Статья из пятнадцатитомника "Великая Победа"
Великобритания и Франция вступали во Вторую мировую войну, чтобы отстоять свои колониальные владения от притязаний новых претендентов на добычу и лелеяли надежду восстановить в той или иной форме свои позиции в мире в соответствии с версальскими установлениями. Советский Союз, наоборот, делал все возможное, чтобы не допустить возвращения к версальскому порядку вещей. Принимая в июле 1940 г. вновь назначенного посла Британии в Москве сэра Стаффорда Криппса, Сталин отреагировал на его замечание, что поражение Франции ставит вопрос о необходимости восстановить баланс сил в Европе, ледяным тоном подчеркнув: ？Так называемое равновесие в Европе до сих пор угнетало не только Германию, но и Советский Союз. Поэтому Советский Союз примет все меры, чтобы предотвратить восстановление прежнего европейского равновесия сил？.
Будущая жертва гитлеровского вторжения на его территорию, СССР накануне второй мировой войны был занят сложным дипломатическим маневрированием. Все действия Москвы отражали стремление И. В. Сталина предотвратить вовлечение страны в войну на стороне той или другой группировки капиталистических государств, не допустить их сговора о направлении гитлеровской агрессии, прежде всего и исключительно, против Советского Союза. Но одновременно они были связаны и с решением ряда геополитических проблем на западном направлении советской внешней политики, укреплением геостратегических позиций страны. Комментируя подписание советско-германского договора о ненападении 1939 г. и секретного протокола к нему о разделе Восточной Европы, Г. Киссинджер отмечал, что Сталин, ？похоже, не видел нужды маскировать свои геостратегические маневры каким-либо оправданием, кроме потребностей безопасности СССР？. Этот автор подчеркивал, что ？советский руководитель сделал окончательный выбор лишь в последнюю секунду, исходя из соображения, что Гитлер был готов бесплатно предложить ему то, что при наличии любого союза с Великобританией и Францией Сталин мог бы получить только после кровопролитной войны с Германией？[1].
？Всю весну и лето 1939 г. Сталин осторожно подавал сигналы готовности к рассмотрению германских предложений. Гитлер, однако, воздерживался от первого шага, чтобы Сталин не воспользовался этим для получения более выгодных условий от Великобритании и Франции. Сталин, в свою очередь, испытывал подобные же опасения. Он также не решался сделать первый шаг, ибо, если этот шаг стал бы достоянием гласности, Великобритания могла бы снять с себя обязательства применительно к Востоку и вынудить его остаться с Гитлером один на один. К тому же Сталин не торопился: в отличие от Гитлера, он не ставил себе сроков, а нервы у него были крепкие. Итак, советский лидер выжидал, вызывая беспокойство у фюрера. 26 июля Гитлер призывно подмигнул. Если он собирался напасть на Польшу до начала осенних дождей, то не позднее 1 сентября ему было необходимо знать, что Сталин намеревается делать. Карлу Шнурре, главе германской делегации, ведшей переговоры о заключении торгового соглашения с СССР, были даны инструкции начать затрагивать в беседах политические вопросы… Лишь в середине августа Молотов принял посла Германии Шуленбурга с тем, чтобы уточнить, что же предлагает конкретно Шнурре… Теперь уже Гитлер нервничал как в лихорадке. Ибо решение о нападении нужно было принимать в считанные дни. 20 августа он написал непосредственно Сталину: ？Я убежден, что содержание дополнительного протокола, желательного для Советского Союза, может быть уточнено в кратчайше возможный срок, если ответственный германский государственный деятель будет иметь возможность лично прибыть в Москву для переговоров“.
Риббентроп был приглашен приехать в Москву через 48 часов, 25 августа. Советский руководитель проявил небольшой интерес к пакту о ненападении и еще меньший к заверениям в дружбе, которые Риббентроп то и дело вставлял в свои реплики. Предметом озабоченности Сталина был секретный протокол о разделе Восточной Европы. Риббентроп предложил, чтобы Польша была разделена по границе 1914 г. с одним лишь принципиальным различием — Варшава должна была войти в германскую сферу влияния. Будет ли придана некая видимость польской независимости или Германия и Советский Союз просто аннексируют завоеванные ими территории, не уточнялось. Что касается балтийских государств, Риббентроп предложил, чтобы Финляндия и Эстония вошли в русскую сферу влияния (что давало Сталину долгожданную буферную зону вокруг Ленинграда), Литва отошла бы к Германии, а Латвия была поделена. Когда Сталин потребовал всю Латвию, Риббентроп телеграфировал Гитлеру, и тот уступил. Точно так же, как он пошел навстречу сталинскому требованию относительно Бессарабии, которую Советский Союз хотел отобрать у Румынии…
17 сентября 1939 г., менее чем через 3 недели после начала Второй мировой войны, Красная Армия оккупировала ту часть Польши, которая предназначалась для вхождения в советскую сферу влияния… К ноябрю наступила очередь Финляндии… Через несколько месяцев героического сопротивления Финляндия уступила сокрушительному превосходству Советского Союза… В июне 1940 г., когда Гитлер еще был занят Францией, Сталин предъявил ультиматум Румынии с требованием уступить Бессарабию, а также пожелал забрать Северную Буковину. В тот же месяц он включил балтийские государства в состав Советского Союза, вынудив их пойти на организацию бутафорских выборов, в которых приняли участие менее 20 % населения. А когда этот процесс завершился, Сталин вернул всю территорию, которую Россия потеряла в конце Первой мировой войны; тем самым союзники заплатили последний взнос в счет штрафа за исключение как Германии, так и Советского Союза из участия в мирной конференции 1919 года？[2].
Три момента в этой связи требуют определенного разъяснения. Во-первых, в мировой, а в последние почти два десятилетия — и в отечественной, историографиях заключение Сталиным советско-германского пакта 1939 года подвергается критике и осуждению. Действительно, указанный документ в силу различных причин, и в первую очередь морально-этических, не может вызывать энтузиазма и каких-либо позитивных эмоций у объективно оценивающих его людей. Но если вписать этот эпизод международной предвоенной жизни в общую картину стремительно скатывавшегося к новой мировой войне человечества, то объективный наблюдатель просто обязан прийти к выводу, что в августе 1939 года Сталин поступил точно так же, как Чемберлен в сентябре 1938 года. Ибо и тот, и другой старались отвести от своих стран угрозу гитлеровского нападения; и тот, и другой боялись сговора Гитлера с любым из них за счет другого. При этом каждый из них выступал в этих случаях с позиции соответствующим образом понимаемых ими национально-государственных интересов своих стран.
Разница заключалась только в том, что Сталин поступал таким образом в ситуации, которая сложилась после провала советско-англо-французских переговоров о военном союзе трех стран, после того как Чемберлен годом раньше реализовал свой ？план Зет？. ？Мы, Фюрер и Канцлер Германии и Премьер-Министр Великобритании, — объявлялось в официальном германо-английском коммюнике по этому поводу, опубликованном 30 сентября 1938 года, — рассматриваем подписанное вчера соглашение как символизирующее волю обоих народов никогда больше не вступать в войну друг против друга？[3].
Сталин не до конца понимал характер геополитических аспектов надвигавшейся войны, но он чувствовал и знал, что в ней будет решаться вопрос не только о судьбе социализма, но и о России как государстве. Можно, как это сделал в 1991 году Д. Волкогонов, обвинять Сталина в том, что пакт с Германией стал ？отступлением от ленинских норм внешней политики？ и что ？советская страна опустилась до уровня империалистических держав？. Но тогда выходит, что СССР должен был абстрагироваться от мировой политики, диктуемой именно этими державами, в то время как политика во все времена была инструментом возможного, а не желаемого. Н. Макиавелли и его последователи даже считали преступлением подмену в политике сущего должным.
Кроме того, те авторы, которые обвиняют Сталина в беспрецедентном цинизме и низости, не могут не знать, что нормы поведения государственных деятелей в международных делах в тот период, как и сейчас, выводились и выводятся не из личностных христианских или иных ценностей, а из так или иначе понимаемых национальными политическими элитами государственных интересов. Баланс же этих интересов устанавливался в соответствии с силой и могуществом каждого из субъектов международных отношений. В данном случае более эвристичным и соответствующим эпохе представляется геополитический подход, который позволил В. В. Кожинову сформулировать вывод о том, что ？Сталин поступил именно так, как и любой правитель любой страны в аналогичных обстоятельствах, чему есть бесчисленные примеры？[4].
Во-вторых, внешняя политика СССР в начальном периоде Второй мировой войны объявляется аморальной из-за суждения, высказанного Сталиным по поводу объявления 3 сентября 1939 года войны Германии Францией и Великобританией. ？Мы не прочь, — сказал советский вождь в самом тесном кругу (К. Е. Ворошилов, В. М. Молотов и Георгий Димитров, в то время генсек Исполкома Коминтерна), — чтобы они подрались хорошенько и ослабили друг друга. Неплохо, если бы руками Германии было расшатано положение богатейших капиталистических стран… Мы можем маневрировать, подталкивать одну сторону против другой, чтобы лучше разодрались？[5].
Но известно также не менее аморальное заявление сенатора США Гарри Трумэна, произнесенное не в узком кругу сотрудников, а сделанное корреспонденту газеты ？Нью-Йорк Таймс？ 23 июня 1941 года, не помешавшее ему стать в недалеком будущем вице-президентом, а затем и президентом этой страны. ？Если мы увидим, что выигрывает Германия, — заявил этот политик, — то нам следует помогать России. А если выигрывать будет Россия, то нам следует помогать Германии, и, таким образом, пусть они убивают как можно больше？. Но из-за этого ведь никто не обвиняет внешнюю политику США как аморальную. Так что при оценке сути политики вряд ли следует исходить из отдельных слов или высказываний тех или иных политических деятелей, а нужно оценивать их реальные действия, в данном случае — дипломатическое маневрирование двух стран, в недалеком будущем обреченных стать ведущими державами антигитлеровской коалиции. И Сталин должен быть осужден не за ту радость, которую он испытал от известия, что соперники Советского Союза ？подрались？ или за его намерение так или иначе их ？подталкивать？. Советский руководитель, исходя из концепции внутренних противоречий капитализма, полагал, что междоусобная борьба в Европе будет столь же длительной и кровавой, какой она была в 1914–1918 годы. Поэтому он неправильно определял степень фашистской угрозы СССР и допустил возможность ？неожиданного нападения？ Германии на свою страну со всеми проистекавшими из этого тяжелейшими поражениями первого года Великой Отечественной войны.
В-третьих, как и Киссинджер, многие историки Второй мировой войны писали и пишут об оккупации СССР Восточной Польши, его участии в четвертом или пятом разделах этой страны, поглощении стран Балтии — Литвы, Латвии и Эстонии, присоединении Бессарабии и Северной Буковины, агрессии против Финляндии и отторжении Карельского перешейка. При этом они абсолютно не сообразуются с геополитической историей каждого из этих вопросов, путая их истинный смысл и некорректно применяя оценочную терминологию. Так, СССР не принимал никакого участия в разделе Польши 1939 года, ибо он возвратил себе только исконные украинские и белорусские земли, отторгнутые Польшей в 1920–1921 годах. Английский историк Алан Тейлор писал по этому поводу, что Великобритания предложила в 1919 году в качестве восточной границы воссоздаваемого Польского государства ？линию Керзона？. В соответствии с этой линией Министерство иностранных дел Англии и ？считало по праву принадлежащей русским ту территорию, которую теперь (в 1939 г. — М. М.) заняли советские войска？[6]. По мнению этого автора, вся указанная проблема заключалась в том, что в ？дальнейшем не было удобного случая признать законность наступления, предпринятого Советской Россией (в 1939 году)？, в связи с чем этот вопрос позднее ？постоянно осложнял отношения между Советской Россией и западными державами？[7].
Известный американский историк Второй мировой войны Уильям Ширер писал в 1959 году: в 1939 году Сталин отказался от предлагавшихся ему Гитлером собственно польских территорий. ？Хорошо усвоив уроки многовековой истории России, — отмечал этот автор, — он понимал, что польский народ никогда не примирится с потерей своей независимости？[8]. Молодой российский историк А. Д. Марков в своей статье середины 90-х годов прошлого столетия подобную позицию аргументировал иными фактами. Он утверждал, что основное население Западной Украины и Западной Белоруссии не воспринимало введение войск СССР на эти территории в 1939 году как ？агрессию？, ？захват？ или ？оккупацию？. Напротив, пишет он, ？в восточно-польских землях украинцы, белорусы и евреи (они составляли от 67 до 90 процентов населения этих территорий. — М. М.) нередко организовывали повстанческие отряды…, нападая на отступавшие польские части… Непольское население превращало польские знамена в красные, отрывая от них белые полосы, засыпало цветами колонны Красной Армии…, указывало места, где поляки прятали оружие, участвовало в обезвреживании небольших польских частей？[9].
И в случае со странами Балтии, несмотря на явное попрание СССР права литовского, латышского и эстонского народов на самостоятельное государственное существование, дело обстояло не столь просто, как оно объясняется многими современными авторами. Россия никогда не захватывала, не завоевывала, не оккупировала территории Латвии и Эстонии, так как эти земли, вместе с Карельским перешейком между Финским заливом и Ладожским озером, были куплены Петром Великим у Швеции. Данная геополитическая сделка была закреплена в Ништадском договоре со Швецией 1721 года. Россия заплатила за указанные территории огромную по тем временам сумму — 2 млн. талеров[10]. Литва же, в отличие от Латвии и Эстонии, имела в прошлом свою государственность, которая позднее была поглощена Польшей. В конце XVIII века, при разделах Польши, литовские земли вошли в состав Российской империи вместе с территориями, населенными украинцами и белорусами.
И это произошло по чисто геополитическим причинам. Известно, что при указанных разделах к Пруссии отошли исконно польские земли, находившиеся западнее украинских и белорусских территорий. Если бы Пруссия потребовала себе еще и литовские земли, то тогда образовался бы врезающийся в российскую территорию почти 300-километровый германский ？клин？. Чтобы избежать такого геополитического казуса, Россия потребовала территорию Литвы себе. Собственно, эта же геополитическая модель была воспроизведена при распаде Польши в 1939 году, но с одной поправкой: 10 октября 1939 года СССР передал отошедший ему от Польши литовский город Вильно-Вильнюс с прилегающими к нему территориями Литве.
В условиях начавшейся ？большой войны？ Латвия, Литва и Эстония как лимитрофные, пограничные государства между Россией и Германией должны были оказаться в сфере влияния одной из них. В Прибалтике было известно о гитлеровских намерениях в удобное время включить территорию всех трех государств в состав рейха. Требования СССР к Латвии, Литве и Эстонии заключить соглашения о взаимной помощи (конец сентября — начало октября 1939 г.) были восприняты правительствами этих стран как меньшее из возможных зол. Тем более что соглашения отнюдь не предполагали ？территориально-политического переустройства？ этих государств, как это было зафиксировано в секретном протоколе к ？пакту Молотова–Риббентропа？, а всего лишь предусматривали создание на их территории советских военных баз и размещения на них военных контингентов — по 25 тыс. человек в Латвии и Эстонии и 20 тысяч — в Литве. Это должно было защитить государства Балтии от германской экспансии и обеспечивать большую безопасность СССР с прибалтийского направления.
？Эти соглашения еще не затрагивали общественного и государственного устройства Литвы, Латвии и Эстонии. Они были направлены против превращения их территорий в плацдарм для нападения на СССР. Советские гарнизоны, которые были размещены в трех прибалтийских республиках на основе заключенных с ними договоров о взаимной помощи, предписывалось не вмешиваться во внутренние дела этих стран. Народный комиссар иностранных дел писал полпреду СССР в Эстонии К. Н. Никитину 23 октября 1939 г.: ？Вы не поняли нашей политики в Эстонии в связи с советско-эстонским пактом о взаимопомощи. Из ваших последних шифровок… видно, что вас ветром понесло по линии настроений ？советизации？ Эстонии, что в корне противоречит нашей политике. Вы обязаны, наконец, понять, что всякое поощрение этих настроений насчет ？советизации？ Эстонии или даже простое непротивление этим настроениям на руку нашим врагам и антисоветским провокаторам. Вы также неправильным поведением сбиваете с толку эстонцев… Вы должны заботиться только о том, чтобы наши люди, в том числе наши военные в Эстонии, в точности и добросовестно выполняли пакт о взаимопомощи и принцип невмешательства в дела Эстонии“. Аналогичные указания давались и дипломатам, представлявшим СССР в Латвии и Литве？[11].
Государственные деятели прибалтийских государств отмечали в своих выступлениях, что советские войска не вмешиваются во внутреннюю политику и социальные отношения их стран. К примеру, министр иностранных дел Литвы Ю. Урбшис в одном из выступлений в январе 1940 г. заявлял, что ？войска Советского Союза никак не вмешиваются в наши дела？. С пониманием и спокойно вступление советских соединений в прибалтийские государства были встречены на Западе. Оно было расценено как сужение экономической и стратегической базы германского рейха. У. Черчилль даже высказался в том смысле, что таким образом стал создаваться ？восточный фронт？ сдерживания Германии. Другое дело, что к лету 1940 г. под воздействием Советско-финской войны и успешной кампании германских войск в Западной Европе в правящих кругах прибалтийских государств усилились прогерманские настроения, в связи с чем правительство СССР направило руководству Литвы (14 июня), Латвии и Эстонии (16 июня) ноты, где указывалось, что считает совершенно необходимым и неотложным сформировать в них такие правительства, которые могли бы обеспечивать ？честное проведение в жизнь？ соглашений о взаимной помощи с Советским Союзом и потребовало увеличить численность советских войск на территории Прибалтики.
Вступление дополнительных контингентов советских войск в Прибалтику, как докладывал в Лон-дон английский посланник в Латвии К. Орд, ？значительная часть населения встретила приветственными возгласами и цветами？. В это же время глава британского МИДа Э. Галифакс заявлял, что ？концентрация советских войск в прибалтийских государствах является мероприятием оборонного характера？. Однако когда избранные 14–15 июля 1940 г. парламенты трех прибалтийских государств провозгласили советскую власть и приняли решения о вступлении в СССР, реакция многих влиятельных политических кругов на Западе cтала однозначно отрицательной. Эти события в Прибалтике были расценены ими как ？аннексия？, проявление ？имперских амбиций коммунистического тоталитарного государства？, попытка ？множить число советских республик？ и т.п.
Но и здесь все было не так однозначно. С одной стороны, комментируя создавшуюся ситуацию, А. Тейлор отмечал, что ？права России на балтийские государства и восточную часть Польши (украинско-белорусские земли. — М. М.) были гораздо более обоснованными по сравнению с правами Соединенных Штатов на Нью-Мехико (одну из захваченных американцами у Мексики территорий. — М. М.). Фактически англичане и американцы применяли к русским нормы, которые они не применяли к себе？[12]. С другой стороны, в западной прессе появлялись свидетельства того, что вступление в СССР было легитимизировано значительной частью населения трех прибалтийских республик, что делает неприменимым для этих событий по крайней мере термина ？аннексия？. И сегодня, когда правящие элиты ставших независимыми Латвии, Литвы и Эстонии обвиняют СССР-Россию в прошлой оккупации, закладывая этот тезис в основание антироссийской пропаганды и искажения истории, им следовало бы признать:
— существенную роль в советизации всех трех прибалтийских государств сыграла воля большинства их же народов;
— именно в составе СССР литовцы, латыши и этонцы внесли свой вклад в победу Антигитлеровской коалиции над германским фашизмом в годы Второй мировой войны.
Летом 1940 года встал и вопрос об укреплении юго-западных границ СССР. 26 июня Советское правительство направило румынскому правительству ноту, в которой говорилось: ？Советский Союз считает необходимым и своевременным в интересах восстановления справедливости приступить совместно с Румынией к немедленному решению вопроса о возвращении Бессарабии Советскому Союзу. Правительство СССР считает, что вопрос о возвращении Бессарабии органически связан с вопросом передачи той части Буковины, население которой в своем громадном большинстве связано с Советской Украиной как общностью исторической судьбы, так и общностью языка и национального состава？[13].
28 июня 1940 г. Красная Армия вступила на территорию Бессарабии и Северной Буковины. 2 августа из большей части Бессарабии и Молдавской автономной республики, с 1924 года входившей ранее в состав Украины, была образована Молдавская ССР, а Северная Буковина включена в состав Украинской ССР. В целом следует признать, что ввод советских войск в Прибалтику, Бессарабию и Северную Буковину свидетельствовал о принятии руководством СССР мер по созданию стратегического предполья на западе, на котором должна была развернуться предстоящая военная схватка с германским фашизмом и его союзниками.
Сугубо геополитической следует признать прискорбную войну Советского Союза с Финляндией, длившуюся с 30 ноября 1939 года до 13 марта 1940 г. В октябре 1939 года СССР предложил Финляндии совершить ？территориальный обмен？, главным элементом которого являлась передача (в сущности, возврат) в состав СССР Карельского перешейка. В обмен Москва предлагала превышающую в два раза этот перешеек территорию, расположенную севернее, в Карелии. Такого размена территориями требовали интересы обеспечения безопасности Ленинграда: с 1917 года граница независимой Финляндии проходила почти что по предместьям второго по величине и значимости советского города. Сталин на встрече с главой приглашенной в Москву финляндской делегации Ю. К. Паасикиви откровенно заявил: ？Мы не можем ничего поделать с географией, так же, как и вы. Поскольку Ленинград передвинуть нельзя, придется отодвинуть от него границу？[14]. Но ？версальские державы？ внушили Финляндии, что она должна оказать ？противодействие СССР？. Финский министр иностранных дел Э. Эркко заявил в этой связи: ？Мы ни на какие уступки СССР не пойдем и будем драться во что бы ни стало, так как нас обещали поддержать Англия, Америка и Швеция？.
На категорический отказ Финляндии согласиться с предложенным обменом территорий СССР ответил войной. СССР она обошлась в 87 506 погибших, 39 369 пропавших без вести, более 5 тысяч попавших в плен: Финляндия потеряла ходе военных действий 48 243 человек убитыми, более 43 тысяч ранеными и около 1 тысячи пленными[15]. В конце ？той войны незнаменитой？ (по словам А. Т. Твардовского) требования Москвы были удовлетворены. Английский военный историк Лидделл Гарт писал о советских требованиях 1939 года к Финляндии: ？Объективное изучение этих требований показывает, что они были составлены на рациональной основе с целью обеспечить большую безопасность русской территории, не нанося сколько-нибудь серьезного ущерба безопасности Финляндии？. И далее: даже после военного поражения Финляндии в марте 1940 года ？новые советские требования были исключительно умеренными. Выдвинув столь скромные требования, Сталин проявил государственную мудрость？[16].
Карельский перешеек вошел в состав Русского государства в момент его рождения. Согласно ？Повести временных лет？, северное ядро Руси с центром в ее древнейшем городе Ладога создали совместно восточнославянские и угро-финские — чудь и весь — племена, притом как раз весь населяла Карельский перешеек. Позднее Карельский перешеек не раз пыталась отнять у Руси-России владевшая Финляндией Швеция. В 1617 году ей удалось его отторгнуть от ослабевшей за годы смутного времени России. Но уже в 1721 году Петр Великий возвратил Карельский перешеек, создавая безопасное пограничье вокруг новой столицы России, восстановив тем самым первоначальную границу Русского государства. Однако 90 лет спустя, в 1811 году, — два года после создания Великого княжества Финляндии, включенного в состав России, — эта территория была присоединена к нему в качестве щедрого дара Александра I. И после превращения Финляндии в суверенное государство после Октябрьской революции 1917 года в России получилось так, что граница между ними прошла не в 150-ти километрах от Петрограда, а в непосредственной видимости из его предместий. В принципе, это было весьма серьезным геополитическим дефектом в западной границе России, если исходить из ситуации приближавшейся большой войны[17].
Показательны в этом смысле рассуждения Уинстона Черчилля о Советско-финской войне, изложенные в его мемуарах ？Вторая мировая война？. Он пишет о западных границах СССР 1939 года, которые вызывали глубочайшую тревогу у правителей страны, — границах с прибалтийскими странами и Финляндией, усматривая в этом давнюю историческую проблему. ？Даже белогвардейское правительство Колчака, — напоминал Черчилль, — уведомило мирную конференцию в Париже (речь идет о конференции 1919 года, подводившей итог Первой мировой войны. — М. М.), что базы в прибалтийских государствах и Финляндии были необходимой защитой для русской столицы. Сталин высказал ту же мысль английской и французской миссиям летом 1939 года？. В начале Второй мировой войны ？Сталин, — продолжал Черчилль, — не терял время даром？. 28 сентября 1939 года был заключен соответствующий договор с Эстонией, и ？21 октября Красная Армия и военно-воздушные силы уже были на месте？, — заключает Черчилль. — ？Та же процедура была одновременно проделана и в Литве. Оставались открытыми подступы только через Финляндию？[18].
В. В. Кожинов справедливо считает, что ？определившуюся к 1941 году западную границу СССР-России от Ледовитого океана до Черного моря есть основания считать геополитической, соответствующей многовековому делению евразийского континента на два ？субконтинента“: собственно Европу и то, что давно уже определяют термином Евразия. Это, в сущности, геополитическое обозначение России, являющей собой своеобразный субконтинент… В 1939–1940 годах была восстановлена та геополитическая граница, которая существовала уже тысячелетие назад, в очередной раз утвердилась при Петре Великом на два века и была порушена в результате катаклизма Революции？[19].
Тем же авторам, которые упражняются в обвинениях России в бесчисленных агрессиях, предпринятых в Европе, можно напомнить мнение на этот счет одного из самых выдающихся историков XX столетия, Арнольда Тойнби, который писал в 1947 году: ？На Западе бытует понятие, что Россия — агрессор…. В XVIII веке при разделе Польши Россия поглотила львиную долю территории. В XIX веке она — угнетатель Польши и Финляндии… Сторонний наблюдатель, если бы таковой существовал, сказал бы, что победы русских над шведами и поляками в XVIII веке — это лишь контрнаступление… В XIV веке лучшая часть исконной российской территории — почти вся Белоруссия и Украина, — была оторвана от русского православного христианства и присоединена к западному христианству… Польские завоевания исконной русской территории… были возвращены России лишь в последней фазе войны 1939–1945 годов.
В XVII веке польские захватчики проникли в самое сердце России, вплоть до самой Москвы, и были отброшены лишь ценой колоссальных усилий со стороны русских, а шведы отрезали Россию от Балтики, аннексировав все восточное побережье до северных пределов польских владений. В 1812 году Наполеон повторил польский успех XVII века, а на рубеже XIX и XX веков удары с Запада градом посыпались на Россию, один за другим. Германцы, вторгшиеся в ее пределы в 1915–1918 годах, захватили Украину и достигли Кавказа. После краха немцев наступила очередь британцев, французов, американцев и японцев, которые в 1918 году вторглись в Россию с четырех сторон. И, наконец, в 1941 году немцы вновь начали наступление, более грозное и жестокое, чем когда-либо.
Верно, что и русские воевали на западных землях. Однако они всегда приходили как союзники одной из западных стран в их бесконечных семейных ссорах. Хроники вековой борьбы между двумя ветвями христианства, пожалуй, действительно отражают, что русские оказались жертвами агрессии, а люди Запада — агрессорами… Русские навлекли на себя враждебное отношение Запада из-за своей упрямой приверженности чуждой цивилизации？[20].
Автор: М.А. Мунтян, доктор исторических наук, профессор, шеф-редактор журнала ？Вестник МГИМО — Университета？
[1] Киссинджер Г. Дипломатия. М., 1997. С. 303, 299.
[2] Там же, с. 297–303, 304, 307.
[3] Цит. по: Большая ложь о войне. Критика новейшей буржуазной историографии мировой войны. М., 1971. С. 136.
[4] Кожинов В. В. Русское воскресение // http://kozhinov.voskres.ru/hist2/glava1.htm. C. 18
[5] Цит. по: Наринский М. М. Как это было // Другая война. М. 2001. С. 44.
[6] Тейлор А. Указ. раб., с. 402. Министр иностранных дел Великобритании Джордж Керзон предложил в 1919году установить примерно ту восточную границу Польши, которая существует и в настоящее время. Но в ходе войны 1920 года с Советской Россией Польша отодвинула ее далеко на восток, включив в свой состав земли Западной Украины и Западной Белоруссии, а также Вильненский край бывшей царской России.
[7] Там же.
[8] Ширер У. Взлет и падение Третьего рейха. Т. 2. М., 1991. С. 8.
[9] Марков А. Д. Военно-политические аспекты присоединения к СССР Западной Украины и Западной Белоруссии // Великая Отечественная война в оценке молодых. М., 1997. С. 18.
[10] См. подр.: Под стягом России. Сборник архивных документов. М., 1992. С. 118–131.
[11] Мировые войны ХХ века, с. 88.
[12] Тейлор А. Указ. раб., с. 497.
[13] Внешняя политика СССР. Сборник документов. М., 1946. Т. 4. С. 515–516.
[14] От Мюнхена до Токийского залива. Взгляд с Запада на трагические страницы второй мировой войны. М., 1992. С. 54
[15] Риф секретности снят. М., 1993. С. 121, 1223.
[16] Лиддел Гарт. Б. Вторая мировая война. М., 1976. С. 56, 57
[17] Кожинов В. В. Указ. раб., с. 33, 34.
[18] Черчилль У. Вторая мировая война. Т. 1. М., 191. С. 242–243
[19] Кожинов В. В. Указ. раб., с. 32–33.
[20] Тойнби А. Цивилизация перед судом истории. М., 1996. С. 106–107.
20.07.2016