Несмотря на различные политические системы… мобилизация гигантского потенциала Евразии в области человеческого капитала, природных ресурсов, развития инфраструктуры, образования и технологий могла бы способствовать устойчивому экономическому росту и повышению уровня жизни миллиардов людей[1]

       Доклад НИИ ЕАБР

       … достижение целей информационного противоборства может исключить вооруженную борьбу, а, следовательно, и военный конфликт в целом[2]

       П. Дульнев, В. Орлянский, военные эксперты

       Резкое повышение значения роли НЧК и его институтов в развитии ЛЧЦ и наций и обеспечении их безопасности в XXI веке относится к совершенно объективным тенденциям, вытекающим из научно-технического, технологического и социального развития всего человечества[3]. Более того эти тенденции в еще большей степени усилились в результате ？когнитивной революции？, начало которой было положено переходным периодом в развитии человеческой цивилизации. Поэтому изменения в политическом и военном искусстве в способах и средствах ведения силовой политики, оказались осознанными с некоторым опозданием, которое совершенно характерно для последних десятилетий, когда социальные технологии (включая политическое и военное искусство) запаздывает от осознания технологических изменений.

       Во-первых, основное противоборство между ЛЧЦ в МО переносится из традиционных областей (контроль над государствами) в нетрадиционные, прежде всего, контроль над элитами и обществами, их системами ценностей, которые являются цивилизационными, а не государственными атрибутами, что немедленно отражается на политике и военном искусстве. Так бывший советник начальника Генерального Штаба ВС РФ И. Попов очень наглядно (хотя и заведомо упрощенно) изобразил эти изменения на следующем рисунке:

       Рис. 1. Варианты уничтожения России как единого государства[4]

       Последние кризисы и войны конца XX — начала XXI века отчетливо это показали. Именно политика западной ЛЧЦ навязать другим странам и ЛЧЦ свою систему ценностей (прежде всего в области прав человека и способах организации власти в стране) стало не только поводом, но и содержательной основой использования военной силы.

       Анализируя войны второй половины XX — начала XXI вв., известный ？советский диссидент？, ученый-логик и социальный философ А. Зиновьев отмечает, что на смену ？холодной？ войне

       приходит ？теплая？ война: ？когда к средствам ？холодной“ войны стали присоединяться средства ？горячей“ войны, новые средства, в особенности такие, как диверсионные операции глобального масштаба？[5]. По оценкам аналитиков, ярким примером ？теплой？ войны второго десятилетия XXI в. является противостояние США и Китая в Восточной и Юго-Восточной Азии. Наряду с этим отмечается изменение направленности атлантического вектора центра тяжести современной международной политики в пределы Индийского и Тихого океанов. Уже в ноябре 2009 г. во время своего первого визита в Восточную Азию, президент США Б. Обама, рожденный на Гавайях, возвел себя в токийской речи в ранг ？первого тихоокеанского президента США？. Американо-китайское противостояние с позиции ？теплой？ войны выражается в стремлении окружения Поднебесной кольцом военных баз, с одной стороны, и выстраивании ответной линии обороны в виде ？нити жемчужин？, с другой. Китайская стратегия ？нити жемчужин？ основана на построении сети портов и военных баз на территории таких стран, как Бангладеш, Иран, Мальдивы, Мьянма, Пакистан и Шри-Ланка. ？Таким образом, Пекин делает все возможное, чтобы отстоять свои преимущественные права в Восточной и Юго-Восточной Азии. Однако это явно не стыкуется с западной концепцией сдерживания. И то, что китайцы считают вынужденной оборонительной мерой, на Западе могут трактовать, как акт агрессии. И наоборот, попытки Соединенных Штатов ？сдержать“ Китай в Пекине многие воспринимают как желание ？варваров“ зажать Поднебесную в тиски？[6].

       Во-вторых, происходит перераспределение влияния между разными группами факторов, формирующих МО, в пользу международных акторов, глобальных тенденций и НЧК, о чем говорилось уже выше, что автоматически усиливает значение НЧК в группе международных факторов. Общее падение значения субъектов МО — государств, — как факторов формирования МО в пользу других факторов сопровождается перераспределением влияния внутри этой группы. Это означает, что традиционное восприятие международных отношений, прежде всего, как отношений между субъектами МО — государствами — в XXI веке уступило свое место отношениям между ЛЧЦ, представляющими их коалициями, мировыми трендами и отношениями между акторами формирования МО.

       В-третьих, цивилизационное ？ядро？ в эпоху глобализации продолжает оставаться существенно шире национально-государственных границ, заметно влияя на государственную политику.

       Примеров такого влияния в конце XX — начале XXI века — великое множество. Применительно к России это, в частности, до сих пор по достоинству неоцененное цивилизационное влияние русских в искусственно разваленном государстве (когда русские, по словам Зб. Бжезинского, испытали ？исторический шок？)[7], ежечасно проявляющееся в бывших республиках Прибалтики, Молдавии, на Украине и на Кавказе, и в Закавказье, а также Средней Азии. Но в еще большей степени это влияние можно рассматривать как фундамент, основу будущих новых отношений в рамках единой ЛЧЦ.

       Естественно, что в том случае, если этот потенциал используется. Очевидно, что эта тенденция ？поиска совпадения интересов？ усиливается глобализацией и обострением борьбы ЛЧЦ и стран за контроль над природными ресурсами, транспортными коридорами, космическим, медийным,

       кибер и пр. пространствами. В реальной политике она выливается в создание ？политических кнутов？ — ТПП и ТАП, с одной стороны, и БРИКС, ШОС, — с другой.

       Развитие ЛЧЦ, в демографической и экономической области НЧК неизбежно ведет к росту потребления. Прежде всего, в тех странах, где потребление — промышленное и личное — не соответствовало нормальным потребностям населения и экономики. Переход сотен миллионов граждан из категории ？голодающих？ в категорию ？сытых？ и даже ？среднего класса？ означает рост потребления в разы, на сотни процентов. Это, в свою очередь, ведет к обострению борьбы соответствующих стран за природные ресурсы, потребление которых (в отличие от финансовых ресурсов) будет более точно характеризовать будущее соотношение сил в мире. Прежде всего, между ЛЧЦ. Представление об усилении роли этих ЛЧЦ, например, дают данные о потреблении энергоресурсов в мире по регионам и видам топлива (рис. 2).

       Рис. 2. Потребление первичной энергии по регионам и видам топлива, Базовый сценарий, млн т н.э.[8]

       Как видно из этих данных, американская ЛЧЦ, потреблявшая почти половину мировых энергоресурсов весь XX век, становится по объемам потребления вполне сопоставима с европейской и перестает доминировать на мировом рынке.

       Однако еще более полное ощущение от повышения роли некоторых ЛЧЦ можно получить, если представить себе, что наравне с этим количественным демографическим ростом (хотя бы пропорционально) будет расти и главный фактор развития — национальный человеческий капитал Китая, Индии, Японии, Индонезии, Вьетнама и др. стран, а, значит, соответственно и их технологическая, промышленная и военная мощь, которые даже в начале XXI веке уже на 90-95% определяются количеством и качеством НЧК. Так, если в самом конце XX века национальный человеческий капитал

       Индии привел к тому, что она стала крупнейшим экспортером ПО в мире, а в социальном плане

       — ？самой большой демократией в мире？, то уже к 2035-2040 годам Индия будет обладать:

       — современной экономической структурой и социальными институтами, вполне сопоставимыми с развитыми странами;

       — современными институтами НЧК;

       — наиболее мощной экономикой, ВиВТ, а также вооруженными силами в мире.

       В этом случае традиционное сравнение ВВП ЛЧЦ и центров силы уже не имеет значения потому, что рост человеческого капитала будет многократно увеличивать рост ВВП, военную и политическую мощь конкретной ЛЧЦ.

       Из этих рассуждений следует неизбежный вывод: качество и количество ВиВТ, личного состава ВС некоторых локальных цивилизаций уже в недалеком будущем будет намного превосходить существующие характеристики наиболее развитых стран. Пока что эта тенденция подтверждается в деталях.

       В частности, если рассматривать войну на Украине как столкновение двух локальных цивилизаций и их представителей, то становится ясно, что:

       — эта борьба имеет стратегическое, цивилизационное значение для народа Украины;

       — она отражает остроту назревших противоречий между двумя локальными цивилизациями: западной и российской в силу нежелания России терять свой суверенитет;

       — выбор средств такой борьбы определяется их значением, прежде всего, для идеологического, цивилизационного и мировоззренческого противоборства;

       — приоритетность использования таких средств борьбы зависит от того, насколько они соответствуют характеру (цивилизационному) противостояния.

       Сказанное выше, требует особенного внимания при анализе и прогнозе развития МО, на анализе собственно ЛЧЦ и их специфических особенностей в современном мире[9]. Более того, только анализ традиционных факторов формирования МО представляется уже очевидно недостаточным. Даже если этот анализ и учитывает влияние на МО других, в т.ч. новых факторов формирования в XXI веке.

       >>Полностью ознакомиться с аналитическим докладом А.И. Подберёзкина "Стратегия национальной безопасности России в XXI веке"<<

       [1] Количественный анализ экономической интеграции Европейского союза и Евразийского экономического союза: методологические подходы. — НИИ ЕАБР, 2014. — С. 5.

       [2] Дульнев П. А., Орлянский В. И. Основные изменения в характере вооруженной борьбы первой трети XXI века / Вестник академии военных наук, 2015. — № 1 (50). — С. 45.

       [3] См. подробнее: Подберезкин А. И. Национальный человеческий капитал. В 5 т. Т. 2. — М.: МГИМО-Университет, 2012.

       [4] Попов И. М. Война это мир: невоенные аспекты обеспечения безопасности государства / Доклад: МГИМО-Университет, 2014. Апрель.

       [5] Чимаров С. Ю. К вопросу о сетецентрическом формате гибридной войны XXI века // Управленческое консультирование. 2016. — № 2. — С. 98.

       [6] Терентьев А. (мл.). ？Теплая война？ США и КНР // Однако. 15 июня 2015. [Электронный ресурс]. URL: http:// www.odnako.org/magazine/material/teplaya-voyna-ssha-i-knr/ (дата обращения: 15.07.2015).

       [7] Бжезинский З. Великая шахматная доска. Господство Америки и его геостратегические императивы. М.: Международные отношения, 2010. — С. 111.

       [8] Институт энергетических исследований российской академии наук. Аналитический центр при правительстве Российской Федерации. Прогноз развития энергетики мира и России до 2040 года. — М.: 2014 / http://ac.gov.ru/files/publication/a/2194.pdf. — С. 21.

       [9] Подберезкин А. И. Вероятный сценарий развития международной обстановки после 2021 года. — М.: МГИМО-Университет, 2015. — С. 205-249.

       07.11.2017