Сценарий ？Глобального военно-силового противоборства？ может развиваться по нескольким вариантам в зависимости от конкретных политических и иных условий, сложившихся к началу этого периода. Условно можно выделить три варианта этого сценария: пессимистический, реалистический и оптимистический. Наглядно это разделение показано на нижеследующей схеме (рис. 1.).

       Рис. 1. Самый общий сценарий развития МО после 2021 года

       Эти варианты одного и того же сценария отличаются, прежде всего, ролью, значением, масштабом и интенсивностью использования военной силы. Как видно из нижеследующего рисунка (рис. 2.), до 2021 года прогнозируется усиление силового фактора во всех вариантах избранного вероятного сценария развития МО и отношений между ЛЧЦ, но наиболее ярким и негативным образом этот сценарий развивается в варианте отношений между западной и российской ЛЧЦ. Более того, предполагается, что его эскалация будет происходить и дальше не только в ближнесрочной (2016–2017 гг.), но и среднесрочной (до 2021–2022 гг.) перспективе.

       Рис. 2. Основное отличие вариантов сценария развития МО ？Глобальное военно-силовое противоборство ЛЧЦ？ в роли, масштабах и интенсивности использования военной силы в общем объеме средств влияния западной ЛЧЦ

       Если сейчас попытаться оценить вероятность того или иного варианта сценария после 2021 года в зависимости от существующих современных тенденций, то ее можно предположительно поделить следующим образом:

       — ？Оптимистический？ вариант (№ 3) — 10%.

       — ？Реалистический？ вариант (№ 2) — 20%.

       — ？Пессимистический？ вариант (№ 1) — 50%.

       — Иной возможный сценарий развития МО — 20%.

       Говоря об этих вариантах одного и того же глобального сценария, следует иметь в виду, что, во-первых, еще до начала его полномасштабной реализации в 2021–2022 годах военная сила уже стала неотъемлемой частью внешней политики западной ЛЧЦ, т. е. ее современным атрибутом и элементом современного сценария развития МО. Во-вторых, любой из вариантов (как указанных ниже, так и возможных других) будущего сценария МО после 2021–2022 годов неизбежно будет опираться на военную силу и ставку на военно-техническое и технологическое превосходство западной ЛЧЦ.

       Вариант № 1 (？оптимистический？) предполагает достаточно быстрое замещение политико-дипломатических средств обеспечения международной, региональной и национальной безопасности военно-политическими и военно-техническими средствами, девальвацию международных институтов безопасности и их вытеснение коалиционными институтами (ООН и ОБСЕ, например, Евросоюзом и НАТО), а также создание новых способов и средств силового обеспечения глобальной политики.

       Этот вариант, в частности, предусматривает в политической области системное сочетание как политико-силовых, экономико- и финансово-силовых методов с вооруженными методами, ограниченными по способам, средствам и масштабам использования военной силы, так и сетецентрические методы ведения вооруженной борьбы. Сочетание усиления силовых мер, сворачивание сотрудничества и постепенное втягивание в вооруженное противостояние в 2014–2015 годах отчетливо характеризуют этот вариант.

       Как и в годы холодной войны, ？оптимистический？ сценарий военного противоборства не предполагает массового вооруженного воздействия со стороны западной ЛЧЦ: этот риск планируется минимизировать за счет использования вооруженных сил сателлитов, ЧВК, и инструкторов, которые смогут использовать качественную военную технику и вооружения (как, например, ？Стингеры？ в Афганистане). Пример с поставками военного снаряжения на Украину в 2015 году и направление американских спецподразделений в Сирию — только самое начало этого процесса.

       Поэтому ？оптимистический？ вариант сценария ？Глобального военно-силового противоборства？ предполагает в то же время эскалацию военного конфликта до существенно больших масштабов, чем это имеет место сейчас. В этом смысле данный вариант неизбежно будет более насыщен военными компонентами, чем нынешний сценарий развития МО, который уже характеризуется как новое издание ？холодной войны？. По сути дела, это могут быть военные конфликты на нескольких ТВД с использованием клиентских государств и террористических организаций.

       Вместе с тем, сохранение ？оптимистического？ варианта сценария ？Глобального военно-силового противоборства？ может прогнозироваться в случае сохранения части относительно благоприятных внешних условий, которые могут существовать в 20-е годы XXI века и, которые будут ограничивать собственно вооруженные (но не силовые) способы воздействия, а именно:

       — сохранения достаточно высокого уровня противоречий в рамках сложившейся военно-политической коалиции западной ЛЧЦ;

       — успешного развития интеграционного проекта в Евразии вокруг ？российского ядра？;

       — нарастанием противоречий между западной ЛЧЦ и другими локальными цивилизациями, прежде всего исламской, китайской и латиноамериканской;

       — успехами в технологическом, социально-экономическом и военно-политическом развитии России и ее союзников.

       Очевидно, что в среднесрочной перспективе до 2021–2022 годов, когда указанные выше и другие тенденции в целом известны, можно рассчитывать на то, что западная ЛЧЦ не успеет в полной мере подготовиться к новому этапу и сценарию развития МО, в т. ч. в военно-технической области, что существенно скажется на ее возможностях и сделает этот ？оптимистический？ вариант сценария развития достаточно вероятным. Такую вероятность этого ？оптимистического？ варианта сценария МО можно оценить после 2021 года в 35–40%.

       Вариант № 2 (？реалистический？). Переход сетевой и сетецентрической войны западной ЛЧЦ против российской ЛЧЦ на качественно новый уровень, предполагающий постепенную смену существовавшей парадигмы на парадигму открытого военного противоборства (возможную даже еще до 2021–2022 гг.). По сути дела этот вариант предполагает открытую войну, ограниченную отдельными ТВД, средствами и способами ее ведения, а также масштабами и интенсивностью применения военной силы.

       Реалистичность данного варианта сценария ？Глобального военно-силового противоборства？ после 2021–2022 годов во многом предопределяется не только развитием тенденций, указанных для Варианта № 1, но и силой существующей инерции, эффективностью сложившихся международных механизмов, прав, традиций и привычек. С некоторой долей условности можно провести сравнение с нарастанием военно-силового противоборства перед Второй мировой войной. Речь, в частности, идет о гражданской войне 1936–1939 гг. в Испании; начале войны Японии с Китаем в 1937 г.; расчленении в 1938 г. Чехословакии и вооруженном конфликте Японии с Монголией и СССР на реке Халхин-Гол в 1939 году.

       Реализация Варианта № 2 до 2021 года требует если не признания публично новой парадигмы в международных отношениях, основанной на праве силы, то молчаливого согласия с этим, что будет одновременно означать крах сложившейся правовой и политической системы в области международной безопасности. Такое достаточно циничное признание потребует не менее цинично публичной дискредитации международных институтов, норм и права, которые пока что необходимы западной ЛЧЦ в ее системной борьбе за сохранение мирового контроля.

       Этот процесс, начавшийся с войны в 1991 году в Ираке, во многом фактически завершился к 2015 году, но для его публичной легитимизации потребуется еще какое-то время. Есть основания полагать, что этот процесс будет ускоряться, но получит окончательное завершение только к 2021–2022 годам, когда новые представления о международных нормах и правилах, и институтах получат свое публичное закрепление.574 Стратегическое прогнозирование МО

       Для России этот наиболее ？реалистичный？ вариант сценария развития МО — самый опасный. Он позволяет США и их союзникам:

       — использовать свое экономическое, информационное, коалиционное, научно-техническое и военное превосходство практически без ограничений в глобальном масштабе, требуя от России самоограничений в области международной и внутренней политики;

       — на каждом из этапов возможной эскалации конфликта подвергаться наименьшему риску и обладать наибольшими возможностями для его эскалации;

       — постепенно ограничивать возможности России в коалиционной деятельности, подвергая ее изоляции и мешая приобретать потенциальных союзников;

       — угрожать внутриполитической стабильности, посредством системного воздействия на формирование альтернативы суверенной политике внутри страны;

       — создавать серьезные социально-экономические трудности в развитии, консервируя внешнюю зависимость от импорта товаров, технологий и услуг.

       После 2021–2022 годов этот вариант сценария развития МО, вероятность которого оценивается в 50%, неизбежно перерастет в прямое глобальное военное противоборство с западной ЛЧЦ, которое будет подготовлено постепенно в 2015–2021 гг. эскалацией вооруженного и силового противостояния по схеме постепенного ？втягивания？ вооруженных сил США и НАТО в войну. Этот процесс будет, как представляется, характерен не только для конфликта на Украине, но и в других регионах, в частности в Сирии.

       Вариант № 3 (？пессимистический？), предполагает радикальную смену парадигмы развития МО и ВПО уже до 2021–2022 гг. и перехода к глобальной войне после 2021 года. То есть войне не ограниченной ни ТВД, ни способами, ни средствами ее ведения. Огромные риски развития такого варианта компенсируются новыми технологическими возможностями в области ВТО и ПРО, а также расчетами на контролирование эскалации с целью избежать перехода к стратегической ядерной войне. Однако срыв международной обстановки к тотальной ядерной войне в рамках данного сценария, скорее всего, предотвратить не удастся. Вероятность Глава XI 575？пессимистического？ варианта сценария ？Глобального военно-силового противоборства？ можно оценить в 10–15%.

       Исходя из вышесказанного, следует изначально прогнозировать, что наиболее вероятный сценарий развития МО и его варианты — от ？оптимистического？ до ？пессимистического？ — в разной степени, но будут включать в себя не просто силовые, но и обязательные вооруженные компоненты. Пока что такие компоненты вооруженной борьбы (уже существующие в реалии) не получили своих признанных в мире политических и юридических определений, хотя давно уже стали фактом. В частности, планируя развитие своего сценария МО после 2021 года, в США уже сегодня готовят не только силы и средства для поддержки гражданской проамериканской оппозиции, но и вносят соответствующие изменения в штабную структуру своих специальных сил, подготавливая даже на самом низком звене специалистов по связям с общественностью, кураторов оппозиции и ведению информационных и кибервойн.

       В реальной политике война может начаться и закончиться даже без всякого массированного вооруженного нападения. И такая война даже может быть выиграна без крупных боестолкновений. Так, например, когда в Крыму и на Донбассе гражданское сопротивление власти переросло из политического противостояния в вооруженную борьбу, граница между которыми вплоть до апреля–мая 2014 года была условной. Но еще более яркий пример — ？революция？ в феврале 2014 года в Киеве, когда ？мирные？ протестующие стали убивать вооруженных солдат внутренних войск.

       Позже, но ？с другим знаком？, ситуация повторилась в Йемене, когда изгнанный повстанцами президент Салех (как и В. Янукович на Украине) получил легитимную силовую поддержку извне от США и Саудовской Аравии, но сам не смог оказать вооруженного сопротивления повстанцам. По сути дела военные конфликты на Украине, в Йемене, а до этого в Югославии, Ираке и в Ливии стали прообразами ？оптимистического？ варианта будущей войны против России.

       Характер современной внешнеполитической и военной стратегии развитых государств неизбежно предполагает, что она строится на принципах системности (т. е. использовании всех ресурсов для достижения окончательного результата), сетецентричности (т. е. военно-технического и информационного обеспечения политики) и сети (т. е. комплексности подхода), что изначально предполагает лидерство в подготовке и принятии решений, а также использования всего спектра ？умной силы？ (smart power).

       Иными словами в реализации указанного сценария всеми странами могут быть использованы несколько (в нашем случае только три) вариантов развития одного и того же военно-силового сценария, сутью которого будет борьба за ликвидацию (сохранение) контроля в мире. Средствами противоборства станут не только вооруженные, но и невооруженные средства — широкая система мер противоборства — от ？мягкой силы？ до прямого вооруженного насилия, — в основе которой находятся сетецентрические средства ведения войны.

       Эти варианты с точки зрения значения в них военной силы можно проиллюстрировать в следующей матрице.

       Как видно из предложенной матрицы, разные пропорции в соотношении различных политических средств отнюдь не означают, что преимущество будет отдано какой-то отдельной группе — ？мягкой силы？ или ？жесткой силы？. В зависимости от обстоятельств варианты стратегии и использование или тех или иных форм военной силы будут меняться, а значит изменяться и варианты одного и того же сценария. Причем в короткое время. Так, развитие МО и ВПО на Укра-ине в 2014–2015 годы свидетельствовало о быстрой смене ？оптимистических？ (соглашения в Минске) и ？пессимистических？, вариантов одного и того же военно-силового сценария, который применительно к России оставался на удивление последовательно силовым.

       Соответственно для России становится очень важным учесть эти приготовления в формирующейся СО. В Вооруженных Силах страны, включая специальные формирования, должны быть не только снайперы, связисты и корректировщики, специалисты по инфор- и кибер-войнам, но и социологи, политологи, учителя истории, политические лидеры и общественные фигуры и т. п. Это потребует соответствующих изменений в структуре и штатном расписании штабов и боевых подразделений, подготовке соответствующих специалистов уже сегодня, сейчас. Причем в достаточно близкой перспективе можно предположить, что их роль может стать решающей, может быть более важной, чем военных. Тем более что первые симптомы заметны уже сегодня.

       По сути дела речь должна идти не только о новой структуре ВС и органов управления, но и серьезных изменениях во всей военной организации государства, его институтов. Эти изменения предполагают, что:

       — война фактически уже идет и соответственно должно быть управление государством, фактически аналогичное тому, какое существует в условиях военного времени, но без введения чрезвычайного или военного положения во всей стране;

       — необходима разработка соответствующих новому характеру войны сил и средств. И не только в Вооруженных силах России, но и во всей военной организации страны.

       Сказанное означает, что при подготовке ответных мероприятий необходимо ориентироваться на неизбежное военное и иное силовое противостояние, которое уже происходит и будет только усиливаться в среднесрочной перспективе. По этой причине необходимы срочные мобилизационные меры общенационального масштаба, включающие изменения в управлении государством и его экономикой.

       >> Полностью ознакомиться с коллективной монографией ЦВПИ МГИМО “Стратегическое прогнозирование международных отношений” <<

       27.05.2017