Стихи

       Опубликовано в журнале Дружба Народов, номер 2, 2025

       Каменская Анастасия Евгеньевна — родилась в 1988 году в г. Калинине. Окончила два факультета Тверского государственного университета: в 2004 году — филологический, в 2018 году — культурологический. Куратор социокультурных проектов; занимается реабилитацией и реинтродукцией диких птиц. Автор двух сборников стихов: ？Глобус？ (Тверь, 2011) и ？Живые существа？ (Тверь, 2024). Участница Форума АСПИР ？Липки？ им.С.А.Филатова (2024). Живёт в Твери. В журнале ？Дружба народов？ печатается впервые.

       * * *

       Зверю для счастья немногое надо:

       воздух и воля, еда и вода.

       Звери не знают ни рая, ни ада,

       и потому не грешат никогда.

       Звери наносят урон урожаю,

       но забирают лишь то, что съедят.

       Вот почему я зверей уважаю

       и не считаю, что звери вредят.

       Звери судьбою своею довольны

       и ничего не желают менять.

       Люди придумали деньги и войны.

       Зверю придумок людских не понять.

       Все мы умрём. И с мольбою о чуде

       будем толпиться у райских дверей —

       звери, которые лучше, чем люди,

       люди, которые хуже зверей.

       * * *

       Что бы мы ни говорили —

       нас другой поймёт едва.

       Что бы мы ни говорили —

       всё слова, слова, слова…

       Прозвучавшие впервые,

       извлечённые из книг…

       Даже самые живые,

       даже лучшие из них

       не спасают, не решают

       ничего, в конце концов,

       но как будто воскрешают

       дорогих нам мертвецов,

       но как будто обещают

       утопический уют

       мира, где врагов прощают

       и друзей не предают.

       * * *

       Святой Франциск был тощ, как хвощ,

       он жил то тут, то там.

       Святой Франциск был тих, как дождь,

       шуршащий по листам.

       И щедр, как лес, что всем вокруг

       чертоги распростёр,

       как старший брат, и лучший друг,

       и зооволонтёр.

       Горяч, как внутренность Земли,

       и чист, и потому

       животные и птицы шли,

       с огромным интересом шли,

       и шли, и шли, и шли, и шли

       на проповедь к нему.

       Слетались галки с дальних крыш,

       скворцы бежали вскачь.

       И самый добрый слушал — стриж.

       И самый умный — грач.

       * * *

       Из насекомых состоящий,

       огромный, будто настоящий,

       над ночью слышится окрест

       филармонический оркестр.

       В оркестре главное — цикады.

       Бог весть как эти музыканты

       звучат и выглядят, но здесь

       наверняка цикады есть.

       А иногда услышать можно,

       как прорывается тревожно

       всему оркестру поперёк

       не то птенец, не то зверёк.

       И так отчаянно свистит он,

       как будто движим не инстинктом

       врождённым, а совсем иной

       печальной силой неземной.

       Как будто ангел беспокойный

       трубит над спящей колокольней

       и песню вечную свою

       поёт в потерянном раю.

       Как будто наголо обритый,

       солдатик плачет перед битвой,

       вдруг осознав, что жизнь одна

       и утром кончится она.

       * * *

       Собака знает, что она — собака.

       Ей скажешь: ？Эй, собака!？ — И она

       с готовностью кивает: ？Я собака!？

       Не то что кот, чьё дело сторона.

       Она живёт старательной и строгой,

       пасёт отару, караулит дом,

       следит за огородом и дорогой,

       виляет жизнерадостным хвостом.

       Она живёт с людьми, очеловечась,

       чтоб каждую минуту день-деньской

       делить свою коротенькую вечность

       с довольно длинной вечностью людской.

       Она живёт, не ведая, однако,

       того, что люди знают наперёд, —

       что в доме будет новая собака,

       старательная новая собака,

       когда собака старая умрёт.

       * * *

       Годы идут привычным чередом…

       Но что-то вдруг проснётся в человеке —

       и человек спешит в далёкий дом,

       казалось бы, покинутый навеки.

       Забытый мир прошепчет: ？Приходи,

       я так давно не виделся с тобою？.

       Забытый мир пульсирует в груди

       невыразимой нежностью и болью.

       И вот я здесь. И ясно мне теперь,

       что сердце — это старый дом, в котором

       бесчисленные отзвуки потерь

       разносятся по гулким коридорам.

       * * *

       Сквозь дождевую череду,

       стирая копоть лет с лица,

       я всё иду, иду, иду

       на замыкание кольца.

       Терявшийся в чужих мирах,

       в конце концов, мой путь прямой:

       я прах и возвращаюсь в прах.

       Я тороплюсь домой.

       * * *

       То мягкие, то резкие

       шаги слышны во мгле.

       Там звери ходят редкие —

       их мало на Земле.

       Их люди в книгу Красную

       однажды занесли

       как дивную, прекрасную

       особенность Земли.

       Но звери те не ведают

       о статусе своём

       и равноправно бегают

       с любым другим зверьём.

       Но звери те неграмотны,

       и не читают книг,

       и вымрут все, как мамонты,

       когда-нибудь. А их

       перенесут учёные

       из Красной книги — в Чёрную.

       * * *

       Библиотека. Полутьма.

       Фонарь качается в руке.

       На полках пыльные тома

       стоят, как тёплые дома,

       в забытом Богом городке.

       И процветает мир словес.

       И город не остыл пока.

       Но снег уже летит с небес,

       как штукатурка с потолка.

       Каменская Анастасия Евгеньевна — родилась в 1988 году в г. Калинине. Окончила два факультета Тверского государственного университета: в 2004 году — филологический, в 2018 году — культурологический. Куратор социокультурных проектов; занимается реабилитацией и реинтродукцией диких птиц. Автор двух сборников стихов: ？Глобус？ (Тверь, 2011) и ？Живые существа？ (Тверь, 2024). Участница Форума АСПИР ？Липки？ им.С.А.Филатова (2024). Живёт в Твери. В журнале ？Дружба народов？ печатается впервые.

       * * *

       Зверю для счастья немногое надо:

       воздух и воля, еда и вода.

       Звери не знают ни рая, ни ада,

       и потому не грешат никогда.

       Звери наносят урон урожаю,

       но забирают лишь то, что съедят.

       Вот почему я зверей уважаю

       и не считаю, что звери вредят.

       Звери судьбою своею довольны

       и ничего не желают менять.

       Люди придумали деньги и войны.

       Зверю придумок людских не понять.

       Все мы умрём. И с мольбою о чуде

       будем толпиться у райских дверей —

       звери, которые лучше, чем люди,

       люди, которые хуже зверей.

       * * *

       Что бы мы ни говорили —

       нас другой поймёт едва.

       Что бы мы ни говорили —

       всё слова, слова, слова…

       Прозвучавшие впервые,

       извлечённые из книг…

       Даже самые живые,

       даже лучшие из них

       не спасают, не решают

       ничего, в конце концов,

       но как будто воскрешают

       дорогих нам мертвецов,

       но как будто обещают

       утопический уют

       мира, где врагов прощают

       и друзей не предают.

       * * *

       Святой Франциск был тощ, как хвощ,

       он жил то тут, то там.

       Святой Франциск был тих, как дождь,

       шуршащий по листам.

       И щедр, как лес, что всем вокруг

       чертоги распростёр,

       как старший брат, и лучший друг,

       и зооволонтёр.

       Горяч, как внутренность Земли,

       и чист, и потому

       животные и птицы шли,

       с огромным интересом шли,

       и шли, и шли, и шли, и шли

       на проповедь к нему.

       Слетались галки с дальних крыш,

       скворцы бежали вскачь.

       И самый добрый слушал — стриж.

       И самый умный — грач.

       * * *

       Из насекомых состоящий,

       огромный, будто настоящий,

       над ночью слышится окрест

       филармонический оркестр.

       В оркестре главное — цикады.

       Бог весть как эти музыканты

       звучат и выглядят, но здесь

       наверняка цикады есть.

       А иногда услышать можно,

       как прорывается тревожно

       всему оркестру поперёк

       не то птенец, не то зверёк.

       И так отчаянно свистит он,

       как будто движим не инстинктом

       врождённым, а совсем иной

       печальной силой неземной.

       Как будто ангел беспокойный

       трубит над спящей колокольней

       и песню вечную свою

       поёт в потерянном раю.

       Как будто наголо обритый,

       солдатик плачет перед битвой,

       вдруг осознав, что жизнь одна

       и утром кончится она.

       * * *

       Собака знает, что она — собака.

       Ей скажешь: ？Эй, собака!？ — И она

       с готовностью кивает: ？Я собака!？

       Не то что кот, чьё дело сторона.

       Она живёт старательной и строгой,

       пасёт отару, караулит дом,

       следит за огородом и дорогой,

       виляет жизнерадостным хвостом.

       Она живёт с людьми, очеловечась,

       чтоб каждую минуту день-деньской

       делить свою коротенькую вечность

       с довольно длинной вечностью людской.

       Она живёт, не ведая, однако,

       того, что люди знают наперёд, —

       что в доме будет новая собака,

       старательная новая собака,

       когда собака старая умрёт.

       * * *

       Годы идут привычным чередом…

       Но что-то вдруг проснётся в человеке —

       и человек спешит в далёкий дом,

       казалось бы, покинутый навеки.

       Забытый мир прошепчет: ？Приходи,

       я так давно не виделся с тобою？.

       Забытый мир пульсирует в груди

       невыразимой нежностью и болью.

       И вот я здесь. И ясно мне теперь,

       что сердце — это старый дом, в котором

       бесчисленные отзвуки потерь

       разносятся по гулким коридорам.

       * * *

       Сквозь дождевую череду,

       стирая копоть лет с лица,

       я всё иду, иду, иду

       на замыкание кольца.

       Терявшийся в чужих мирах,

       в конце концов, мой путь прямой:

       я прах и возвращаюсь в прах.

       Я тороплюсь домой.

       * * *

       То мягкие, то резкие

       шаги слышны во мгле.

       Там звери ходят редкие —

       их мало на Земле.

       Их люди в книгу Красную

       однажды занесли

       как дивную, прекрасную

       особенность Земли.

       Но звери те не ведают

       о статусе своём

       и равноправно бегают

       с любым другим зверьём.

       Но звери те неграмотны,

       и не читают книг,

       и вымрут все, как мамонты,

       когда-нибудь. А их

       перенесут учёные

       из Красной книги — в Чёрную.

       * * *

       Библиотека. Полутьма.

       Фонарь качается в руке.

       На полках пыльные тома

       стоят, как тёплые дома,

       в забытом Богом городке.

       И процветает мир словес.

       И город не остыл пока.

       Но снег уже летит с небес,

       как штукатурка с потолка.