Есть только два года: зачем Трамп вводит тарифы против союзников и противников
Тарифы и угрозы тарифов будут одним из излюбленных инструментов внешней политики США в нынешнее президентство Дональда Трампа. При этом он угрожает тарифами практически всем странам, к которым у него есть претензии, — вне зависимости от того, являются ли они противниками или союзниками Вашингтона.
Уже введены, пока небольшие — 10%, дополнительные тарифы на весь китайский импорт. Подписан указ о 25%-ных тарифах на импорт из Канады и Мексики, хотя их вступление в силу отложено на месяц и, скорее всего, не состоится, так как Оттава и Мехико пошли навстречу Трампу в его требованиях по охране границ и борьбе с наркотрафиком, а также согласились начать новые торговые переговоры, которые, видимо, закончатся новой торговой сделкой. Трамп уже анонсировал введение тарифов в отношении импорта из ЕС и Японии — тоже в явном ожидании начала новых торговых переговоров ？с позиции силы？. На очереди — Великобритания. И далее, что называется, по списку.
Показательно также, что Трамп угрожает тарифами не только для того, чтобы исправить торговые дисбалансы с соответствующими странами, но вообще для того, чтобы добиться от них любых уступок, в том числе не имеющих к собственно торговле никакого отношения. Пример — те же Канада и Мексика с формальным поводом по недостаточной охране их границ с США и борьбе с наркотрафиком (доставка в США фентанила через их территории). Трамп даже обмолвился, что предпочитает тарифы санкциям как инструмент принуждения России к принятию объективно неприемлемого для Москвы варианта завершения конфликта на Украине, который намерены продвигать США. Это притом что российско-американская торговля сегодня практически равна нулю.
Подобное использование тарифов и, главное, угроз их введения как первоочередного и почти универсального внешнеполитического инструмента связано с несколькими причинами.
Первая причина. Трамп — убежденный приверженец экономического меркантилизма и он искренне считает, что тарифы и иные протекционистские меры полезны и даже незаменимы для решения тех задач, которые сейчас стоят перед США. Это реиндустриализация и усиление американской конкурентоспособности в борьбе с главным стратегическим противником — Китаем.
Стремление сокращать торговый дефицит и добиваться профицита, уменьшать импорт и наращивать экспорт — все это азбучные положения меркантилизма еще со времен Томаса Мана (1571–1641), и Трамп их всецело разделяет. Нынешний глава Белого дома не скрывает, что своим кумиром (помимо самого себя) считает 25-го президента США Уильяма Мак-Кинли, президентство которого считается апогеем американского империализма (США тогда захватили Кубу и Филиппины по итогам испано-американской войны 1898 года) и ？золотым веком？ внешнеэкономического протекционизма.
Вторая причина заключается в том, что Трампу нужны быстрые, символические и в то же время яркие победы. Они призваны создать видимость того, что он исправляет ошибки и проблемы, накопленные за время президентства Джо Байдена. Показать, что предпринимаемые им усилия — нацеленные на то, чтобы остановить начавшийся при демократе ？упадок？ США, о котором постоянно говорит сам Трамп, и чтобы ？сделать Америку снова великой？, — якобы приносят положительный результат, а провозглашаемый им подход ？мир через силу？ эффективен. При этом сам Трамп тем самым якобы является мастером переговоров и сделок. Иными словами, 47-му президенту нужны наглядные доказательства той риторики, вокруг которой он строил свою предвыборную кампанию и которую продолжает провозглашать по сей день.
Уступки, уже полученные со стороны Канады и Мексики, а также вероятное заключение с ними нового торгового соглашения, которое вновь незначительно изменит режим североамериканской зоны свободной торговли (как и в первый срок Трампа) и даст США некоторые преимущества, призваны стать подобными победами Трампа. Равно как возможные (и весьма вероятные) новые торговые сделки с Евросоюзом, Великобританией, Японией, Южной Кореей и другими союзниками и торговыми партнерами (читай сателлитами) США. Желательна для Трампа и новая торговая сделка с Китаем, однако добиться ее будет куда сложнее.
Важно подчеркнуть, что Трамп стремится именно к сделкам, а не к войнам — будь то торговым или тем более горячим с непосредственным вовлечением США. Их невозможно представить как быструю победу. А втягивать США в длительные конфликты он не хочет, ведь они способны ослабить Штаты относительно их конкурентов, не говоря уже о негативных внутриэкономических и, соответственно, внутриполитических последствиях. Поэтому угрозы ввести 25%-ные тарифы против Канады и Мексики с самого начала были приглашением к диалогу с позиции силы с целью добиться быстрой победы, а не намерением действительно начать серьезную торговую войну. По этой же причине Трамп ввел против Китая осторожный 10%-ный тариф, тоже являющийся приглашением к переговорам, а не началом полномасштабной торговой войны.
Другое дело, что сделки с противниками ни в коем случае не предполагают прекращение борьбы. Они являются формой ее продолжения и призваны предоставить США в ней еще большие преимущества, позволить Штатам более оптимально распределить издержки, а также сосредоточить усилия на других областях и вопросах соперничества. Поэтому торговая сделка с Китаем — если она будет достигнута при Трампе — не станет означать прекращения американо-китайского соперничества.
При этом Трамп торопится. Его стремление к быстрым победам связано не только с желанием продемонстрировать, что с его возвращением в Белый дом эпоха ？упадка？ США сразу сменяется объявленным Трампом в инаугурационном послании ？новым золотым веком？, но и с тем, что Трамп понимает: времени на реализацию его задумок — всего два года. По итогам промежуточных выборов 2026 года или одна, или обе палаты Конгресса с большой вероятностью перейдут под контроль демократов, и реализация политического курса Трампа будет фактически заблокированной. Кроме того, наверняка последуют новые расследования и попытки импичмента, основное же внимание будет сосредоточено на президентских выборах 2028 года, участвовать в которых Трамп уже не будет. Отсюда — тот высокий темп, который Трамп взял и во внутренней, и во внешней политике.
Наконец, третья и главная причина — усилить конкурентные позиции США в глобальном противостоянии соперникам и прежде всего Китаю. Качественное повышение роли и места Западного полушария во внешней политике США при Трампе (стремление присоединить Гренландию, укрепить доминирование в отношении Канады и Мексики, первое зарубежное турне госсекретаря Марко Рубио в Центральную Америку и прочее) никоим образом не являются изоляционизмом и не говорят о готовности Вашингтона вернуться к доктрине Монро. Трамп и назначенные им на ключевые позиции республиканские ястребы (Марко Рубио, Майкл Уолтц) не меньше привержены сохранению американского первенства и гегемонии, чем демократы и традиционный истеблишмент. Другое дело, что он понимает эту гегемонию несколько иначе — не как сохранение америкоцентричного миропорядка, а как продавливание американских интересов, ослабление противников и как способность брать верх во всех ключевых вопросах. При этом он применяет для нее укрепления другие — нелиберальные — методы. Глобальная стратегия Трампа — это стратегия нелиберальной гегемонии.
Наглядная иллюстрация приверженности администрации Трампа американскому первенству и гегемонии — приверженность сохранению доллара США как мировой расчетной и резервной валюты и резко негативное отношение к БРИКС как к наиболее авторитетному антигегемонистическому институту современного мира, выступающему за формирование многополярного и более справедливого экономического миропорядка.
При этом и сам Трамп, и его внешнеполитическое окружение считают (и эта мысль в целом превалирует среди большей части американской элиты и истеблишмента), что пока США в этом противостоянии проигрывают, теряют конкурентоспособность. Вина тому, по их мнению, среди прочего, — в системе торгово-экономических отношений, при которой наибольшие относительные выгоды отходили не США, а их контрагентам, в том числе союзникам. Чтобы обратить вспять процесс относительного ослабления и усилить Вашингтон в борьбе за первенство в глобальном противостоянии Китаю и России, Соединенным Штатам, по мнению не только администрации Трампа, но и истеблишмента в целом, требуются шаги как минимум по следующим направлениям.
Угрозы торговых войн, действительно, способны принести США — и уже приносят — краткосрочные успехи. Особенно в отношениях с союзниками, которые готовы идти на уступки ради сохранения общей связки с Вашингтоном, которую их нынешние элиты считают экзистенциально важной. И даже КНР, традиционно и особенно в условиях собственных экономических трудностей не заинтересованная в эскалации противоборства с США, возможно, пойдет на заключение с Вашингтоном некой торговой сделки. Которая, повторюсь, не будет означать прекращения соперничества ни для одной из сторон.
Однако в долгосрочной перспективе стремление Трампа обеспечить рывок Америки вперед и укрепить тем самым глобальное первенство и гегемонию, скорее всего, обречено на провал. Формирование многополярного мира, усиление незападных центров силы и стремление все большего числа незападных стран к укреплению суверенитета и самостоятельной внешней политике, их нежелание быть сателлитами США и обслуживать их интересы за счет собственных, а также примыкать к одним мировым центрам против других — магистральные и при этом необратимые процессы. Поэтому чем больше США будут прибегать к шантажу и угрозам, в том числе через тарифы, тем в большей степени страны Мирового большинства будут стремиться снизить свою зависимость от Вашингтона и выстраивать свои отношения не против США, а без них. В первую очередь в рамках БРИКС и вокруг него. Перспектива этого объединения в период Трампа будет в этом плане весьма иллюстративна.
Наконец, даже традиционные американские союзники могут со временем начать думать о самостоятельности. В конце концов, их подчинение США с окончания Второй мировой войны объяснялось тем, что в обмен они получают блага в виде безопасности, технологий, доступа к американскому рынку, экономической помощи и т.д. Теперь же Америка отказывает им в экономических благах (скорее, высасывает последние соки) и даже ставит под сомнение гарантии безопасности. Конечно, большинство нынешних элит в Европе и в Японии — американская клиентела, продукт их социальной инженерии. Но в условиях кризиса и окончания благожелательности американской гегемонии бесконечно долго они сохраняться у власти не могут, и нынешний рост правых и левых ？популистов？ в Европе — тому наглядная иллюстрация.