если с неба шагнуть в сугроб…

       * * *

       Память времени и глины

       знает руки и кувшины

       с виноградом на весу —

       ласку пальцев, губ теснины

       и столбы небес в лесу,

       где подачкой и получкой

       как нетронутый платок,

       снег накинут на роток

       всей стране — озябшей ручкой,

       ледяной воды с колючкой

       из ручья густой глоток.

       * * *

       Евгению Степанову

       Бог заглянул в окно:

       было в дому темно,

       было темно во мне,

       как в золотом окне.

       Это, конечно, Бог:

       выдох-вдох,

       выдох-вдох,

       вдох…

       * * *

       Во тьме — и шепот, и шитье,

       зеркальной нити потрясенье —

       сознанье шелестит твое…

       Подходит молча, как растенье,

       к себе, распутывая след,

       тень — и отбрасывает тень и

       свет.

       И пустота над пустотою

       ресницы путает в узлы —

       и как прозрение пустое

       все темное и золотое

       дрожит на кончике иглы.

       * * *

       Упала прядь зеленая со лба —

       и темный лес открылся, как судьба,

       и в озере небесном отразился —

       распались звезд тугие короба,

       и ельника раздвинулась изба —

       и ты слезой с иголочек умылся,

       когда открылось небо, как судьба,

       и ты, в себя заплакав, оглянулся:

       упала прядь горячая со лба —

       и круг Вселенной медленно сомкнулся.

       * * *

       Но ветвь, протянутая мне

       из темноты, где умирала

       она в цветах и в белизне, —

       одна без пламени пылала:

       себя несла и подавала

       своей неведомой родне —

       огню в огне.

       * * *

       Уснули все в моей стране —

       приснились богу — и уснули.

       В околоземной тишине

       чужие сны идут ко мне

       и о вине, и о войне —

       и черный кот уснул на стуле…

       И зеркало лицом к стене

       текло в отверстие от пули.

       * * *

       Сколько крови твердой в кирпиче —

       это храм стоит с рыбачьей сетью,

       с ячеей булыжной — на плече

       и простор процеживает смертью.

       Сколько крови крепнет в кирпиче:

       ячеей булыжной узких улиц —

       сетью — целый город на плече

       тянет храм, чтоб люди оглянулись.

       Сколько крови в красном кирпиче, —

       это храм качается горячий,

       и уносит город на плече,

       как несет незрячего незрячий.

       Стихотворения

       


标签:综合
关键词: Словно     кирпиче     Сколько крови