Материал из номера
Июнь 2012
Скачать номер
в PDF формате
Легенды и мифы вплетаются в историю любого крупного города, но Петербург в этом смысле, скорее всего, лидирует в России.
Удивительным образом петербургские легенды поддерживали российскую государственность в ключевые моменты истории, а присущий им мистицизм вдохновлял творческую элиту.
НЕ ПРОСТО СКАЗКИ
Одна из самых известных питерских легенд гласит: 16 мая 1703 года, когда Петр Великий закладывал Петропавловскую крепость, на деревянную балку перед царем сел орел. Вроде бы очевидная байка — откуда орлу взяться на берегах Невы? Да и сам Петр, как записано в Преображенском походном журнале, с 11 по 20 мая находился за пределами будущего Петербурга. Или другое предание: в 1710 году Петр осматривал окрестности столицы и вдруг ткнул перстом в лесистую местность у речки Красненькой. Якобы здесь новгородский князь Александр Невский разбил шведов в 1240 году. Самодержец повелел основать на этом месте монастырь во имя Пресвятой Троицы и святого Александра Невского, а митрополит Феодосий водрузил крест со словами: "На сем месте созидатися монастырю". Так была основана Александро-Невская лавра. Хотя царь наверняка знал, что место Невской битвы на 25 километров выше.
— Чтобы понимать мифы, их нужно структурировать, — говорит историк Сергей Ачильдиев, автор книг "Петербургские истории" и "Постижение Петербурга". — Орел — символ божественности, храбрости, величия, власти. По древней легенде, орел парил над Александром Македонским, когда он закладывал Александрию. Правителей Константинополя часто изображали с орлом, а российским царям ассоциации с Византией всегда были лестны. Закладывая монастырь в честь Александра Невского на месте победы над шведами, Петр таким образом символизировал непрерывность исторической традиции в борьбе России за выход к морю. Чтобы свои и чужие понимали: на невских берегах, вблизи легендарного пути из варяг в греки, возводили не просто крепость, а столицу великой империи.
Сегодня многим не верится, что мифы могли играть серьезную роль в утверждении государственности. Но есть легенды следующего столетия. В год наполеоновского нашествия Петербург готовился к эвакуации. Государь Александр I распорядился переправить в Вологду памятник Петру, знаменитого Медного всадника, для чего статс-секретарю Молчанову были выделены деньги. Планировалось демонтировать конную статую и погрузить на баржи. По одной из легенд, в это время к императору во сне явился Петр Великий и сказал: "Там где я, там победа". По другой версии, дух основателя Петербурга явился одному из придворных и тоже дал понять, что демонтировать Всадника не нужно — иначе Наполеона не одолеть.
— Если легенда об орле — это миф на пользу государственности, то история с Медным всадником принесла еще и практическую пользу городу, — говорит Сергей Ачильдиев. — Как ни странно, о легенде вспомнили во времена блокады, в атеистическом обществе, и решили не закрывать щитами памятники Суворову и Кутузову. В итоге это помогло ленинградцам выстоять. К годам блокады относится и менее известная легенда: будто немцы сбросили на Марсово поле контейнер с продовольственными карточками, а голодные горожане создали живое кольцо вокруг него и не дали их растащить до приезда НКВД. Я не нашел в источниках подтверждений этой истории, но она вполне могла иметь место. Дух защитников Ленинграда был высок, эту легенду люди рассказывали друг другу, верили в нее.
По мнению Сергея Ачильдиева, на другой чаше весов петербургского фольклора всегда лежали эсхатологические мифы — об обреченности города. "Петербургу быть пусту", — точно неизвестно, кто сказал эти слова — первая жена Петра, Евдокия Лопухина, или кто-то другой. Но они воспринимались как пророческие лучшими умами эпохи: Пушкин описывал грозные петербургские наводнения, а Лермонтов рисовал затопленный город с торчащим из воды шпилем Петропавловки. Гоголь, Достоевский, Хлебников тоже не прошли мимо темы.
Фото: Кирилл Аграновский
— На самом деле эсхатологична вся Россия, которая только в XX веке трижды оказывалась на краю гибели, — говорит Сергей Ачильдиев. — А с легендами об обреченности города удивительным образом соседствуют, как я их называю, мифы благостной истории. Якобы все, что делал Петр, делалось во славу Петербурга и России. Увидел две сросшиеся сосны — основал Кунсткамеру. На самом деле город строился варварскими методами, никто не считался с потерями — об этом написаны тома. Знаменитый петровский флот сгнил намного раньше срока, потому что делался впопыхах из сырого леса. Мужики на строительстве столицы носили землю в подолах рубах, потому что даже тачек не имели. Фельдмаршал Миних при Анне Иоанновне строил Ладожский канал и обнаружил кладбище петровского периода — кресты до горизонта. Миних велел кладбище снести, чтобы его собственные работники не разбежались от ужаса. И это, к сожалению, не легенды.
СЛОВО И ДЕЛО
В петербургской истории мифы и факты уживаются вместе, дополняя друг друга. Фольклор не претендует на истину, но многое объясняет нам из того, что стесняется или не хочет объяснять история. Историк Наум Синдаловский изучает петербургские легенды с 50-х годов прошлого века, написал о них несколько книг, но фольклор и ему преподносит сюрпризы.
— Однажды я сам попался на удочку: рассказал студентам историю, которая на поверку оказалась легендой, — говорит Наум Синдаловский. — Хотя когда я сам учился, мне говорили, что у Петербурга не может быть фольклора, поскольку этот город построен на пустом месте волей одного самодержца. Мне захотелось это опровергнуть. Ведь история лицемерна: то искажает факты, то недосказывает.
К 1703 году в границах современного Санкт-Петербурга помимо шведской крепости Ниеншанц существовало около 30 деревень, большей частью с русским населением. Например, в районе Смольного располагалось село Спасское, на месте Летнего сада — яблоневый и вишневый сады, а на Васильевском острове стоял особняк шведского фельдмаршала Акселя Делагарди. На одном только берегу Охты было 12 деревень: Кухарево, Волково, Максимово. В начале Лиговского проспекта стояла деревня Фроловщина, были обжиты Крестовский остров и берега Карповки, и даже на месте Адмиралтейства существовало шведское поселение.
Население Ингерманландии (эти места часто называют Ингрией) было разнородным: русские деревни соседствовали с чухонскими и карельскими. В трудах русского историка Семенцова сказано, что до заключения Столбовского мира в 1617 году население Ингрии было на 89 процентов русским, а оставшееся меньшинство составляли родственные финнам карелы и ижорцы. За последующие восемьдесят лет шведского владычества доля русских сократилась, но они не перестали быть большинством. Хотя многие историки согласны, что нынешний район Купчино — это русифицированное название финской деревушки Купсино. Равно как финская деревня Калилла в устье Фонтанки превратилась в Калинку.
— Вряд ли вся эта цивилизация возникла на болотах и в непригодных для жизни местах, — говорит преподаватель истфака Санкт-Петербургского государственного университета Павел Серпухов. — Последние находки на месте крепости Ниеншанц свидетельствуют, что первые стоянки людей на берегах Невы появились свыше 5 тысяч лет назад, то есть во времена расцвета минойской цивилизации на Крите. А она ведь считается древнейшей в Греции! Другое дело, что природа Петербурга действительно сурова. Вдумайтесь: сегодня культурный слой в Петербурге на целых 3 метра выше, чем в Петровскую эпоху, достроена дамба поперек Финского залива, а мы все равно страдаем от последствий наводнений.
Легенда о том, что Петербург расположен на 101 острове, недалека от истины: при Петре островов было около 200. Но они исчезали при прокладке каналов и засыпке водотоков, в результате чего во времена "развитого социализма" островов осталось 42. Самый крупный из них — Васильевский, названный так, по легенде, в честь капитана-артиллериста Василия Корчмина. Уже в XXI веке потомки установили памятник Корчмину на Андреевском бульваре: бравый усатый вояка в треуголке дымит трубкой, сидя на орудийном стволе. Хотя создатели памятника, конечно, знали, что остров назывался Васильевским еще за двести лет до легендарного бомбардира: в 1500 году в переписной окладной книге Водской пятины Великого Новгорода есть о нем упоминание.
— Во всем мире власти охотно формируют легенды, которые способствовали бы появлению у горожан приятной для них идентичности, — считает Павел Серпухов. — Васильевский остров всегда претендовал на наличие достойного основателя. Время от времени на этот пьедестал примеряли князя Александра Даниловича Меншикова, но его роль в истории неоднозначна. А Корчмин — это настоящий рыцарь-легенда, как Роланд или Ланселот.
НЕ РАЗГОВАРИВАЙТЕ С БЕЛОЙ ДАМОЙ
...Медный всадник на самом деле сделан из бронзы.
Название Поцелуева моста, вопреки многим легендам, не имеет романтического подтекста, сколько бы замков ни повесили на его решетку влюбленные. Просто соседний дом на Мойке принадлежал купцу Поцелуеву, который держал на первом этаже кабак "Поцелуй".
А улица Бармалеева названа не в честь сказочного разбойника Бармалея, а ровно наоборот: Корней Чуковский обратил внимание на веселый топоним и придумал историю про Айболита.
— История Петербурга — сама по себе грандиозный миф, в котором отличить вымысел от правды невероятно сложно, — говорит публицист Мария Шендель. — Неудивительно, что многие рассказы городских старожилов отдают мистикой, а в Петербурге прекрасно чувствовали себя писатели пророческого склада. Город на Неве вполне естественно стал родиной российского фантастического реализма: "Пиковая дама" Пушкина, "Шинель" и "Портрет" Гоголя, "Сумасшедший" и "Пара гнедых" Апухтина, "Двойник" Достоевского, "Старуха" Хармса.
История пушкинской поэмы "Медный всадник" такова: призрак Петра Великого явился во сне князю Александру Николаевичу Голицыну. О том, как грозный всадник скакал по петербургским улицам и площадям, Голицын рассказал графу Михаилу Юрьевичу Виельгорскому, который слово в слово передал рассказ Пушкину. Федор Михайлович Достоевский, будучи курсантом Инженерного училища, якобы видел призрак императора Павла, убитого заговорщиками в Михайловском замке, в котором и помещалось училище. Кстати, эпилептические припадки, которые мучили писателя всю жизнь, начались именно в этом здании. Достоевский описал приближение припадков в "Дневнике писателя": нечто подобное сам Павел чувствовал за несколько дней до смерти.
Мистикой пропитаны рассказы петербургской знати, вплоть до членов царской фамилии. В Фонтанном доме (один из дворцов Шереметевых) наемные убийцы зарезали юного камер-юнкера Жихарева, красавца и любимца Екатерины II. Ходили слухи, что убийство заказал фаворит императрицы Платон Зубов, а призрак юноши десятилетиями являлся обитателям Фонтанного дома. Уже в ХХ веке жившая здесь Анна Ахматова посвятила призраку стихотворение.
Призрак Петра Великого будто бы являлся императору Павлу со словами: "Бедный, бедный Павел". И несть числа художественным произведениям, в которых обыгрывается эта легенда. Незадолго до кончины Анны Иоанновны переполох в покоях императрицы вызвало появление ее двойника, который впоследствии дематериализовался. По легенде, Анна сказала Бирону: "Это была моя смерть". Более века спустя на месте дворца императрицы возвели Министерство иностранных дел, где ангела смерти встретил поэт Алексей Апухтин, служивший в нем чиновником.
Согласно легенде, другой ангел смерти обитал в Аничковом дворце, построенном Елизаветой Петровной для своего фаворита Алексея Разумовского. Первое дошедшее до нас свидетельство о Белой Даме относится к XVIII веку. Биограф семейства Разумовских Александр Васильчиков описал фигуру "прозрачную, бесшумную, одетую в белый балахон".
Встречу с Белой Дамой пережил и Николай I, ставший после этого очень часто приезжать в Аничков дворец участвовать в литургическом пении, — об этом пишет в своих мемуарах граф Петр Клейнмихель. Поэт Василий Жуковский, являвшийся воспитателем сына императора, будущего Александра II, часто бывал в Аничковом дворце и собирался даже написать о Белой Даме балладу, но Николай запретил касаться этой темы. Зато Александр еще юношей будто бы имел с призраком беседу, и Дама предсказала ему, что он переживет три покушения. Когда Николай II еще был цесаревичем, та же мистическая сущность предсказала ему, что он окажется последним самодержцем империи. Николай рассчитывал узнать побольше и выписал из Парижа авторитетного мага Папюса, который уехал из Петербурга, ничего не добившись от Белой Дамы.
— Белая Дама наравне с Черным Монахом являются самым распространенным в Европе типом привидений, — говорит Лев Скородумов из Санкт-Петербургского государственного университета культуры и искусств. — Можно смеяться сколько угодно, можно обвинять несколько поколений императорской династии в самопиаре, но призраков видят и нынешние сотрудники Аничкова дворца, и даже по случаю приглашенные рабочие. А еще можно рассказать, например, про дворец графа И.И. Шувалова, который возводил опытный архитектор Дмитрий Кокоринов. Почему-то он постоянно ошибался в расчетах, у него отваливалась свежая штукатурка, а на новоселье грохнулась огромная бронзовая люстра, по счастью, никого не убив.
Возможно, все это случайности и совпадения, но такова природа мифа — облекать обычные события в мистическую форму. Точно так же поэзия существует, чтобы обессмертить самые обычные вещи: восход, закат, тягу людей друг к другу.
Бердяев считал, что миф связывает в человеке природное и духовное, а отколовшаяся от мифа чистая философия не способна познать Бога. Следуя этой логике, и Петербург не покажет своей души гостю, считающему его порождением болот и смеющемуся над местными привидениями. Таким туристам достанутся только идеальные ряды дворцовых колонн и насупленные брови бронзовых самодержцев.
Послать
ссылку письмом
Распечатать
страницу