GEIS-新闻详情

"Одной любви музыка уступает..."

2021-07-21 00:00:00.0 История（历史）原网页

Материал из номера

Январь 2017

Скачать номер

в PDF формате

На семейном портрете богатых купцов Алексеевых, фирма которых занималась производством и продажей золотой и серебряной канители, трудно не обратить внимания на прелестную девушку, сидящую за клавикордами. Символические коды подобных изображений прочитываются легко: купеческое семейство подчеркивало тем самым свою культурность, освоение и усвоение ценностей искусства, требующих усилий, денег, воспитания и хорошего вкуса.

В воспоминаниях и дневниках представителей купеческого сословия сохранилось немало свидетельств увлечения музицированием. О том же свидетельствуют и дошедшие до наших дней семейные фотографии Морозовых, Прохоровых, Рукавишниковых, Найденовых. Рассматривая их, легко убедиться, что игра на музыкальных инструментах в купеческих семьях была весьма популярным занятием.

"Мы росли среди лиц, высоко ценивших прекрасное: музыку, живопись, скульптуру, сценическое искусство. Я помню маму и тетю, уезжавших на симфонические вечера как на праздник, разговоры их на следующий день <...>, помню сборы их в итальянскую оперу, воспоминания папы о Рашели — и театр стал предметом еще далекой мечты. <...> Так же восторженно говорили в доме о выставке художников-передвижников, и многие имена были мне знакомы уже тогда со слов тети", — размышляла в мемуарах дочь торговца текстилем, купца Николая Харузина, Вера, ставшая впоследствии профессором этнографии.

Фото: Фото предоставлено М. Золотаревым Музицирование в доме Бахрушиных в Кожевниках. Конец XIX века

ДВЕ ВИОЛОНЧЕЛИ И СКРИПКА СТРАДИВАРИУСА

Об увлеченных пианистках-любительницах Вере и Зине Мамонтовых — своих матери и тетушке — писала дочь Павла Михайловича Третьякова Вера Зилоти. "С самых ранних лет обе они учились игре на фортепьяно у чеха родом Иосифа Вячеславовича Рибы — органиста католической церкви, бывшего в Праге не только органистом, но и колоратурным, как он сам выражался, тенором <...> Он научил их любить Баха, Бетховена, Моцарта, Шопена, Листа. Они с ним изучали гармонию и прелестно сочинили маленькие пьесы, которые слышала я впоследствии от мамочки. <...> Играли одинаково хорошо и так не похоже друг на друга, — вспоминала Вера Павловна. — Зинаида Николаевна играла лучше всего Баха, а впоследствии, уже старушкой, любила играть Скрябина. Вера Николаевна играла Баха, но лучше всего исполняла Бетховена, Шопена и Листа "Этюды Паганини" (которые потом разносились по Толмачам каждое утро). Играли сестры много Баха на два фортепьяно, любили исполнять и камерную музыку".

Выходец из московской купеческой среды, сын чаеторговца, знаменитый врач-клиницист Сергей Петрович Боткин увлеченно играл на виолончели. Он работал чрезвычайно много, и переключение на музицирование было лучшим отдыхом для него после тяжелого рабочего дня, как писал его биограф Николай Белоголовый. Выдающийся врач не только питал страсть к игре, но и смотрел на нее как на самое действенное средство для восстановления своей "мозговой энергии", утомленной работой целого дня. "Это моя освежающая ванна", — говаривал он. До 50-летнего возраста Боткин брал уроки музыки. Три раза в неделю, в двенадцатом часу ночи, — поскольку Боткин возвращался из клиники не раньше одиннадцати часов — приходил к нему учитель-виолончелист.

Биограф Сергея Боткина даже описал такой комический случай: "Летом, отправляясь в заграничную поездку куда-нибудь на воды, он не расставался как с целым чемоданом, набитым книгами, так и с виолончелью, даже забирал иногда их с собою две, что однажды дало повод к комическому недоразумению во Франценсбаде (ныне курорт Франтишкови-Лазне в Чехии, близ Карловых Вар. — Прим. авт.), где "водяные" врачи хотели устроить ему почетную встречу, приехали для того на станцию железной дороги и, не зная его в лицо и увидав в его багаже две виолончели, приняли за странствующего музыканта, прибывшего дать концерт на водах. Любя горячо музыку и будучи из-за непрерывных занятий совершенно лишен возможности посещать публичные концерты и театры, он находил неописуемое удовольствие в своей игре, причем был чувствителен к ободрению ее даже гораздо больше, как это нередко встречается в странностях человеческой души, чем к похвалам его медицинских талантов".

Фото: Фото предоставлено М. Золотаревым Дети московского чаеторговца Петра Кононовича Боткина. Слева направо: Петр, Владимир (с женой Надеждой), Павел, Сергей (знаменитый врач-клиницист), Дмитрий, Мария, друг семьи — художник Сергей Постников, Михаил. Начало 1860-х годов

Дети занимались музыкой и в семье кожевенного фабриканта Александра Алексеевича Бахрушина. Юрий Алексеевич Бахрушин писал в мемуарах, что его отец уже с детства пристрастился к музыке. Дед же не поощрял этих наклонностей своих детей, считая их "блажью" и "не мужским делом", но бабушка — Елена Михайловна, происходившая из семьи фабрикантов церковной утвари Постниковых, — покровительствовала интересу к музыке у своих сыновей. Когда Александр Алексеевич уходил из дому на фабрику, Елена Михайловна тайно учила своих сыновей Алексея и Сергея игре на рояле. "Не будучи самодуром и обладая недюжинным здравым смыслом, дед впоследствии внял заверениям, что его сыновья обладают серьезными способностями в области искусства и, уверившись, что это не блажь, разрешил им свободное время учиться, чему они захотят".

Старший брат, Владимир Бахрушин, стал изучать живопись — "он впоследствии недурно писал маслом", Алексей (в будущем создатель знаменитого театрального музея. — Прим. авт.) занимался игрой на арфе и пением — "у него был приятный баритон и абсолютный слух", младший брат, Сергей, избрал скрипку. "Брата Сережу, — вспоминал отец,— учил маленький серьезный старичок, знаменитый Кламрот, первая скрипка оркестра Большого театра".

Происходивший из купеческой семьи писатель Алексей Михайлович Ремизов также писал в книге мемуаров "Подстриженными глазами": "Все у нас дома играли на рояле: мать и мои братья".

Дочь переехавшего в Москву сибирского золотопромышленника Сабашникова Нина серьезно занималась игрой на рояле у известного московского педагога Карла Клиндворта, была одаренной пианисткой, и, как писал ее брат, впоследствии видный книгоиздатель Михаил Васильевич Сабашников, "игра Нины сопровождала мое детство".

Екатерина Андреева-Бальмонт интересно рассказывала о своем музыкальном опыте: "Музыкой я в те годы занималась со страстью, заинтересованная ею с ранних лет, когда впервые услышала Нину Васильевну (Сабашникову, свою родственницу. — Прим. авт.). Я тоже была очень привязана к своей учительнице музыки Шенрок, отличной музыкантше, ученице профессора Клиндворта, ученицей которой была и Нина Васильевна". В мемуарах Андреевой-Бальмонт сообщается, что Шенрок преподавала многим знакомым детям. И маленькая Катя Андреева "пристрастилась к музыке, преодолевая скуку гамм и упражнений". Из исполняемых произведений упомянуты сонаты Бетховена и переложение оперы Вагнера для фортепьяно. Девочке было трудно играть, потому что у нее был плохо развит слух и почти отсутствовала музыкальная память. Но, видя рвение ученицы, преподаватели разрешали ей во время выступлений играть не по памяти, а по нотам. В подростковом возрасте Катя Андреева также начала заниматься пением.

Фото: Фото предоставлено М. Золотаревым На даче. Милица Соколова-Бородкина (в центре), внучка владельца Трехгорной мануфактуры И.Я. Прохорова, была замужем за выдающимся пианистом Генрихом Нейгаузом. Конец 1900-х годов

Василий Алексеевич Хлудов из знаменитой московской семьи текстильных фабрикантов был известен как человек энциклопедических знаний и музыкант-любитель. Он два года обучался химии в Гейдельбергском университете, чтобы потом работать инженером-технологом на семейном предприятии. Предприниматель Н.А. Варенцов писал в мемуарах о посещении особняка Василия Хлудова: "В зале был вделан в стене орган, на котором играл сам хозяин, стояли две рояли, а потому часто можно было слышать игру в восемь рук. Вся семья Василия Алексеевича была музыкальная, старший сын играл на скрипке, второй на трубе, а остальные его дети на рояли. В какой бы час дня ни пришли бы к ним, всегда слышали музыку".

В семье купцов Прохоровых также обучали детей игре на фортепьяно. Для Людмилы Николаевны Прохоровой, родившейся в 1898 году, музыка после революции стала профессией — с конца 1920-х годов она, будучи высланной из Москвы, жила в Торжке и в Калинине, работала концертмейстером в Калининском музыкальном училище. Увлеченность музыкой как одной из излюбленных форм досуга была связана с приобретением хороших музыкальных инструментов. У некоторых богатых купцов образовались ценнейшие коллекции старинных музыкальных инструментов мирового класса. Таких до 1917 года в Москве имелось несколько. Стоимость скрипки Страдивари в начале ХХ века могла доходить до 20 тысяч рублей (при стоимости автомобиля 6 тысяч рублей).

Выдающимся коллекционером скрипок итальянской работы, в том числе изготовленных Страдивари и Амати, был владелец текстильных предприятий в Серпухове, московский миллионер Константин Владимирович Третьяков. После смерти Третьякова в 1908 году по его завещанию коллекция была передана в дар Московской консерватории и в 1919 году составила основу Государственной коллекции уникальных музыкальных инструментов. Итальянские скрипки собирал и московский купец Павел Васильевич Зубов.

Коллекционирование сочеталось с серьезным музицированием: маклер по хлопку и директор Московского торгово-промышленного товарищества Роман Васильевич Живаго приобрел для своих музыкальных занятий скрипку Страдивари, а мануфактур-советник, член Государственной думы, а в 1917 году министр торговли и промышленности во Временном правительстве Александр Иванович Коновалов — скрипку работы Амати. Кстати, Коновалов был чрезвычайно одаренным скрипачом, поражавшим слушателей благородством звука. Однако он столь тонко переживал во время игры — часто не мог удержаться от слез, — что доктора запретили ему подолгу играть, чтоб не расшатывать нервную систему.

Фото: Фото предоставлено М. Золотаревым Семья у рояля в доме Александра Александровича Найденова. 1890-е годы

ФАБРИКАНТ ЧЕТВЕРИКОВ И МУЗЫКА

Но если почти во всех купеческих мемуарах встречаются упоминания о занятиях музыкой в детстве и юности, то меньше информации мы имеем о репертуаре и организации занятий и домашних концертов.

Наиболее подробное описание своих музыкальных предпочтений оставил в воспоминаниях текстильный фабрикант и общественный деятель Сергей Иванович Четвериков. Это был выдающийся человек, являвший собою своеобразный тип образованного купца, который, наряду со своим торгово-промышленным делом, испытывал потребность наслаждения культурными сокровищами человечества. Сергей Иванович Четвериков писал о благотворном влиянии примера отца на свое эстетическое развитие: "Мой отец был большой любитель музыки и эту любовь передал нам, своим детям. Плохо владея техникой, он редко играл на рояле, а больше на фисгармонии — духовные сочинения, преимущественно Бортнянского".

Сам Сережа Четвериков с 4-летнего возраста выказывал интерес к музыке и с 6 лет начал играть на пианино. Когда мальчику исполнилось 9 лет, то он начал серьезно заниматься у известного в Москве учителя музыки Александра Ивановича Дюбюка — композитора и пианиста, автора романсов и хрестоматии "Школа фортепианной игры". Позже его учителем музыки стал живший в Москве чешский педагог Осип Риба — также автор учебного пособия. Одним из любимейших композиторов С.И. Четверикова был Фредерик Шопен, произведения которого неизменно исполнялись на домашних вечерах.

Когда в купеческих семьях уже образовалось немалое количество музицирующих, то родственный круг Четвериковых, Мамонтовых и Третьяковых стал собираться в доме знаменитого фабриканта-мецената Павла Михайловича Третьякова, чтобы музицировать в восемь рук на двух роялях. Такие музыкальные вечера проходили один раз в две недели и собирали несколько десятков родственников, с удовольствием слушавших домашние концерты.

Произведения исполняли Сергей Четвериков, супруга Павла Михайловича Третьякова, Вера Николаевна, и ее сестра Зинаида Николаевна — обучавшиеся с детства музыке дочери купца Мамонтова, и кто-нибудь еще из знакомых. На концерты в доме Третьякова собирались друзья и знакомые, включая известных художников — Перова, Крамского, Лагорио.

С особым воодушевлением музыканты-любители играли переложения симфонических произведений для рояля, например увертюру Моцарта к "Волшебной флейте" или трио Бетховена до минор. Сергей Иванович Четвериков даже занимался музыкальным сочинительством и писал романсы. В юности он так был увлечен музыкой, что в какой-то момент решил посвятить себя ей профессионально, из-за чего чуть не бросил семейную фабрику, однако вовремя одумался, поняв, что переоценил свои способности. Это произошло после визита к профессору Петербургской консерватории Игнатию Воячеку, приехавшему работать в Россию из Чехии, который, глянув на написанную Четвериковым сонатину, с иронией произнес: "Не видать параллельных квинт (в гармонии они считаются недопустимыми. — Прим. авт.), но и не видать таланта".

Фото: Фото предоставлено М. Золотаревым Любительский роговой оркестр в усадьбе Дмитрия Ивановича Четверикова Тимофеевка. Дмитрий Четвериков — младший (слева) и его двоюродные братья Сергей и Александр Руперти. 1900-е годы

Однако всю последующую жизнь музыка не только развлекала, но и спасала в тяжелых ситуациях. Сергей Четвериков писал, что когда в 1871 году скоропостижно скончался его отец и фирма оказалась под угрозой краха, то на его плечи 20-летнего наследника бизнеса легла задача восстановления дела. Молодой человек был растерян и глубоко подавлен. Позже, осмысливая свой тяжелый период жизни, Сергей Иванович написал: "Я понял, что в той моральной депрессии, в которой я находился, единственное спасение мне нужно искать в музыке". Он не только отдыхал за роялем, но и поддержал важное общественное музыкальное движение — записался в члены Русского музыкального общества и состоял в нем затем свыше сорока лет. Это общество организовывало симфонические концерты в Москве, а также приглашало выдающихся знаменитостей Европы, включая упоминаемых Четвериковым виолончелиста Пабло Казальса и скрипача Пабло Сарасате.

Уже в зрелые годы Четвериков устраивал в начале ХХ века у себя дома еженедельные музыкальные вечера — играли на рояле в восемь рук или на рояле в ансамбле со скрипкой и виолончелью. Партнерами Четверикова были секретарь Московского биржевого комитета Юлиан Игнатьевич Поплавский и сын саратовского купца Николай Тимофеевич Жегин, родственник архитектора Федора Шехтеля. В этом ансамбле периодически участвовали: старшая сестра Четверикова, Мария Ивановна Протопопова, промышленник и уже упомянутый выше скрипачлюбитель, известный политик Александр Иванович Коновалов и другие музыканты-любители. Сезон по заведенному обычаю открывался "Пассакалией" Баха. Исполнители играли свободно с листа и переиграли, как писал Четвериков, всю сколько-нибудь интересную литературу, переложенную на восемь рук. Исключительной любовью пользовались такие вещи, как увертюра "Фауст" Рихарда Вагнера и его же увертюра к "Тангейзеру", увертюра Петра Ильича Чайковского "Ромео и Джульетта".

Будучи уже крупным промышленником и общественным деятелем, Четвериков отдавал много времени музыкальным занятиям, а чтобы совершенствовать технику игры, взял за правило ежегодно разучивать один камерный номер — трио или квартет. Музыка стала его настоящей страстью, и, даже потеряв, когда ему было за 50, вследствие травмы один из пальцев правой руки, Четвериков умудрялся некоторые вещи играть девятью пальцами или исполнять только произведения для левой руки.

* * *

Проблема эволюции духовного мира предпринимателей осознавалась уже современниками. Точную датировку периода культурной трансформации купечества дал в 1880-е годы романист Петр Боборыкин в эссе "Письма о Москве": "До шестидесятых годов нашего века читающая, мыслящая и художественно-творящая Москва была исключительно господская, барская... В последние двадцать лет, <...> бытовой мир тронулся: детей стали учить; молодые купцы попадали не только в коммерческую академию, но и в университет, дочери заговорили по-английски и заиграли ноктюрны Шопена. Тяжелые, тупые самодуры переродились в дельцов, осознававших свою материальную силу уже на другой манер". Боборыкину вторил публицист Алексей Суворин, который писал в дневнике за 1884 год: "Сыновья учатся у англичан, дочери и жены выписывают наряды прямо из Парижа. Две противоположности: миллионер из мужиков в длинных сапогах, штаны в них (заправлены. — Прим. авт.), длинный сюртук, и его дети и семья — все по последней моде".

1 / 8