Материал из номера

       Август 2015

       Скачать номер

       в PDF формате

       О том, как жили в конце XIX — начале ХХ века купеческие семьи, о чем размышляли и мечтали купцы и как они воспитывали своих детей, могут рассказать их сохранившиеся письма — бесценный материал, помогающий понять Россию и россиян того времени...

       Крупный московский текстильный фабрикант Сергей Иванович Четвериков, находясь в 1923 году в эмиграции в Швейцарии, писал племяннику Сергею в Москву: "Твое письмо 12 сентября я сегодня получил. Оторванный почти от всего того, чем я жил и что было мне дорого, я не могу не дорожить теми связями, которые еще остались со старой жизнью. Твою просьбу написать мои воспоминания <...> исполню с радостью. Кашинцево и Тимофеевка (усадьбы семейств двух братьев Четвериковых. — Прим. авт.) жили такой тесной, дружной жизнью, что мысленно пережить все это будет ценно и для меня. <...> Недавно, просматривая диапозитивы сибирских снимков в стереоскопе, смотрел и на группу, снятую за чаем на пароходе "Россия". На ней удачный твой портрет. Вспоминал, как ты где-то в дороге умудрился съесть 300 пельменей. Когда так, в одиночестве, сидишь и перебираешь свою прежнюю жизнь, точно ее кто другой прожил. Все же, ежели пришлось ее прожить еще раз, не пожелал бы прожить ее иначе".

       Фото: Фото предоставлено М. Золотаревым Сергей Иванович Четвериков с женой, дочерью и внуком в эмиграции в Швейцарии. Шутливая надпись на обороте снимка: "Святое семейство"

       Это и другие письма, сохранившиеся в уникальном семейном архиве Четвериковых—Алексеевых, внучатая племянница Сергея Ивановича и внучка известной благотворительницы А.А. Четвериковой, урожденной Алексеевой (о которой далее пойдет наш рассказ), доцент химического факультета МГУ имени Ломоносова Наталья Александровна Добрынина, любезно предоставила историкам.

       История семейных взаимоотношений Алексеевых и Четвериковых, отраженная в письмах, началась в 1870-е годы и длилась сорок лет. Две сестры Алексеевых — Александра и Мария — вышли замуж за двух братьев Четвериковых — Сергея и Дмитрия. Алексеевы еще с 1820-х годов входили в элиту московского купечества, будучи владельцами трех суконных фабрик и крупнейшего золотоканительного предприятия в России, основанного в 1785 году. Четвериковы имели суконную фабрику, существовавшую с 1830 года в 20 километрах от Москвы. Переписка позволяет реконструировать картину семейных взаимоотношений, и прежде всего взгляды на ведение семейного бизнеса, на воспитание и образование детей, на место женщины в семье.

       Фото: Фото предоставлено М. Золотаревым Мария Александровна Алексеева, в замужестве Четверикова

       ВО ГЛАВЕ БОЛЬШОГО СЕМЕЙСТВА

       Сергей Иванович Четвериков родился в 1850 году. Он, старший брат в семействе, был литературно одаренным человеком, из-под его пера вышли не только мемуары "Безвозвратно ушедшая Россия. Несколько страниц из книги моей жизни", изданные в Берлине в конце 1920-х годов, но также и статьи по вопросам предпринимательства, беллетристические произведения.

       Судьба не баловала Сергея Четверикова. Ему исполнился всего 21 год, когда его отец внезапно скончался. За три года до этого юноша окончил гимназию, после чего прошел практику в представительстве семейной фирмы в Петербурге и ведущем европейском текстильном центре Брюнн в Австрии (сейчас Брно в Чехии). После смерти отца Четверикову пришлось возглавить фабрику в селе Городищи Богородского уезда Московской губернии. Когда молодой человек стал входить в курс дела, то оказалось, что "касса была совершенно пуста", а "дело стоит на краю гибели", как писал Четвериков в воспоминаниях.

       Что было делать? Продавать фабрику или пытаться продержаться? Был выбран второй путь. Помогли родственники — крупные московские коммерсанты Протопоповы и Алексеевы. Было создано паевое товарищество с основным капиталом в 650 тысяч рублей, из которых 260 тысяч рублей (из денег, данных взаймы) формально принадлежали Четверикову. Сергей Иванович трудился не покладая рук и в итоге превратил фабрику в одно из наиболее доходных предприятий шерстяной промышленности. Спустя тридцать лет после смерти отца, уже став известным промышленником, Сергей Четвериков дал объявление в московских газетах, что желает выплатить долги по фабрике тем кредиторам своего отца, кто представит векселя и которых он мог не знать. Понадобилось 36 лет, чтобы он рассчитался со всеми, кого смог разыскать. Этот поступок стал эталоном российской купеческой честности.

       Фото: Фото предоставлено М. Золотаревым Сергей Иванович Четвериков. 1890-е годы

       БРАК ЖЕЛАННЫЙ, НО НЕРАВНЫЙ ПО КАПИТАЛАМ

       Своеобразным центром притяжения в этой семье была Александра Александровна Алексеева, в замужестве Четверикова.

       Александра, получившая домашнее воспитание, была образованной женщиной: знала четыре языка — немецкий, английский, французский, итальянский, писала стихи, играла на рояле. Выйдя замуж, родила восемь детей и посвятила себя семье и благотворительной деятельности.

       История выхода замуж Александры Алексеевой за Дмитрия Четверикова была непростая. В начале 1880-х годов дела на Городищенской суконной мануфактуре, в управлении делами которой Дмитрий принимал участие вместе со своим старшим братом, Сергеем, шли не блестяще.

       К тому же, в отличие от Сергея, Дмитрий не обладал необходимой деловой хваткой. Выпускник юридического факультета Московского университета, он был человеком добрым и мечтательным, не имел предпринимательских амбиций. Предпочитал барский образ жизни, охоту и прием гостей.

       Это беспокоило родственников 20-летней Александры и 25-летнего Дмитрия. Брат Александры, Николай Александрович Алексеев, крупный промышленник, московский городской голова в 1885–1893 годах, и брат Дмитрия, Сергей Иванович Четвериков, вступили в переписку, обсуждая целесообразность предстоящего брака.

       Обе стороны вначале были резко против этого союза. Во-первых, по религиозным соображениям: браки двух братьев с двумя сестрами не одобрялись православием. Вторым же, и главным, барьером для брака было слабоволие и малая работоспособность Дмитрия. Этих отрицательных черт Сергей Иванович Четвериков не мог скрывать от невесты и ее родственников, понимая, что рано или поздно характер его брата осложнит семейную жизнь.

       Фото: Фото предоставлено М. Золотаревым Семья Дмитрия Ивановича Четверикова на веранде усадебного дома в Тимофеевке. 1909 год

       В феврале 1884 года 33-летний Сергей Иванович, к тому времени уже девять лет женатый на Марии Алексеевой, написал откровенное письмо 20-летней Александре Алексеевой. Это письмо раскрывает причины беспокойства, которое мучило Сергея Ивановича: "Брат с ужасом все более и более сознает, сколько им упущено времени для создания из себя вполне делового человека, способного во всех случаях жизни своим трудом и знанием прокормить себя и семью; добиться этого — его несокрушимое намерение <...>. В этих видах он намеревается <...> ехать за границу на год в ткацкую школу и затем, сколько увидит необходимым, поработать на заграничных фабриках".

       Но не только слабые деловые качества Дмитрия являлись препятствием. Влюбленный в Александру Дмитрий сознавал, что он не ровня ей по капиталам. Семья Алексеевых принадлежала к элите купечества с конца XVIII века, а Четвериковы едва выбрались из состояния, близкого к банкротству, хотя и принадлежали к старомосковскому купечеству.

       В период сватовства Сергей Иванович передает в письме Александре мысли Дмитрия: "Навсегда заточить в деревню (Четвериковы большую часть года жили в усадьбе Тимофеевка рядом с фабрикой. — Прим. авт.) девушку с таким состоянием, как ты, и, следовательно, с такими правами на пользование жизнью, без каких-либо видов дать жизнь другую, — он считал бы со своей стороны совершенным безумием. За мысль же — пользуясь твоим состоянием попробовать создать себе в Москве самостоятельное положение — мне первый раз в жизни пришлось <...> действительно покраснеть перед братом — настолько горячо отверг он подобную мысль".

       Сергей Иванович открыто пишет свояченице о своих переживаниях: "Саня, ты знаешь, что это будет полная правда, ежели я скажу, что не помню, когда бы находился в таком состоянии, как теперь; любя тебя, как мы с Машей (женой Сергея Четверикова и сестрой Сани. — Прим. авт.) любим тебя, знать, какие горькие минуты ты теперь переживаешь — невыразимо больно".

       По этому письму видно, как буквально за несколько десятилетий изменились отношения в купеческой среде. Теперь браки стали совершаться по любви. Затворническое положение девушек осталось в прошлом, теперь они часто общаются со сверстниками своего круга на дружеских вечерах, в совместных любительских спектаклях, прогулках во время дачного отдыха.

       Впрочем, через месяц в следующем письме к Сане Сергей Четвериков прямо пишет, что в деле взаимоотношений между влюбленными "посредничество третьего лица становится неуместным" и все вопросы "должны быть выяснены лично между Вами".

       Фото: Фото предоставлено М. Золотаревым Общий вид Городищенской суконной фабрики

       БРАК Счастливый, Но Не Безоблачный

       Несмотря на сомнения, Александра и Дмитрий поженились, и в 1886–1902 годах у них родилось восемь детей. Брак оказался счастливым, но не безоблачным. На плечи Александры Четвериковой легло много забот: от обращения с личными паями в семейной фирме "Владимир Алексеев" до ведения усадебного хозяйства и воспитания детей. Сергей Иванович Четвериков — человек творческий, решительный и прекрасный руководитель семейного бизнеса — стал на долгие годы ее близким другом и советчиком в серьезных делах.

       Те проблемы, о которых Сергей Четвериков сообщал Александре в своем письме в период сватовства в 1884 году — слабоволие и безответственность брата Дмитрия, — вновь стали важной темой их переписки пятнадцать лет спустя. После смерти отца братья Четвериковы как владельцы фабрики имели огромный долг в 200 тысяч рублей. Сергей прилагал большие усилия, чтобы не закрыть фабрику и расплатиться с долгами. Дмитрий был поставлен братом во главе ткацкого отдела, то есть являлся одним из директоров фабрики. Однако он не проявлял особого рвения в работе, а предпочитал принимать гостей и наслаждаться охотой и даже стал одним из деятельнейших членов Московского общества охоты имени Александра II.

       Все это весьма тревожило его жену, о чем она и сообщила в письме к деверю, Сергею Четверикову.

       Сергей отвечал начистоту, приводя слова общего знакомого, который сказал о Дмитрии: "Можно глубоко, страстно полюбить Дмитрия Ивановича за его душу. Настолько глубоко, насколько вообще один человек может полюбить другого, но под одним условием — не приходить с ним в деловые соприкосновения". Сергей не оправдывал брата, а писал Александре о том, что, руководя семейным бизнесом, сам разочаровался в способности Дмитрия работать на фабрике: "Вся суть заключается единственно в том, что брат не понимает ответственной работы. Это, ежели можно так выразиться, отчаянный дилетант. Между тем тот пост, который он занимает, является столь существенной частью фабричного механизма, что беспечность и безалаберность, которые являются характернейшими особенностями деятельности брата, не могут быть терпимы ни в каком деле, где существует хоть какая-нибудь забота о завтрашнем дне".

       Фото: Фото предоставлено М. Золотаревым Дмитрий Иванович Четвериков (1858–1910), директор Товарищества Городищенской суконной фабрики Четверикова, член Московского общества охоты имени Александра II. Усадьба Тимофеевка Богородского уезда. Ноябрь 1901 года

       Так возникло идейное противостояние братьев, которые любили друг друга, но не находили общего языка в семейном бизнесе. Сергей Иванович трудился, чтобы укрепить семейную фабрику и превратить ее из убыточного предприятия в прибыльное. Дмитрий же работал по минимуму, предпочитая жуировать на балах и в путешествиях. В конце концов Сергей Иванович решил отстранить Дмитрия от руководства ткацким отделом. Узнав об этом, Дмитрий обозлился и в письме к брату заявил, что его "топчут в грязь" и "бьют лежачим" и что он вообще уйдет с фабрики и будет искать себе "место 50-рублевого служащего в Москве".

       Сергей Четвериков объяснил Александре причины своего жесткого решения: "Скажу тебе <...>, что не знаю, как ты, но брату, видимо, не приходит в голову, насколько велика его вина перед делом и передо мною. Ежели переживает он теперь тяжелые минуты, — то он имеет за собою 27 лет почти сплошного праздника жизни". Одновременно Сергей Иванович стремился предотвратить обиду Александры на удаление ее мужа от дел: "Против меня теперь как бы обращается то, что имело исходным пунктом исключительно мою преданную любовь к тебе — это, что мы все всячески старались прятать от тебя эти невозможные отношения в деле. <...> Как мне ни дороги отношения к твоей семье и, в особенности, к тебе, но есть и обязанности к своей семье, своему имени и своему делу. Ежели устранение брата от заведования ткацкими работами является необходимостью, то поверь, что необходимость эта признана не без долгой, мучительной борьбы".

       Он писал, что не убирает Дмитрия с фабрики насовсем, а оставляет за ним два отдела: отдел проборки и чистки шерсти и отдел регламентации заработков — "вся административная работа, ткацкая калькуляция и тому подобные работы, которые, конечно, не столь важны, как заведование ткацкими работами, но которые, несомненно, могут служить поприщем для восстановления к себе доверия". В этом письме содержится фраза, в которой Сергей Иванович сформулировал свой профессиональный кодекс: "Не существует иного хода в создании себе положения в деле, как тот, что, исполняя старательно и вдумчиво поручаемое дело — вселяешь доверие к своему труду, рамки которого тем самым постоянно раздвигаются".

       Несмотря на нерадивость на фабрике, Дмитрий Четвериков был активным общественным деятелем местного уровня. Он с большим рвением участвовал в деятельности уездного земства и много лет состоял членом школьной комиссии, организовал ремесленное училище при фабрике и вместе с женой Сергея Марией попечительствовал над сельской школой — об этом свидетельствует их переписка 1904 года.

       Фото: Фото предоставлено М. Золотаревым Групповая фотография участников закладки туберкулезного санатория в Сокольниках Н.Д. Четвериковой. В первом ряду А.А. Четверикова, ее дети, С.И. Четвериков, справа А.Н. Алексин, главный врач больницы. Сидит — Наталья Дмитриевна Четверикова

       БЕРЕЖЛИВОСТЬ И ЩЕДРОСТЬ БОГАЧЕЙ

       Александре Четвериковой в такой ситуации приходилось без финансовой помощи мужа решать хозяйственные проблемы в семье и планировать семейный бюджет. Когда она выходила замуж, то получила от родителей хорошее приданое. Однако скромные доходы мужа с годами приучили ее к предельно бережливому ведению хозяйства.

       Четвериковы имели все, что надлежало иметь людям их круга, — с 1911 года в письмах упоминается даже личный автомобиль. Но привычки швыряться деньгами у них не было. К примеру, Александра Александровна в письме просила дочь Аню привезти ей из Италии "пузыречек" любимых французских духов "Цикламен" фирмы "Коти", которые в Москве стоили 9 рублей 75 копеек, то есть на 2 рубля 75 копеек дороже, чем в Европе.

       Единственное, на чем она не экономила деньги, была благотворительность — Александра Четверикова построила школу в селе, где была их усадьба. За содействие больницам Четверикова пользовалась большим уважением среди московской общественности, особенно среди врачей, и была избрана товарищем председателя Всероссийской лиги по борьбе с туберкулезом.

       Когда выяснилось, что ее младшей дочери, Наташе, доктора поставили диагноз "костный туберкулез", то Александра Александровна не опустила руки. Болезнь эта, при которой деформировались пораженные суставы и наступала прогрессирующая мышечная атрофия, в эпоху, когда не были еще открыты антибиотики, была неизлечимой и поражала главным образом в детском возрасте. После перенесенного в 5-летнем возрасте инфекционного заболевания ноги Наташи были фактически парализованы. Мать возила дочь к медицинским светилам в Германию, Австрию, Италию, однако приговор врачей был неутешительным: излечение невозможно. Александра Александровна и семеро ее старших детей решили, что надо придумать для Наташи дело, занимаясь которым, даже в инвалидном кресле она смогла бы, когда вырастет, чувствовать себя нужной людям. На семейном совете было решено устроить лечебницу-санаторий и готовить Наташу к руководству этим заведением в качестве попечительницы.

       До открытия этой лечебницы Александра Александровна не дожила. Перенеся несколько хирургических операций, она скончалась в 1912 году, не дожив трех дней до своего 49-летия. 150 тысяч рублей были завещаны ею городу Москве на создание санатория для хроников, оснащенного по последнему слову техники, а город выделил лесистый участок в Сокольниках. Больница-санаторий в Сокольниках была открыта 3 марта 1913 года. Эта лечебница существует до сих пор — сейчас это Московская детская ортопедо-хирургическая больница. Здесь чтут основательницу заведения — всех входящих в актовый зал встречает приветливый взгляд больших серых глаз Александры Александровны, смотрящей с портрета, подаренного больнице потомками благотворительницы.

       Фото: Фото предоставлено М. Золотаревым Дочери Четвериковых Аня, Таня и Катя на прогулке во время отдыха в Крыму. 1904 год

       ДУША СЕМЬИ И ОБЩЕСТВА

       Александра Александровна Четверикова была притягательной личностью для многих знакомых и родственников. Переписка отразила ее культурную и тонко чувствующую натуру. Сохранилось одно из писем к ней ее двоюродного брата, знаменитого театрального реформатора Константина Сергеевича Станиславского (Алексеева), написанное в 1902 году. Он писал: "Милая Саня! Ты написала мне такое чудесное письмо, что я хочу ответить на него сейчас же, несмотря на то, что вернулся с утомительной репетиции в 2 часа ночи.

       Люди удаляются друг от друга, живут целую жизнь рядом, не зная, что у кого происходит в душе, проходят мимо погибающего или бессознательно топят друг друга — потому что им некогда. Добро живет в душе, и чувство есть, а проявить его не хватает времени. Должно быть, и мы удалились друг от друга, потому что нам было некогда.

       Всю жизнь я ездил на какие-то заседания, обсуждал вопросы, в которых ничего не понимал. Торопился делать визиты тем людям, с которыми у меня не было ничего общего. Мне говорили, что это надо, — и я повиновался. Когда я понял, что эти люди и заседания мне не нужны — я уже состарился и растерял тех людей, которые мне нужны или которым я мог бы быть нужен. Я думаю, что это история нашего родства и знакомства. Буду надеяться, что теперь, когда мне действительно некогда, когда я работаю в том деле, которое люблю и которое должен делать — я найду время, чтоб видеться с вами чаще". В письме Станиславский делится с сестрой ощущением бессмысленности своей работы в семейной фирме и радостью от театральной деятельности. Вместе с письмом он прислал Александре контрамарки и обещал для прочтения экземпляр пьесы "На дне", напоминая: "Не задерживай его долго, так как у нас начинаются репетиции".

       Эпистолярии позволяют очертить круг общения Александры Четвериковой. Из писем к ней жены и дочери писателя Льва Толстого — Софьи Андреевны и Александры — следует, что Толстые и Четвериковы наносили друг другу визиты в Москве, вместе совершали прогулки, обменивались книгами для чтения.

       Фото: Фото предоставлено М. Золотаревым Венчание А.Д. Четвериковой и К.А. Ценкера. Болшевская церковь. 1910 год

       ГОВОРИТЬ С ДЕТЬМИ "ОБО ВСЕМ"

       Четвериковым посчастливилось установить, как видно из переписки, доверительные отношения с детьми.

       Особенно интенсивным было эпистолярное общение Дмитрия и Александры Четвериковых со старшей дочерью, Аней. Переписка родителей с дочерью демонстрирует, что стиль взаимоотношений строился на стремлении понять "жизнь души" своих детей, найти общие принципы, на которых бы строилось отношение к окружающей жизни.

       В апреле 1905 года Александра пишет 14-летней дочери в Москву из Крыма: "Ты спрашиваешь, почему у нас с тобой "такие странные отношения"? Мне кажется, что они вовсе не странные, а самые правильные уже по одному тому судя, что ты сама обращаешься ко мне теперь, когда у тебя являются новые запросы к жизни, в которой ты, конечно, не можешь разбираться самостоятельно. Тебе было легче говорить "обо всем" со своими сверстницами, потому что они сами переживают то, что ты переживаешь, а я уже давно пережила и на многое смотрю с другой точки зрения, как человек смотрит с горы на то, что под горою. Но понять я тебя могу все-таки вполне, несмотря на нашу разницу возрастов я могу дать тебе объяснение во многом". Далее Александра Четверикова вспоминает о своей юности, когда в купеческих семьях не было стремления к душевной близости, а чаще царила отчужденность между родителями и детьми: "Я сама росла одна, помню, как мне тяжело было разбираться одной во всем, но я не могла обратиться к Бабушке (матери Александры Четвериковой — Елизавете Алексеевой. — Прим. авт.). С нею мы действительно "были в странных отношениях", а с тобою — нет".

       Александра объясняла дочери причину того, почему не вела с нею разговоров о жизни: "Если я не затрагивала всяких серьезных вопросов в разговоре с тобой, то только потому, что не знала, насколько твоя душа подготовлена к ним, но была уверена, что ты сама придешь ко мне и спросишь или выскажешь то, что у тебя не выяснено в тебе самой. Иначе и быть не могло". Как кульминация в письме звучит основной принцип, по которому строила свою жизнь Александра Четверикова: "Неужели я бы даром, зря, положила всю свою душу в своих детей, чтоб стать им чуждой тогда именно, когда я им больше всего нужна?"

       Она посвящает дочь в стиль своих доверительных взаимоотношений с мужем, Дмитрием Четвериковым: "И знай еще, Анёк мой, что у меня никогда не было и не будет ничего скрытого от Папы, и что ту полную откровенность, которую ты даришь мне, ты должна дарить и Папе. Вообще, ты окружена людьми, которые и любят тебя, и поймут, и всегда помогут тебе добрым советом".

       МАТЕРИНСКИЕ НАСТАВЛЕНИЯ

       Летом 1910 года 20-летняя Аня вышла замуж за Константина Ценкера, представителя богатой предпринимательской семьи московских немцев. После свадьбы молодые уехали вначале в Великий Устюг Вологодской губернии, где жених получил работу юриста, а затем в свадебное путешествие в Италию. В этот период переписка матери и дочери проходила довольно интенсивно.

       Александра Александровна отдыхала в Крыму с младшими детьми, но ее связь с дочерью не прерывалась. В письмах они обсуждали все вопросы будущей супружеской жизни Ани. Высказывая свои воззрения на роль жены в семье, Александра Александровна продемонстрировала свое критическое отношение к пустому времяпрепровождению буржуазного круга, к которому сама принадлежала: "Мое личное материнское чувство и желание иметь тебя и твою семью вблизи себя все-таки уступает место другому, более разумному: я очень радовалась, что твоя жизнь слагается серьезно и содержательно, хотя и с лишениями (трудности жизни в маленьком городе северной губернии. — Прим. авт.), в виду необходимости жить далеко от той среды, которая тебя бы сразу засосала в Москве".

       Настрадавшись от привычек своего мужа Дмитрия, предпочитавшего увеселения, Александра Четверикова предостерегала дочь от буржуазной светской жизни, именуя ее прямо "омутом", который засасывает людей, отвлекая их от позитивной жизненной деятельности: "Ведь в сущности круг очень пустой и буржуазный, все вертится вокруг сплетен, туалетов, флиртов и увеселений, за которыми настоящая жизнь вся остается далеко позади. Семья, в которую тебе выпало счастье войти, составляет редкое исключение. Надо быть человеком с сильным характером, чтобы совместить в себе светскую женщину с хорошей семьянинкой. Мне было страшно за тебя (и я радовалась, что сама судьба тебя вырвала из таких условий, где из тебя вышла бы une mondaine. — "Светская женщина". — Прим. авт.). А теперь она толкает тебя обратно в омут. Сумеешь ли ты устоять, удержать правильный взгляд на жизнь? Не обижайся на мои слова, ведь недаром я прожила 48 лет — насмотрелась на многое, и знаю, что даже при самых лучших задатках и стремлениях <...> очень легко свихнуться с настоящего и единственного пути (подчеркнуто А.А. Четвериковой. — Прим. авт.): жить не столько для себя, для удовольствия, а для других".

       В письме Александра Четверикова приводит пример своей знакомой по отдыху в Крыму: "Мария Григорьевна... Вот, между прочим, наглядный пример "светской женщины" <...> На днях получила телеграмму от мужа, уехавшего три недели тому назад со старшими детьми: "Умоляю, весточки". Она ему ни разу не написала! Что человек пережил и выстрадал за это время, пока она здесь флиртовала то с тем, то с другим — ей недоступно!" Приводя этот пример, Александра Четверикова демонстрирует свое негативное отношение к легкомысленному поведению замужней женщины.

       В письмах Александра Александровна описывает дочери события, происходившие в семье и у знакомых. Она живо реагирует на итальянские впечатления Ани: "Сколько интересного, захватывающего [вы] увидите! Я всю жизнь мечтаю об Италии, но несмотря на то, что пришлось жить там около 2 месяцев (для лечения младшей больной дочери. — Прим. авт.), я не имела возможности ничего посмотреть! Кажется, вся римская история встанет перед глазами, перенесешься за 2500 лет в этот особенный мир, полный больших людей, героев, и как-то жутко и странно должно быть ступать на те места, где они стояли, ходили, жили, страдали и умирали... Наслаждайтесь, пользуйтесь всем, чем можно". Аня следовала материнским советам и стремилась увидеть во время свадебного путешествия как можно больше римских древностей. В свою очередь, она писала брату Дмитрию из Рима: "В данное время в поте лица своего осматриваем город и отчаиваемся перед тем количеством достопримечательностей, которые еще перед нами. Осмотр — настоящая работа. Пока видели Forum Romanum Trajanum и Augustum. Пришли к печальному заключению, как мало знали и как много забыли".

       Александра Четверикова постепенно вводила дочь Аню в самостоятельное распоряжение своим приданым, находившимся на банковских счетах Алексеевых и Четвериковых. Она давала дочери советы, как переложить эти деньги на собственный счет и когда можно брать дивиденд. Мать делала это тактично, апеллируя к благоразумию дочери: "Что ты аккуратна — не сомневаюсь, но что тебе без подготовки все это будет даваться труднее, чем если б ты раньше приобрела опыт — вот что я думала и думаю. По себе это знаю, и хотелось, чтоб твой путь шел глаже!"

       * * *

       Дошедшая до нас переписка Четвериковых показывает, что на рубеже XIX—ХХ веков в российском обществе возникла фигура образованного купца. Важное место в мироощущении таких людей занимали вопросы о кодексе чести и морали предпринимателя, о супружеской гармонии, о взаимопонимании родителей и детей.

       Послать

       ссылку письмом

       Распечатать

       страницу