1187

       ？ 01.10.2018, Михеев В.В., Луконин С.А.

       used photos -

       Republic of Korea / www.flickr.com/photos/koreanet; Gage Skidmore / www.flickr.com/photos/gageskidmore

       В последние месяцы произошло изменение в приоритетности факторов, определяющих развитие политической ситуации в Китае.

       Еще летом вопросы консолидации власти вокруг Си Цзиньпина продолжали оставаться главными. В центре внимания партийно-пропагандистского аппарата КПК оказались военные и китайские интеллектуалы, к которым были выдвинуты требования верности партийному руководству, ？активно развивать кампанию патриотизма？ и действовать ？в духе патриотической борьбы？. Эскалация напряженности в торговых отношениях с США рассматривалась именно в контексте кампании усиления ？духа патриотизма？.

       Однако в начале осени акценты меняются. Главной проблемой для китайского руководства становятся ухудшающиеся отношения с США. На этом фоне Пекин идет на некоторое ослабление идеологического давления на интеллектуалов, которые все чаще стали открыто выражать недовольство пропагандистской политикой КПК. В качестве своего рода ？виновного за перегибы？, по пока не подтвержденной информации, выбран ответственный за пропаганду член Постоянного комитета Политбюро КПК Ван Хунин.

       Реакция Китая на тарифное давление США, которые в конце сентября повысили пошлины на ввоз китайских товаров на сумму 200 млрд долл. (около 40% китайского экспорта) с угрозой увеличить их еще почти на 70 млрд долл. – неоднозначна.

       Во-первых, это личное раздражение Си действиями Трампа. Ощущение ？потери лица？ после начальной тарифной атаки США трансформируется в стратегическое недоверие, которое в прежнее, до Си и Трампа, время определяло характер китайско-американских отношений. В Пекине вновь возрождается мнение, что действия США не случайны и направлены на замедление роста Китая в целом. Результатом этого стало введение ответных пошлин на 60 млрд долл. (около 45% американского экспорта в Китай).

       Во-вторых, Китай готов к поиску компромиссов, понимая, что продолжение т.н. ？торговой войны？ нанесет ущерб и китайской стратегии ？Пояса и Пути？, и внутренней экономике (по оценкам китайских экспертов ВВП Китая может в 2018 г потерять от 0,5 до 1 пп. прироста). Китайское руководство предпочитает не употреблять журналистский термин ？война？, называя нынешние проблемы с США ？трениями？, подчеркивая этим, что в случае ？войны？ одна из сторон обязательно проигрывает, а Китай стремится к обоюдному выигрышу. Пекин официально заявляет, что не будет использовать манипуляции с валютным курсом для компенсации потерь своих экспортеров. Китай готов идти и на политическую поддержку США по Северной Корее (в конце сентября Трамп лично позитивно оценил действия Пекина по северокорейской проблематике). В Пекине существует и такое мнение, что жесткость Трампа во многом определяется его внутриполитическими задачами в связи с выборами в Конгресс США в начале ноября этого года. Большую надежду Пекин возлагает и на личную встречу лидеров на Саммите G-20 в Аргентине в конце ноября. Однако стратегическое недоверие охлаждает позитивные ожидания. Оптимизм тех, кто считает, что внутриполитические успехи Трампа приведут к восстановлению торгового сотрудничества, гасится точкой зрения пессимистов, – после парламентских выборов Трамп будет работать на новую президентскую кампанию, по-прежнему используя к своей выгоде фактор давления на Китай.

       В-третьих, Китай позиционирует себя как глобального лидера свободной торговли и продвигает новые экономические варианты компенсации потерь на американском направлении, прежде всего, финансируя проекты в рамках стратегии ？Пояса и Пути？, ища новые возможности в ЕС, России, Африке, Латинской Америке. Пекин также активизирует целый ряд переговоров о заключении соглашений о свободной торговле (на сегодня у Китая подписано 16 таких соглашений), в том числе и с политическими союзниками США – Сингапуром, Японией и Южной Кореей. Однако эти попытки Китая встречают противодействие. В ЕС растут опасения, что стремление Китая взять под контроль портовое хозяйство Европы может привести к усилению его военного присутствия в регионе. США в сентябре начинают стратегические переговоры с Индией в целях привлечения ее и к экономической составляющей ？Индо-Тихоокеанской стратегии？, в рамках которой США, Япония, Австралия и потенциально Индия создают альтернативу китайской стратегии ？Пояс и Путь？. Американцы мобилизуют частный капитал (в противовес китайскому государственному) на развитие инфраструктуры АТР, начиная с Юго-Восточной Азии и, конкретно, с Мьянмы.

       В-четвертых, Пекин настойчиво доносит до мирового сообщества мысль о том, что он намерен продолжать политику реформ госпредприятий, открытия финансовых рынков, борьбы с ？плохими долгами？ провинций. Однако конкретные прорывные решения на этих направлениях еще ждут своего времени. В русле создания имиджа ？благородного？ Китая можно рассматривать и решение китайских властей о финансовой (через госбанки) компенсации потерь китайских и иностранных экспортеров, работающих с США на территории Китая.

       В конце сентября вырисовался и новый вектор обострения китайско-американских отношений, связанный с введением США санкций против китайских военных из-за закупки Пекином российских новейших истребителей Су-35 и систем ПРО С-400. И хотя США старались смягчить ситуацию, заявляя, что эти меры направлены против России, а не Китая, реакция Пекина была очень резкой. Пекин притормозил военное сотрудничество с США (в конце сентября был отменен визит в США начальника Штаба ВМС китайской армии) и четко дал понять, что, если в экономических вопросах по теме тарифов он готов идти на компромиссы, то в вопросах безопасности, тем более по теме санкций, его позиция будет максимально жесткой.

       Новый виток обострения отношений с США будет подталкивать Китай в экономическом и военном плане к сотрудничеству с Россией. Так на сентябрьском Восточном экономическом форуме 2018 г. Пекин, в том числе и желая ？подыграть？ России, официально представил ранее уже озвученную идею ？Ледяного Шелкового пути？, имея в виду включение Северного морского пути в свою глобальную инфраструктурную стратегию.

       Однако здесь сохраняется ряд неопределенностей.

       Во-первых, характер китайско-американских торговых отношений в ближайшей перспективе во многом будет зависеть от предстоящих промежуточных выборов в Конгресс США и, по их итогам (сможет ли Трамп обеспечить себе большинство в Конгрессе), от намеченной ноябрьской встречи Си и Трампа.

       Во-вторых, если, как представляется, наше военное сотрудничество будет продолжаться, несмотря на санкции США, то в экономической сфере крупные китайские корпорации, вероятно, будут осторожно и скрупулезно подходить к работе с находящимися под санкциями российскими компаниями. Возможно, будет шире использоваться практика создания ？зонтичных？ фирм, которыми, в случае необходимости, можно и пожертвовать.

       В-третьих, и в военной сфере Китай, по всей видимости, не откажется от попыток использовать ？российскую карту？ в стратегической игре с США. Во всяком случае, в пользу такого понимания ситуации говорит и последнее (28 сентября) высказывание представителя Министерства обороны Китая о том, будет ли Китай на постоянной основе проводить стратегические военные учения с Россией ？зависит от требований ситуации？ – с явным американским ？адресом？ этого заявления.

       Поведение Китая и США на фоне ？торговой войны？ наводит на мысль о появлении новых тенденций в развитии т.н. ？глобального управления？: переход к односторонним действиям, ставка на ответные односторонние шаги и двусторонние отношения, а не на существующие многосторонние механизмы решения споров (например, ВТО). Наконец, это переход от политики выстраивания интеграционных форматов с жесткой организацией (типа ЕС или не состоявшегося ТТП-12) к более подвижным формам экономического и политического сотрудничества по отдельным направлениям и проблемам, типа ？Пояса и Пути？ или его новой, упоминавшейся выше, американской альтернативы. Примером такого рода можно считать и замену механизма шестисторонних переговоров по Северной Корее параллельными односторонними усилиями Сеула, Вашингтона и Пекина.

       В новой ситуации создается ощущение, что традиционные механизмы ？глобального управления？ утрачивают эффективность. Спрос на создание дополнительных обязывающих экономических и политических форматов сокращается. Движение по такому традиционному пути ведет не к решению проблем, а к усложнению и бюрократизации международных отношений. Одновременно возрастает спрос, при всей условности в данном контексте термина ？самоуправление？, на менее обязывающие и более свободные в плане участия или выхода из них т.н. ？самоуправленческие форматы？. Форматы, строящиеся вокруг стратегии мировых лидеров, Китая и США в первую очередь.

       Эта новая тенденция позволяет увидеть и новые возможности для России. Как, прежде всего, на китайском направлении, имея в виду стремление Пекина компенсировать потери по американскому вектору сотрудничеством с другими странами (в том числе и с Россией), так и в плане внесения изменений по линии большей гибкости и меньшей бюрократии при осуществлении отстаиваемых Россией интеграционных проектов в рамках ЕАЭС или ？сопряжения ЕАЭС и Шелкового пути？.