26 июля 2021 Олег Рыжков Татьяна Егорова Константин Петриков Евгений Саликов

       Критическая интерпретация информации субъективна, она зависит от культурной принадлежности, мотивации и компетенции конкретных авторов, поэтому добиться ？правды, всей правды и только правды？ представляется проблематичным. Отдельно стоит проблема сознательной мифологизации.

       В то время как государству целесообразно иметь и проводить последовательную историческую политику, участие общественности в рассматриваемом процессе характеризуется в терминах мемориальной культуры и культурной памяти, которая формируется поверх индивидуальной и обыденной коллективной. Смежной частью социума между государством и общественностью являются историки-ученые. Многим памятно высказывание академика Льва Арцимовича: ？Наука – лучший способ удовлетворять личное любопытство за государственный счет？.

       Немецкий историк и культуролог Алейда Ассман так отмечает две важные особенности истории в памяти: ？Каждое новое настоящее судит о прошлом, выносит свой вердикт прошлому, которое никогда не совпадает с бывшим настоящим？. И далее: ？Прошлое не исчерпывается нашим индивидуальным или коллективным обращением к нему; прошлое нельзя монополизировать, оно не поддается ни окончательной оценке, ни его длительному отрицанию, а главное, его никогда нельзя уничтожить полностью？.

       Однако прошлое можно интерпретировать, с чем мы, к сожалению, в нашем настоящем достаточно часто сталкиваемся – для нас важны в первую очередь интерпретации прошлого, негативные по отношению к России, приводящие не только к имиджевым, но и экономическим последствиям.

       Например, сегодня мы наблюдаем искусственный разрыв и хозяйственный упадок единого этнокультурного пространства Оренбургско-Казахстанского трансграничного региона. Как пишет исследователь этого региона профессор Оренбургского государственного университета Татьяна Ильинична Герасименко: ？Он формировался в процессе колонизации в маргинальной (контактной) зоне, на стыке культур (кочевой и оседлой; исламской и христианской), ландшафтов (лесных, степных и полупустынных; пойменных и водораздельных; равнинных и низкогорных) на протяжении длительного временного периода？. Процесс формирования этнокультурного региона помимо ландшафта определялся межэтническими контактами колонистов и автохтонных этносов. В результате при сохранившейся этнокультурной специфике проживающих здесь этносов налицо общие региональные культурные черты и ярко выраженная региональная идентичность, которые и подвергаются разрушению.

       Другим примером является ФРГ. Там в рамках реализации концепции системной поддержки и популяризации ？памятных мест общегосударственного значения？ в ноябре 2011 года был создан национальный интернет-портал ？Места репрессий？. Идейное и научное руководство порталом вверено культурному, исследовательскому и образовательному учреждению федерального значения Дом истории ФРГ (г. Бонн). Портал посвящен мемориалам ？жертв коммунистической диктатуры в советской зоне оккупации？ Германии и в ГДР и содержит информацию о 46 объектах.

       Обобщенный и обезличенный способ изложения материала с опорой на историю определенных улиц и зданий в Восточной Германии создает ассоциации (безусловно, не самые светлые и радостные) с судопроизводством и исполнением наказаний, а также с разделением Германии. Это дополняется строго дозированными в соответствии с концепцией портала, размещенными в записи ？от первого лица？ и не подлежащими верификации рассказами нескольких граждан бывшей ГДР, позиционируемых как ？жертвы политических репрессий？.

       Оставив в стороне интерпретации, хотелось бы сделать акцент на сохранении объективных источников исторического знания.

       Помимо письменных текстов изучение и введение в научный оборот данных об археологических, архитектурных, культурно-ландшафтных объектах, символических сооружениях ставит на твердую почву установление исторической истины. В этом отношении весьма показательна ситуация с храмами в Нагорном Карабахе. Ничто так не способствует исчезновению исторической правды, как отказ от национальных и региональных культурных особенностей в архитектуре и культурном ландшафте в целом.

       В этом вопросе есть два взаимосвязанных аспекта – международный и внутренний. Интересный пример такого всеобъемлющего подхода представляет сеть фондов, возглавляемых принцем Чарльзом. Первым из них стоит упомянуть созданный в 1986 году ？Фонд принца？. Его основной задачей объявлено создание комфортной и благоприятной среды жизни, основанной на сохранении и ревитализации наследия, развитии национальных и региональных стилей в архитектуре, садоводстве и различных ремеслах.

       С точки зрения проведения системной внешней политики ？мягкой силы？ стоит отметить такой инструмент культурной дипломатии, как содействие сохранению культурного наследия в интересующих регионах.

       Например, британский фонд ？Бирюзовая гора？, учрежденный под личным патронажем принца Чарльза в 2006 году и действующий в Афганистане, Иордании, Саудовской Аравии и Мьянме, ставит своей задачей адресную помощь определенным сообществам и социальным группам. Эта помощь реализуется посредством восстановления исторических районов, поддержки и развития традиционных ремесел, обеспечения рабочих мест и продвижения местной идентичности, основанной на национальной эстетике. Деятельность фонда по этим направлениям весьма последовательна. В период с 2006 по 2020 годы было восстановлено более 150 исторических зданий, обучены и трудоустроены несколько тысяч ремесленников и специалистов по работе с архитектурным и археологическим наследием, создано около 50 малых предприятий. В местные сообщества от продажи предметов традиционного ремесла на международных рынках была привнесена сумма порядка 15,5 млн долларов США.

       Работа фонда во многом предвосхитила поворот к проблемам охраны культурного наследия и устойчивого развития в деятельности Британского совета, ставшей особенно заметной в связи с запуском в 2018 году программы ？Культурное наследие для инклюзивного развития？. В настоящее время Британский совет в рамках своего Фонда охраны культуры поддерживает в странах Большого Ближнего Востока 17 проектов в 10 государствах региона – в Афганистане, Египте, Ираке, Иордании, Ливане, Ливии, Палестине, Судане, Тунисе и Йемене.

       Еще один пример – деятельность Японии в отношении археологических памятников Центральной Азии. Еще в 1957 году Японская национальная комиссия при ЮНЕСКО на Международном симпозиуме по истории культурных контактов между Востоком и Западом впервые ввела в широкое обращение термин ？Шелковый путь？. Обнаружение буддийских памятников времен Кушанского царства в Таджикистане и Узбекистане в 1960-е годы, а также показ в 1980-х годах вещательной корпорацией NHK девятисерийного документального фильма ？Великий шелковый путь？ способствовали росту популярности этого древнего маршрута, по которому буддизм впервые проник на Японские острова. ？Большая часть того, что стало цивилизацией Японии, берет свое начало... в Центральной Азии？, – отмечала в данной связи глава японского МИД Ёрико Кавагути. Уже в 1990-х годах в районе Великого шелкового пути начали совместные работы узбекско-японские археологические экспедиции.

       Помимо раскопок, которые ведутся хоть и в ограниченном количестве, но во всех постсоветских странах региона, японские СМИ широко освещают также геофизические исследования объектов, оснащение местных археологов оборудованием, передачу передовых технологий и проведение археологических мастер-классов.

       Отметим при этом, что наша страна благодаря наследию Российской империи и СССР обладает несравненно б？льшими этнокультурными ресурсами, которые все еще не задействованы в должной мере в евразийской интеграции.

       Отдельно стоит подчеркнуть большой потенциал культурной дипломатии, который несет массив материального наследия русской культуры за пределами Российской Федерации.

       Один из примеров: Афанасий Иванович Середин-Сабатин – русский архитектор, ставший придворным архитектором короля Кореи Коджона и построивший в 1880-х годах первые в Корее здания в европейском стиле, в том числе Арку независимости. Его имя стало известным широкой общественности России и Кореи только в начале 2000-х годов. Осенью 2020 года во дворце Токсугун в Сеуле прошла посвященная Середину-Сабатину и его работам выставка, приуроченная к 30-летию установления дипломатических отношений между Россией и Республикой Корея.

       В отношении внутреннего аспекта политики сохранения и популяризации объективных источников исторических знаний следует отметить несколько эффективных инструментов.

       Первое – это оцифровка максимально широкого круга источников с одновременным формированием единой геоинформационной системы. Например, особую ценность представляют материалы Генерального межевания, начатого в 1765 году Екатериной Второй под девизом ？Каждый при своем？, продлившегося более 50 лет и задавшего направление для межевых изысканий вплоть до конца имперского периода. В архивном фонде, содержащем более 1,3 млн единиц хранения, находятся уникальные сведения о населении, социально-экономическом развитии страны, истории окружающей среды.

       Отметим, что именно наличие обширных баз данных является основой работы искусственного интеллекта. Для наиболее интенсивно уничтожающегося или фальсифицирующегося аутентичного архитектурного наследия и символических сооружений оцифровка, создание 3D-клонов с координатной привязкой на местности порой является единственным способом сохранения. В связи с этим можно вспомнить цветные фотографии С.М. Прокудина-Горского или альбомы Л.В. Даля.

       Немаловажным является постановка краеведения на научную основу и широкое распространение знаний об объектах культурного наследия. Такой опыт у нас в стране есть, достаточно обратиться к деятельности созданного в 1922 году при участии Российской академии наук Центрального бюро краеведения, существовавшего по 1937 год. Кстати, существенное облегчение доступа широких масс краеведов к данным Генерального межевания могло бы придать этому делу существенный импульс.

       Третий момент – это продвижение национального стиля в эстетике. Для России это не только домонгольские православные элементы византийского характера и крестьянское средневековое искусство во всем своем региональном разнообразии, но и аристократическая культура послепетровской эпохи, когда европейское ассимилировалось и стало родным, и модерн конца XIX – начала XX века. Национальный стиль – это не повторение форм и приемов, а неуловимый отпечаток культуры, именно он отделяет одну культуру от другой и служит основой индивидуальной идентичности.

       история Евгений Саликов Константин Петриков Татьяна Егорова культура Олег Рыжков