… Необходимо разработать парадигму, которая будет рассматривать более значимые события и давать лучшее понимание тенденций, чем другие парадигмы, оставаясь на том же уровне абстракции.

       С. Хантингтон

       Можно только согласиться с замечанием С. Хантигнтона, когда он говорил, что общее понимание с помощью анализа взаимодействия и противоборства ЛЧЦ ？не приносит реальность в жертву теоретизированию？ и в то же время ？не жертвует абстрагированием в пользу реальности？[1]. Таким образом, рассматривая региональную МО через призму развития глобальной МО (как результата во многом противоборства ЛЧЦ), мы остаемся на достаточном уровне абстракции, с одной стороны, и ？не приносим реальность в жертву теоретизированию？, с другой.

       Для нас важен анализ современной МО и ВПО в мире с тем, чтобы из него попытаться вычленить более частный детальный анализ и прогноз МО и ВПО в Евразии. Собственно анализ и прогноз необходимых действий России будет во многом уже следствием прогноза развития МО–ВПО в Евразии, а также находиться под влиянием внутренних факторов.

       Как уже говорилось выше, прежде всего, необходимо сделать анализ современного состояния МО, которое находится под влиянием четырех групп факторов, и соответствующей ВПО, а именно:

       — рассмотреть состояние основных субъектов МО (ЛЧЦ, государств и их коалиций);

       — выделить наиболее важные, глобальные, тенденции мирового развития;

       — вычленить влияние, роль и значение НЧК и его институтов;

       — определить роль и значение ведущих мировых акторов, формирующих МО.

       Рис. 1. Современное состояние МО

       Эта МО, представляющая собой систему взаимоотношений различных факторов и тенденций, может развиваться до 2025 года по неограниченному количеству сценариев и их вариантов, из которых нам нужно выбрать наиболее вероятный сценарий в его наиболее вероятных вариантах, т.е. воспользоваться дедуктивным методом сценарного прогнозирования. Наша конкретная цель — сформулировать наиболее точный сценарий развития МО в мире и в Евразии до 2025 года.

       Для практических целей политики нужен конкретный долгосрочный прогноз, а не взаимоисключающие рассуждения и очень ？вероятные？ оценки: выстраивать военное планирование без конкретного прогноза невозможно. Но, этот, же вывод справедлив и для планирования внешней политики, и экономики и др. областей, где де-факто уже происходит долгосрочное планирование (грузопотоков, внешней торговли, строительства крупных объектов и т.д.)[2].

       Именно такой достаточно конкретный долгосрочный прогноз в отношении взаимодействия ЛЧЦ в Евразии требуется, например, для обоснования Стратегии национальной безопасности России, Военной доктрины, Концепции внешней политики и Концепции социально-экономического развития Российской Федерации, а так- же других нормативных документов долгосрочного планирования (Доктрины информационной безопасности, Концепции воздушно-космической обороны и т.д.)[3].

       В этой связи возникает неизбежный вопрос: нужно ли иметь конкретный и ясный прогноз, рискуя неизбежно, что новые факторы повлияют на его точность, либо можно ограничиться расплывчатым, невыразительным, по сути — ？недопрогнозом？, — который снимает с исполнителя ответственность? Как правило, соглашаются со вторым вариантом, мотивируя, в том числе и тем, что мировая практика не знает точных долгосрочных прогнозов. И таких ？прогнозов？ в последнее время появилось достаточно, причем их авторы даже не обосновывают ту или иную точку зрения, ограничиваясь простой констатацией своей позиции. Так, в одном из прогнозов, авторы из МГИМО пишут, что ？…есть ощущение, что точка невозврата Запада со всем остальным миром уже пройдена….Чем больше усилий США и НАТО прилагают для изоляции России, тем более очевидны пределы их влияния？[4]. И с этими строками, наверное, можно было бы согласиться, если бы далее авторы ни писали: ？Так или иначе, если Россия устоит до 2020 года…,то можно будет с уверенностью сказать, что доминированию Запада пришел конец[5].

       У этой авторской позиции есть, как минимум, два слабых, даже критически слабых, звена, которые являются следствием подобной противоречивости и неконкретности (если ？точка невозврата？ пройдена, то откуда сомнения в том, ？устоит ли Россия?？), очень характерных для международных прогнозов.

       Без определенного, даже однозначного и достаточно конкретного и непротиворечивого долгосрочного прогноза вообще нет национального целеполагания и стратегии, а также политической, административной и иной ответственности за состояние и развитие того или иного объекта. Общие рассуждения полезны до тех пор, пока не наступает момент принятия решений, когда прогноз лежит в основе обоснования таких решений. Это имеет особенно важное значение, если мы говорим о безопасности, влиянии внешних факторов, опасностей и угроз на состояние экономики, социальной сферы и безопасности России. В этой связи уместно напомнить модель политического процесса, где внешние факторы (прежде всего состояние МО и ВПО) играют исключительно важное значение для России.

       Рис. 2. Модель влияния МО и ВПО на стратегию социально- экономического развития и безопасность России

       На этом рисунке (рис. 2), в частности, видно, что внешнее влияние (МО и ВПО) на группы факторов, формирующих политику России, прежде всего и непосредственно сказываются:

       — на национальной системе ценностей и интересах (вектор ？Б？–？А？);

       — на правящей элите страны (вектор ？Б？–？В？);

       — на политических целях и задачах (вектор ？Б？–？В？).

       Соответственно из этого вытекает, что любая социально-экономическая (и иная) стратегия государства имеет смысл только в том случае, если она учитывает внешнее влияние, особенно, в области безопасности и экономики. К сожалению, все концепции и стратегии социально-экономического развития России, начиная с марта 2008 года, не учитывали эти внешние (экзогенные) факторы. За исключением одного — цены на углеводороды.

       Во-вторых, без прогноза развития МО и ВПО нет долгосрочного национального планирования, что делает невозможным сколько-нибудь эффективное управление крупными объектами. Особенно такими, каким является государство. Управление, предполагающее, прежде всего, распределение (и перераспределение) национальных ресурсов. На своей пресс-конференции 23 декабря 2016 года, например, В. Путин сообщил о важной тенденции снижения доли военных расходов в бюджете страны в 2016–2019 годы с почти 4% до менее 3%, что может означать, в том числе, и его оценку внешней военной угрозы. И, наоборот, Д. Трамп планирует существенно увеличить расходы МО США в 2017–2019 годах, хотя они и без того в предыдущее десятилетие (за исключением самых последних лет) выросли на 100% — с 350 до 650 млрд долл.

       Оценка внешних угроз и прогноз развития МО означает и выбор средств и способов противоборства, которые постоянно развиваются и дифференцируются. Так, известно, что нарастание цивилизационного противостояния в последние годы вылилось в открытую информационную, сетевую и кибервойну, когда необходимы совершенно конкретные ресурсы и способы её эффективного ведения. В США, например, еще в мае 2016 года был создан специальный межведомственный центр в системе Государственного департамента (но финансируемого из бюджета МО США в объеме 80 млн долл., а в целом — 3,4 млрд долл.) для мониторинга, продвижения нужного контента и отслеживания вредной информации[6].

       Эти аргументы позволяют говорить о том, что риск разработки и предложения конкретного долгосрочного прогноза не просто оправ- дан, но и обязателен, неизбежен для тех, кто принимает политические и другие ответственные решения. В любом случае, даже при отсутствии такого официального или иного прогноза, те, кто занимается долгосрочным планированием, будут исходить из какого-то прогноза. Нередко, как показывает история, субъективного и ошибочного. Это вывод является основным, в том числе и применительно к стратегическому прогнозу развития отношений между ЛЧЦ в Евразии.

       >>Полностью ознакомиться с коллективной монографией ？Долгосрочное прогнозирование развития отношений между локальными цивилизациями в Евразии？<<

       [1] Хантингтон С. Столкновение цивилизаций [пер. с анг. Т. Велимеева]. — М.: АСТ, 2016. — С. 37.

       [2] Подберезкин А. И. Стратегия национальной безопасности России в ХХI веке. — М.: МГИМО–Университет, 2016. — С. 119–120.

       [3] См. подробнее: Подберезкин А. И. Стратегия национальной безопасности России в ХХI веке. — М.: МГИМО–Университет, 2016.

       [4] Россия и мир в 2020 году: Контуры тревожного будущего. — М.: Эксмо, 2015. — С. 26.

       [5] Там же. С. 27.

       [6] Лисовская Е. США выделили 3,4 млрд на ？сдерживание？ России / Эл. ресурс: ？Госновости？, 2016, 24 декабря / http://gosnovosti.com/2016/12

       14.01.2018