Стихи

       Опубликовано в журнале Дружба Народов, номер 2, 2022

       Пагын Сергей Анатольевич — поэт. Родился в 1969 году в Молдавии, в г. Единцы. Окончил филфак Бельцкого пединститута. С 2000 года — главный редактор регионального издания ？Норд-инфо？. Автор пяти книг стихов, в том числе ？Перед снегом？ (2012) и ？Просто жизнь？ (2017). Дипломант Международного поэтического конкурса им. Н.С.Гумилёва ？Заблудившийся трамвай？ (2010). Лауреат премии ？Молодой Петербург？ (2011) и др. Живёт в городе Единцы. Постоянный автор ？ДН？.

       * * *

       Жизнь прирастает образом и смыслом,

       и всем тобой…

       Смотри — сейчас и здесь

       на этой ветке капелька повисла,

       в себя вобрав всю пасмурную взвесь.

       И взглядом лишь и держится дорога

       среди деревьев спящих ноября…

       А мальчик… вот — вдруг замер у порога,

       среди синиц увидев снегиря.

       * * *

       В бездонных пазухах небесных

       и птичьих паузах в леске

       бормочет некто бестелесный

       на неизвестном языке.

       И звуки словно ниоткуда.

       Какой мне смысл из них извлечь?

       Но возвращают близость чуда

       его присутствие и речь.

       Сигнальщик

       Кому сигналит пугало, кому?

       Истлевшими всё машет рукавами,

       истрёпано дождями и снегами,

       пустынную пронзающее тьму

       безумным взглядом, брошенным вперёд…

       Мяч-голова уже гудит от ветра.

       И в этом есть отчаянная вера.

       И холм плывёт…

       * * *

       Когда я заболел среди зимы —

       сходил с ума под музыку метелей,

       на белый свет смотрел со стороны,

       и мне казалось, что на самом деле

       вся жизнь моя — кривая тень другой:

       высокой, неоглядной, незнакомой…

       И шёл по шатким улицам домой,

       плутал, искал — найти не мог я дома.

       И призраки деревьев и дворов

       дрожа, вставали, и крылом вороньим

       сметало их…

       И даже отчий кров

       был для меня в то время посторонним.

       И зыбилось пространство как вода,

       кружился снег неделю за неделей…

       И слышу я и летом иногда

       ту музыку безумную метелей.

       * * *

       Длинные тёмные сказки зимы

       с неодолимой горчинкой…

       В поле репейник,

       зовущие сны,

       в свежем полене личинка.

       Скоро в оконном стекле пузырёк

       втянет весь снег над землёю,

       ветер и ветку, и птичий комок —

       всё, что и будет тобою.

       * * *

       Откликается то, что в тебе самом…

       А всё кажется — там, за углом,

       в глубине тихоходного снега

       и стоящего в нём человека.

       Сам себе ты и отклик, и зов

       из каких-то немыслимых слов,

       что звучат в тебе тише и глубже…

       А всё верится: где-то снаружи.

       * * *

       Музыка в музыке — только большой,

       только без сна и без края,

       ты и горишь, и трепещешь струной,

       с небом ночным совпадая,

       словно волна, накатившись, — с пловцом,

       словно лицо, приближаясь, — с лицом

       в тающем свете венчальном,

       где-то совпав изначально.

       * * *

       Как много прошлого…

       Меня уже почти

       на вдох один в летящем этом лете.

       И все земные горькие пути,

       все пустоши полынные на свете

       сошлись в просёлок пасмурный — и вот

       босые ноги к пыли привыкают,

       и бабочка белеет — словно вход

       в счастливый снег,

       и всё не улетает.

       * * *

       Воронью стаю в белом небе

       как будто кто по кругу гонит.

       Огонь свечи в печальном хлебе

       так нежно тянется к ладони.

       Потом глядишь на снег утешный —

       ведь есть в том горькая отрада,

       когда становится ушедший

       бесшумным сердцем снегопада.

       * * *

       Человека выносят ногами вперёд…

       Перед ним лишь земля и пустой небосвод.

       А за ним — нараспашку щербатая дверь.

       Занавеска, обретшая ветер, теперь

       может мягко взлететь и бесшумно вздохнуть.

       Могут вещи, утратив привычную суть,

       только формы и тени оставив свои

       на руинах раденья, вниманья, любви,

       стать словами

       и слиться в чудесную речь

       о зиме и огне, прогревающем печь,

       о тепле молока и пасхальных дарах,

       о бескрайних ночах, пробуждающих страх,

       и о сорной траве, опрокинутой в снег, —

       обо всём, чем и светел,

       и жив человек.

       Повесть