Рассказ
Опубликовано в журнале Звезда, номер 2, 2024
Об авторе:
Александра Александровна Свиридова — кинодраматург, писатель, журналист. Окончила ВГИК, работала в программе ？Совершенно секретно？. Автор документальных фильмов ？История одной куклы？ — о нацистском лагере Освенцим (1984), ？Несколько моих жизней？ — о Варламе Шаламове (1991) и др. С 1996 в течение трех лет сотрудничала с фондом ？Шоа？ Стивена Спилберга. Лауреат премии журнала ？Звезда？ (2023). С 1993 живет и работает в США.
Румяная, белолицая, светловолосая, с высокой грудью и округлыми бедрами, Руська задиристо зазывала прохожих, нахваливая овощи у себя на лотке. Торговать ей было позволено только на улице подле магазина. Внутрь пускали в уборную да зимой погреться. Репутация воровки во втором поколении преследовала ее: мать — некогда директор гастронома у метро ？Белорусская？ — проходила по громкому делу и хоть никого не сдала, в торговлю уже не вернулась. Дочку взяли на работу, но директор магазина ？Диета？ на Песчаной сам отмерял ей длину, на которой позволено ставить лоток у входа. Руська кивала, соглашалась, мерзла в холод, потела в жару и мокла в дождь, хоть и нахваливала свою надежную куртку. Свекровь Маша — она называла ее ？мамой？ — купила эту куртку Игорю на свадьбу. Руськина родная мать ей ни нитки не подарила и ненавидела Руську люто. Когда та проворовалась и сидела в Бутырке, Руська продала все, что было в доме, — и хрусталь, и стеклянный комодик из-под хрусталя, и выкупила ее. Мать вышла и прямо в воротах Бутырки обложила ее матюками, а уж как увидела в доме голые стены, едва не убила.
—？Я ж тебя вытащить хотела, — растерялась Руська.
—？Да кто ж тебя, …, просил? У нас компашка в камере подобралась — за деньги не купишь! Амнистию ждали на Восьмое марта, а ты!.. Дурища! — Мать плюнула Руське под ноги.
Воровать Руська не воровала, но свое с лотка имела.
—？Даже если ничего не делать, просто у весов стоять, как ни крути, а чирик к вечеру все равно налипнет. — Она показывала соседке по коммуналке чистую розовую ладонь, чтобы та удостоверилась, что клеем там не намазано.
На налипший чирик Руська покупала себе чекушку, прихватывала на закуску из ящиков помидор-огурец, иногда апельсинку, и брела в темноте на окраину у Речного вокзала. Принимала стакашку на грудь (зимой для сугреву, летом — чтоб расслабиться) и засыпала, разметавшись на старом диване. Обычно одна, так как полуторагодовалый сын был в саду на пятидневке, а мужа Игоря убили в драке на Калининском. Не поздно было, и что он там с кем не поделил, так и не выяснили. Только дали Игорю бутылкой по голове. Не сильно — так, что он сам еще шел по Калине, и многие его видели, а черепушка расколота была. ？Бутылка, поди, тоже разбилась？, — думала Руська, напиваясь. Игорь дошел от ？Метелицы？ до аптеки на пересечении Калины с Садовым, попросил помочь и только там рухнул. Как уж они помогали, Руська не знала и Игоря уже не увидела — только куртку разглядела, когда менты привезли в морг на опознание. Свекровь Маша ее в Новороссийске с рук брала у моряков.
—？Куртку отдайте, — наказала ментам Руська.
Менты отдали куртку, часы Игоревы и пустой бумажник. Маша на похороны прилетела из Новороссийска, побилась о гроб, а про куртку не забыла.
—？Сыночку оставь. Ей сносу не будет, — сказала Маша.
Иногда за Руськой увязывался грузчик. Хороший парень, кандидат каких-то наук. Отсидел за какую-то книжку, которую перевел и спечатал, и теперь его никуда не брали. В доме он к ночи заваривал крепкий чай, в койке пялился в потолок и читал стихи, а она пыталась угадать, на какой строке он ее завалит, да так и засыпала под его бормотание. Утром, когда он неуверенно предлагал ей заняться делом, надо было спешить на работу и было не до того. Соседка подглядывала за ними. Он был уверен, что она из КГБ.
—？Да кому ты на хер сдался? — отмахивалась Руська, но гнала соседку. Та запирала свою дверь, но билась о нее изнутри, пытаясь выйти. Так однажды Руська и нашла ее дверь проломленной посредине, а соседку на полу в кровище: прошла насквозь. Скорая увезла ее, сунув в белую рубаху с такими длинными рукавами, что они завязывались на спине, и больше Руська ее не видела. Она принялась обивать пороги — ходила в ЖЭК, в исполком — просила отдать ей вторую комнату.
？Был бы ваш муж жив, — говорили ей, — квартира была бы ваша, а так…？
？Был бы муж, много чего было б мое？, — думала Руська.
Можно было выйти за этого придурка, что читал стихи, но кто-то его звал в Париж, и он был уверен, что уедет. Однажды раздался звонок. Звонили из райисполкома, просили быть дома — придет человек для подселения. Руська на работу не пошла. Ждала, медленно распаляясь, что вот сейчас снова какую-то сумасшедшую подселят, но пришла длинноногая девка, чуть постарше ее, с пацаном в кулечке, чуток помладше Женяшки.
—？Дай хоть подержать, — попросила Руська.
—？Извини, но до пяти месяцев ребенок должен знать одни руки, — отказала девка.
—？И что ж, отцу тоже нельзя давать? — подколола Руська.
—？Нет отца, — сказала девка.
—？А был бы?
—？Не знаю, — равнодушно пожала плечом та.
Оглядела Руську, как мебель, прошла по квартире, попросила ключи и сказала, что сначала тут сделают ремонт, а потом она переедет.
—？Да уж, конечно, разбежались они ремонт делать. Тут сумасшедшая жила, дверь менять надо.
—？Поменяем, — кивнула девка и уехала на той же машине, что приехала.
Ремонт мужики из ЖЭКа делали сами. Удивлялись, что хозяйка ни разу не пришла. Даже обои не выбирала; по телефону сказала — что посветлей, то и клеить, лишь бы чисто. Так тяп-ляп и закончили. Она позвонила, спросила, подсохла ли краска, и появилась. На той же легковушке с немолодым мужиком, который перетаскал десяток картонных коробок, коляску, ванночку и уехал. Руська неуверенно толкнула новую дверь, заглянула.
—？Слышь, а мебель когда будешь перевозить?
—？Нет у меня мебели, — ответила та, натягивая веревочку вдоль окна, как для шторы. Но вместо шторы повесила пеленки.
—？А где ж ты спать будешь?
—？Сейчас выйду — куплю, — пожала та плечом. — Мы мебельный проезжали. Я от мужа ушла в чем стояла.
—？Что так? — прищурилась Руська.
—？Застукала с бабой.
Девка ловко перепеленала мальца на составленных одна к одной коробках, уложила в коляску и поперлась одна с ней на лестницу.
—？Ты чего? — осадила ее Руська. — Ты ребеночка оставь, коляску снеси сперва, а то не дай бог…
—？Спасибо, — сказала соседка и последовала совету: дотащила коляску до двери, обернулась на мальца, и стало видно, что она не может от него оторваться.
—？Ты чего, мамашка? Иди давай, никуда он не денется, я присмотрю.
Соседка и вправду купила кресло-кровать, детскую кроватку, стеллаж для книг и начала жить. Рано вставала, рано ложилась. Шуршала книгами или бумагой. Столик соорудила из распакованных картонных коробок. Вытащила оттуда гору папок. ？Чтоб не обоссал？, — кивнула на младенца. Расставила их на полке, а больше ничего у нее не было. Закатав рукава, соседка вымыла от пола до потолка стены в ванной. Вылизала до перламутрового отлива старую ванну, повесила веселые полотенца на змеевик с горячей водой и принялась купать младенца в пахучих мыльных пузырях. Малец повизгивал и плавал, как рыбка.
—？И что ж это, ты его каждый день мыть собираешься? — прищурилась Руська.
—？А как иначе? — не поняла соседка. — Он полгода во мне плавал, привык. А ты своего как моешь?
—？Баня раз в неделю, — строго ответила Руська. — Стирка-глажка, чтоб на пятидневку сменки хватило, и хорош.
Соседка — звали ее Анна — работала на киностудии напротив дома. Немного обжилась, отдышалась, помирилась с мужем, и он повадился приходить — помогать по хозяйству — где какой гвоздь вбить. Розетки попрятал, чтоб пацан ненароком палец туда не сунул, когда ползать начнет, наладил телефон — чтобы не будил, а мигал лампочкой, но остаться ему Анна не дала ни разу. Она предложила Руське тоже сделать ремонт за ее счет, купить новый диван, новое на окна…
—？А ты мне потом постепенно отдашь.
Руська подивилась, но согласие дала и спорить не спорила, когда Анна встречала ее с работы в день зарплаты и отбирала все деньги. На чекушку выпросить у нее было нельзя, да Руська и сама хотела, но не знала, как бросить это дело. Женёчка Анна рассмотрела придирчиво, когда Руська привела его с пятидневки. Сказала, что у него ？гланды-аденоиды？, и вызвалась отвезти к врачу.
—？Да ты святая, — недоверчиво сказала Руська, получив Женька полеченного и несопливого.
—？Не преувеличивай, — осадила ее Анна. — У меня корысти много в том, чтоб твой пацан здоров был.
—？Это ж какая корысть тебе с его здоровья? — не поняла Руська.
—？Чтоб моего не заразил, — ответила Анна. — И ты, как пить завяжешь, на киностудию пойдешь. Кассиршей. Чтоб на лотке не простужаться и не перхать тут по квартире.
Руська забожилась, что больше в рот не возьмет, и Анна не соврала: прикупила Руське шмотья, приодела ее и отвела на студию. Руську взяли, потому как Анну уважали. Жизнь пошла другая, будто стрелку кто перевел на железке: по другим рельсам, с другим пейзажем за окнами. Пацаны росли вместе, ссорились, но не дрались. Женёк дразнил Мелкого, но Руська быстро отвешивала ему подзатыльник, и он шел мириться. Тырил у Мелкого игрушки, потому что Анне из Америки красоту привозили отъехавшие друзья, но Мелкий не жадничал, не ябедничал, и куражу не было. Да и Анна учила того и другого играть вместе и жить в мире. В доме собирались приятели с киностудии, и вскоре один положил глаз на Руську. Руська завиляла хвостом, пустилась в роман, а там уж не на шутку влюбилась. Сашка все дольше засиживался на новом диване после работы, пока наконец не заночевал. Утром Руська толкнула соседскую дверь и в ужасе сказала, что вон под окном…
—？Машина, видишь? Братан Сашкиной жены приехал…
—？Ну и чего? — спокойно спросила Анна.
—？Убивать его, — прошептала Руська.
—？Не ссы, может, не его, а тебя, — утешила Анна. — Хотите, чтоб я с вами вышла? Или ты не мужик? — спросила она Сашку, который трясся в коридоре.
Тот метнул в нее бешеный взгляд и вышел, хлопнув дверью. Анна с Руськой видели в окно, как мужики у машины поговорили, — только белый парок отлетал от губ на морозе.
Руська хотела замуж за Санька.
—？Все просто, — сказала Анна. — Делаешь так, так и так, и он твой. Но смотри, чтоб потом не пожалела. Сашка-муж совсем не то, что любовник.
Руська ничего не слышала: хотела мужа.
—？Чтоб не делить его ни с кем, — повторяла она как заведенная.
Она сделала все, что Анна советовала, и Сашка развелся. Они расписались, отгуляли и поселились под одной крышей. Тут-то Руська и узнала, что он запойный.
Пацаны подросли, пошли в школу. Первым Женёк, через год подтянулся Мелкий. А когда Мелкому исполнилось десять, Анна уехала с ним, как всегда, на лето. Только не к морю, как обычно, а в Америку. И к сентябрю не вернулась.
—？Ключи возьми, — сказала она Руське по телефону. — Пусть Женёк там спит, чтоб вам с Сашкой не мешать. Книги только мои пусть не уродует.
—？Да я ему приплачу, если он хоть одну откроет! — откликнулась Руська.
Женёк подрос, девок стал водить в эту комнату, потом женился, собачку завел, а там и ребеночка родил — дочку Леночку. Носил ее по Анькиной комнате, как та носила Мелкого. Учился он через пень-колоду, лишь бы от армии откосить, а по ночам подрабатывал барменом. И так хорошо у него получалось, что к нему управляющий стал посылать новичков: чтоб Женёк их натаскивал, как собак.
—？Смотри, даже если ничего не делать, — говорил Женёк, — стольник к вечеру сам налипает. — И показывал чистую ладонь новеньким.
Скоро к Женьку выстроилась очередь: с его рекомендацией работу давали в любом кабаке. А потом пришел к нему парень, что первым решил раскинуть сеть кабаков пошире — выйти за Кольцевую, за Москву, до дальних городов добраться. И попросил народ в провинции поучить.
—？Я на недельку, — говорил Женёк и отваливал на месячишко. Налаживал где-то бар, натаскивал барменов и возвращался. В Барнаул вообще летел на открытие: учиться теперь все сами ездили к нему в Москву.
—？Какая погода? — спросил он кого-то в трубку маленького телефона, стоя на пороге. — Дождь? Черт, а я плащ на работе оставил. Мам, дай-ка старую куртку! — крикнул он с лестницы.
Руська подала ему куртку Игоря, в которой Женёк только с собакой выходил в темноте.
Привезли его обратно прямиком в Боткинскую: мужики его кабацкие самолет оплатили. Уверены были, что с их бабками врачи соберут его из кусков. Он в Барнауле въехал на полной скорости в столб. Руську одели-обули, важно величали Верой Михалной, привезли в больницу, под белы руки довели до палаты. Как она голосила, Руська не помнила, но клялась, что Женёк услышал ее, несмотря на все трубки, что были в него понатыканы. Глаза приоткрыл и руку ей пожал.
—？Вот так, — сжала она Анькину руку, когда они свиделись. — Сесть, понимаешь, как бы хотел, приподнялся так маленько и упал назад на подушку.
Ей только куртку при выходе и отдали.
—？Компьютер дома оставил, но там какое-то слово знать надо было, а без него не открыть. Мать Игорева, представь, на похороны даже не приехала. Я так разозлилась, что сама к ней полетела. Приехала, а она — растение: ничего не соображает. Я ей фото Женька сую, а она говорит: ？Какой красивый мальчик!？ Я говорю: ？Мама, внук это твой, понимаешь? Внук родной! Помер он, разбился на машине!？ А она улыбается: ？Красивый!？
Как хоронили, Руська не рассказывала, а Анна не спрашивала.
Она прилетела на годовщину. Женяшкиной Леночке куклу привезла. В растерянности оглядела комнату, в которой ничего, кроме книг, не было.
—？А Сашка где? — спросила Анна.
—？В дурдоме. Спился. Я его дочек прописала, всех на очередь поставила, как про снос говорить стали. А они, су′чки, хоть бы навестили его когда.
Руська вызвала Анну приехать получить квартиру.
—？Пятиэтажки-то все под снос, — сказала Руська. — Машину заказывать надо для перевозки мебели, но тебе-то чего? — мебели у тебя нет.
—？А куда она делась? — спросила Анна.
—？Женёк выкинул. К рождению Ленки ремонт делал и всё повыкидал. А книги я не дала. Эта его шалава книг отродясь не видела, все кричала ？Выкинь!？, так я ей сказала, что убью, …, если тронет.
Машина из ЖЭКа пришла утром. Мужики вынесли коробки с книгами.
—？А мебель, хозяйка? — спросил один у Анны.
—？Нет ее у меня. Вот креслице возьми и тумбочку.
Анна домывала окно в новой квартире неподалеку от своей пятиэтажки, когда колотушка ухнула со всего маху и разнесла стену старой хрущевки. Пыль поднялась столбом, кто-то орал что-то крановщику. Огромный экскаватор вгрызался в землю там, где вчера стоял первый подъезд, рыл котлован для нового дома. Черная дыра, похожая на могилу, становилась все глубже: новый дом закладывали с подземным гаражом.
Об авторе:
Александра Александровна Свиридова — кинодраматург, писатель, журналист. Окончила ВГИК, работала в программе ？Совершенно секретно？. Автор документальных фильмов ？История одной куклы？ — о нацистском лагере Освенцим (1984), ？Несколько моих жизней？ — о Варламе Шаламове (1991) и др. С 1996 в течение трех лет сотрудничала с фондом ？Шоа？ Стивена Спилберга. Лауреат премии журнала ？Звезда？ (2023). С 1993 живет и работает в США.
Румяная, белолицая, светловолосая, с высокой грудью и округлыми бедрами, Руська задиристо зазывала прохожих, нахваливая овощи у себя на лотке. Торговать ей было позволено только на улице подле магазина. Внутрь пускали в уборную да зимой погреться. Репутация воровки во втором поколении преследовала ее: мать — некогда директор гастронома у метро ？Белорусская？ — проходила по громкому делу и хоть никого не сдала, в торговлю уже не вернулась. Дочку взяли на работу, но директор магазина ？Диета？ на Песчаной сам отмерял ей длину, на которой позволено ставить лоток у входа. Руська кивала, соглашалась, мерзла в холод, потела в жару и мокла в дождь, хоть и нахваливала свою надежную куртку. Свекровь Маша — она называла ее ？мамой？ — купила эту куртку Игорю на свадьбу. Руськина родная мать ей ни нитки не подарила и ненавидела Руську люто. Когда та проворовалась и сидела в Бутырке, Руська продала все, что было в доме, — и хрусталь, и стеклянный комодик из-под хрусталя, и выкупила ее. Мать вышла и прямо в воротах Бутырки обложила ее матюками, а уж как увидела в доме голые стены, едва не убила.
—？Я ж тебя вытащить хотела, — растерялась Руська.
—？Да кто ж тебя, …, просил? У нас компашка в камере подобралась — за деньги не купишь! Амнистию ждали на Восьмое марта, а ты!.. Дурища! — Мать плюнула Руське под ноги.
Воровать Руська не воровала, но свое с лотка имела.
—？Даже если ничего не делать, просто у весов стоять, как ни крути, а чирик к вечеру все равно налипнет. — Она показывала соседке по коммуналке чистую розовую ладонь, чтобы та удостоверилась, что клеем там не намазано.
На налипший чирик Руська покупала себе чекушку, прихватывала на закуску из ящиков помидор-огурец, иногда апельсинку, и брела в темноте на окраину у Речного вокзала. Принимала стакашку на грудь (зимой для сугреву, летом — чтоб расслабиться) и засыпала, разметавшись на старом диване. Обычно одна, так как полуторагодовалый сын был в саду на пятидневке, а мужа Игоря убили в драке на Калининском. Не поздно было, и что он там с кем не поделил, так и не выяснили. Только дали Игорю бутылкой по голове. Не сильно — так, что он сам еще шел по Калине, и многие его видели, а черепушка расколота была. ？Бутылка, поди, тоже разбилась？, — думала Руська, напиваясь. Игорь дошел от ？Метелицы？ до аптеки на пересечении Калины с Садовым, попросил помочь и только там рухнул. Как уж они помогали, Руська не знала и Игоря уже не увидела — только куртку разглядела, когда менты привезли в морг на опознание. Свекровь Маша ее в Новороссийске с рук брала у моряков.
—？Куртку отдайте, — наказала ментам Руська.
Менты отдали куртку, часы Игоревы и пустой бумажник. Маша на похороны прилетела из Новороссийска, побилась о гроб, а про куртку не забыла.
—？Сыночку оставь. Ей сносу не будет, — сказала Маша.
Иногда за Руськой увязывался грузчик. Хороший парень, кандидат каких-то наук. Отсидел за какую-то книжку, которую перевел и спечатал, и теперь его никуда не брали. В доме он к ночи заваривал крепкий чай, в койке пялился в потолок и читал стихи, а она пыталась угадать, на какой строке он ее завалит, да так и засыпала под его бормотание. Утром, когда он неуверенно предлагал ей заняться делом, надо было спешить на работу и было не до того. Соседка подглядывала за ними. Он был уверен, что она из КГБ.
—？Да кому ты на хер сдался? — отмахивалась Руська, но гнала соседку. Та запирала свою дверь, но билась о нее изнутри, пытаясь выйти. Так однажды Руська и нашла ее дверь проломленной посредине, а соседку на полу в кровище: прошла насквозь. Скорая увезла ее, сунув в белую рубаху с такими длинными рукавами, что они завязывались на спине, и больше Руська ее не видела. Она принялась обивать пороги — ходила в ЖЭК, в исполком — просила отдать ей вторую комнату.
？Был бы ваш муж жив, — говорили ей, — квартира была бы ваша, а так…？
？Был бы муж, много чего было б мое？, — думала Руська.
Можно было выйти за этого придурка, что читал стихи, но кто-то его звал в Париж, и он был уверен, что уедет. Однажды раздался звонок. Звонили из райисполкома, просили быть дома — придет человек для подселения. Руська на работу не пошла. Ждала, медленно распаляясь, что вот сейчас снова какую-то сумасшедшую подселят, но пришла длинноногая девка, чуть постарше ее, с пацаном в кулечке, чуток помладше Женяшки.
—？Дай хоть подержать, — попросила Руська.
—？Извини, но до пяти месяцев ребенок должен знать одни руки, — отказала девка.
—？И что ж, отцу тоже нельзя давать? — подколола Руська.
—？Нет отца, — сказала девка.
—？А был бы?
—？Не знаю, — равнодушно пожала плечом та.
Оглядела Руську, как мебель, прошла по квартире, попросила ключи и сказала, что сначала тут сделают ремонт, а потом она переедет.
—？Да уж, конечно, разбежались они ремонт делать. Тут сумасшедшая жила, дверь менять надо.
—？Поменяем, — кивнула девка и уехала на той же машине, что приехала.
Ремонт мужики из ЖЭКа делали сами. Удивлялись, что хозяйка ни разу не пришла. Даже обои не выбирала; по телефону сказала — что посветлей, то и клеить, лишь бы чисто. Так тяп-ляп и закончили. Она позвонила, спросила, подсохла ли краска, и появилась. На той же легковушке с немолодым мужиком, который перетаскал десяток картонных коробок, коляску, ванночку и уехал. Руська неуверенно толкнула новую дверь, заглянула.
—？Слышь, а мебель когда будешь перевозить?
—？Нет у меня мебели, — ответила та, натягивая веревочку вдоль окна, как для шторы. Но вместо шторы повесила пеленки.
—？А где ж ты спать будешь?
—？Сейчас выйду — куплю, — пожала та плечом. — Мы мебельный проезжали. Я от мужа ушла в чем стояла.
—？Что так? — прищурилась Руська.
—？Застукала с бабой.
Девка ловко перепеленала мальца на составленных одна к одной коробках, уложила в коляску и поперлась одна с ней на лестницу.
—？Ты чего? — осадила ее Руська. — Ты ребеночка оставь, коляску снеси сперва, а то не дай бог…
—？Спасибо, — сказала соседка и последовала совету: дотащила коляску до двери, обернулась на мальца, и стало видно, что она не может от него оторваться.
—？Ты чего, мамашка? Иди давай, никуда он не денется, я присмотрю.
Соседка и вправду купила кресло-кровать, детскую кроватку, стеллаж для книг и начала жить. Рано вставала, рано ложилась. Шуршала книгами или бумагой. Столик соорудила из распакованных картонных коробок. Вытащила оттуда гору папок. ？Чтоб не обоссал？, — кивнула на младенца. Расставила их на полке, а больше ничего у нее не было. Закатав рукава, соседка вымыла от пола до потолка стены в ванной. Вылизала до перламутрового отлива старую ванну, повесила веселые полотенца на змеевик с горячей водой и принялась купать младенца в пахучих мыльных пузырях. Малец повизгивал и плавал, как рыбка.
—？И что ж это, ты его каждый день мыть собираешься? — прищурилась Руська.
—？А как иначе? — не поняла соседка. — Он полгода во мне плавал, привык. А ты своего как моешь?
—？Баня раз в неделю, — строго ответила Руська. — Стирка-глажка, чтоб на пятидневку сменки хватило, и хорош.
Соседка — звали ее Анна — работала на киностудии напротив дома. Немного обжилась, отдышалась, помирилась с мужем, и он повадился приходить — помогать по хозяйству — где какой гвоздь вбить. Розетки попрятал, чтоб пацан ненароком палец туда не сунул, когда ползать начнет, наладил телефон — чтобы не будил, а мигал лампочкой, но остаться ему Анна не дала ни разу. Она предложила Руське тоже сделать ремонт за ее счет, купить новый диван, новое на окна…
—？А ты мне потом постепенно отдашь.
Руська подивилась, но согласие дала и спорить не спорила, когда Анна встречала ее с работы в день зарплаты и отбирала все деньги. На чекушку выпросить у нее было нельзя, да Руська и сама хотела, но не знала, как бросить это дело. Женёчка Анна рассмотрела придирчиво, когда Руська привела его с пятидневки. Сказала, что у него ？гланды-аденоиды？, и вызвалась отвезти к врачу.
—？Да ты святая, — недоверчиво сказала Руська, получив Женька полеченного и несопливого.
—？Не преувеличивай, — осадила ее Анна. — У меня корысти много в том, чтоб твой пацан здоров был.
—？Это ж какая корысть тебе с его здоровья? — не поняла Руська.
—？Чтоб моего не заразил, — ответила Анна. — И ты, как пить завяжешь, на киностудию пойдешь. Кассиршей. Чтоб на лотке не простужаться и не перхать тут по квартире.
Руська забожилась, что больше в рот не возьмет, и Анна не соврала: прикупила Руське шмотья, приодела ее и отвела на студию. Руську взяли, потому как Анну уважали. Жизнь пошла другая, будто стрелку кто перевел на железке: по другим рельсам, с другим пейзажем за окнами. Пацаны росли вместе, ссорились, но не дрались. Женёк дразнил Мелкого, но Руська быстро отвешивала ему подзатыльник, и он шел мириться. Тырил у Мелкого игрушки, потому что Анне из Америки красоту привозили отъехавшие друзья, но Мелкий не жадничал, не ябедничал, и куражу не было. Да и Анна учила того и другого играть вместе и жить в мире. В доме собирались приятели с киностудии, и вскоре один положил глаз на Руську. Руська завиляла хвостом, пустилась в роман, а там уж не на шутку влюбилась. Сашка все дольше засиживался на новом диване после работы, пока наконец не заночевал. Утром Руська толкнула соседскую дверь и в ужасе сказала, что вон под окном…
—？Машина, видишь? Братан Сашкиной жены приехал…
—？Ну и чего? — спокойно спросила Анна.
—？Убивать его, — прошептала Руська.
—？Не ссы, может, не его, а тебя, — утешила Анна. — Хотите, чтоб я с вами вышла? Или ты не мужик? — спросила она Сашку, который трясся в коридоре.
Тот метнул в нее бешеный взгляд и вышел, хлопнув дверью. Анна с Руськой видели в окно, как мужики у машины поговорили, — только белый парок отлетал от губ на морозе.
Руська хотела замуж за Санька.
—？Все просто, — сказала Анна. — Делаешь так, так и так, и он твой. Но смотри, чтоб потом не пожалела. Сашка-муж совсем не то, что любовник.
Руська ничего не слышала: хотела мужа.
—？Чтоб не делить его ни с кем, — повторяла она как заведенная.
Она сделала все, что Анна советовала, и Сашка развелся. Они расписались, отгуляли и поселились под одной крышей. Тут-то Руська и узнала, что он запойный.
Пацаны подросли, пошли в школу. Первым Женёк, через год подтянулся Мелкий. А когда Мелкому исполнилось десять, Анна уехала с ним, как всегда, на лето. Только не к морю, как обычно, а в Америку. И к сентябрю не вернулась.
—？Ключи возьми, — сказала она Руське по телефону. — Пусть Женёк там спит, чтоб вам с Сашкой не мешать. Книги только мои пусть не уродует.
—？Да я ему приплачу, если он хоть одну откроет! — откликнулась Руська.
Женёк подрос, девок стал водить в эту комнату, потом женился, собачку завел, а там и ребеночка родил — дочку Леночку. Носил ее по Анькиной комнате, как та носила Мелкого. Учился он через пень-колоду, лишь бы от армии откосить, а по ночам подрабатывал барменом. И так хорошо у него получалось, что к нему управляющий стал посылать новичков: чтоб Женёк их натаскивал, как собак.
—？Смотри, даже если ничего не делать, — говорил Женёк, — стольник к вечеру сам налипает. — И показывал чистую ладонь новеньким.
Скоро к Женьку выстроилась очередь: с его рекомендацией работу давали в любом кабаке. А потом пришел к нему парень, что первым решил раскинуть сеть кабаков пошире — выйти за Кольцевую, за Москву, до дальних городов добраться. И попросил народ в провинции поучить.
—？Я на недельку, — говорил Женёк и отваливал на месячишко. Налаживал где-то бар, натаскивал барменов и возвращался. В Барнаул вообще летел на открытие: учиться теперь все сами ездили к нему в Москву.
—？Какая погода? — спросил он кого-то в трубку маленького телефона, стоя на пороге. — Дождь? Черт, а я плащ на работе оставил. Мам, дай-ка старую куртку! — крикнул он с лестницы.
Руська подала ему куртку Игоря, в которой Женёк только с собакой выходил в темноте.
Привезли его обратно прямиком в Боткинскую: мужики его кабацкие самолет оплатили. Уверены были, что с их бабками врачи соберут его из кусков. Он в Барнауле въехал на полной скорости в столб. Руську одели-обули, важно величали Верой Михалной, привезли в больницу, под белы руки довели до палаты. Как она голосила, Руська не помнила, но клялась, что Женёк услышал ее, несмотря на все трубки, что были в него понатыканы. Глаза приоткрыл и руку ей пожал.
—？Вот так, — сжала она Анькину руку, когда они свиделись. — Сесть, понимаешь, как бы хотел, приподнялся так маленько и упал назад на подушку.
Ей только куртку при выходе и отдали.
—？Компьютер дома оставил, но там какое-то слово знать надо было, а без него не открыть. Мать Игорева, представь, на похороны даже не приехала. Я так разозлилась, что сама к ней полетела. Приехала, а она — растение: ничего не соображает. Я ей фото Женька сую, а она говорит: ？Какой красивый мальчик!？ Я говорю: ？Мама, внук это твой, понимаешь? Внук родной! Помер он, разбился на машине!？ А она улыбается: ？Красивый!？
Как хоронили, Руська не рассказывала, а Анна не спрашивала.
Она прилетела на годовщину. Женяшкиной Леночке куклу привезла. В растерянности оглядела комнату, в которой ничего, кроме книг, не было.
—？А Сашка где? — спросила Анна.
—？В дурдоме. Спился. Я его дочек прописала, всех на очередь поставила, как про снос говорить стали. А они, су′чки, хоть бы навестили его когда.
Руська вызвала Анну приехать получить квартиру.
—？Пятиэтажки-то все под снос, — сказала Руська. — Машину заказывать надо для перевозки мебели, но тебе-то чего? — мебели у тебя нет.
—？А куда она делась? — спросила Анна.
—？Женёк выкинул. К рождению Ленки ремонт делал и всё повыкидал. А книги я не дала. Эта его шалава книг отродясь не видела, все кричала ？Выкинь!？, так я ей сказала, что убью, …, если тронет.
Машина из ЖЭКа пришла утром. Мужики вынесли коробки с книгами.
—？А мебель, хозяйка? — спросил один у Анны.
—？Нет ее у меня. Вот креслице возьми и тумбочку.
Анна домывала окно в новой квартире неподалеку от своей пятиэтажки, когда колотушка ухнула со всего маху и разнесла стену старой хрущевки. Пыль поднялась столбом, кто-то орал что-то крановщику. Огромный экскаватор вгрызался в землю там, где вчера стоял первый подъезд, рыл котлован для нового дома. Черная дыра, похожая на могилу, становилась все глубже: новый дом закладывали с подземным гаражом.