Источник: ？Российская газета？ №4985 /161/ от 31 августа 2009 года

       В короткий список премии ？Большая книга？ вошел сборник новелл Бориса Евсеева ？Лавка нищих？. Сквозной сюжет этой книги - жизнь обитателей российских ？низов？, простого подмосковного люда, юродивых, калек, ？беспачпортных？ бродяг, рыночных торговцев.

       Российская газета: Героями ваших предыдущих произведений часто оказывались российские интеллигенты - музыканты, литераторы. В ？Лавке нищих？ центральный герой - человек пригорода, подмосковного ？посада？. Диковатый, косноязычный, с самой обочины жизни. Почему именно он для вас стал сейчас важен?

       Борис Евсеев: Человек пригорода исследован очень мало. Что мы знаем о нем? И у нас, и за рубежом много писали о деревенских и городских, а вот о пригородных как-то позабыли. А между тем люди пригорода - это целая Вселенная. Это несхожие с городскими и деревенскими понятия и мысли, это иной образ жизни. Это, наконец, питательная среда для самого гибельного варианта ближайших российских событий: для ползучей революции. Жизнь между двух стульев сделала человека пригорода несчастным и опасным. В то же время и художественно, и житейски это новый тип. Как пройти мимо такого?

       Евсеев: ？Русские каприччо？ - это русский излом. Нелегко уложить наше время в традиционные формы и формочки. Потому-то в ？Лавку нищих？ вошли не рассказы и новеллы /хотя несколько ？русских новелл？, в свое время отторгнутых советской писательской практикой и сейчас возрождаемых, в книге присутствуют/, а именно ？каприччо？. То есть не всегда поддающиеся нормативной логике, с частой сменой настроений, с необычной образностью отголоски людских изворотов и судеб. Судеб, ухваченных особыми элементами композиции и стиля: лирической шаржевостью и художественной этюдностью.

       РГ: Посад - это нечто между городом и деревней. Ваши герои тоже как бы постоянно пребывают на распутье, в промежутке. Их шершавый, ？темный？ язык - следствие извечной российской недооформленности?

       Евсеев: И не только ее. Нынешний - доедаемый злобным канцеляритом, сбрызнутый жестокой попсой, набитый под завязочку мычанием силиконово-компьютерных долин - язык отвратителен. Не надо делать из русского языка креольский! Насыщать его жалкими пиджинами /изводами английского портового словаря/ не надо! Но и ？хлорировать？ язык нельзя! Таким ？хлорированием？ можно убить богатейший национальный резерв: просторечие. А оно - будущее русского языка. Именно языком просторечия говорят и многие мои герои. Заметьте, герои, а не автор! У каждого из них своя непридуманная языковая манера, присущие только их социальной или общественной группе ？речевые жесты？. Ну а распутье - это извечный русский крест. Все мы - от Пушкина до Путина и от святого Владимира до Григория Распутина - осенены крестораспутьем.

       РГ: Вы по образованию музыкант, и ？Лавка нищих？, как вы сами признавались, написана и составлена по канонам музыкального произведения. Литература для вас - возможность ？взглянуть на мир сквозь прорези скрипки？ /выражаясь словами героя другой вашей книги/ или что-то иное?

       Евсеев: Я еще по образованию журналист и ？литературный работник？. Что же до взаимоотношений литературы и музыки, то они не так просты, как это принято думать. Туманные выражения ？музыкальность прозы？ или ？повествовательность музыки？ меня не устраивают. Но одно литературу и музыку роднит точно: тайный кристалл формы, без которого любое содержание будет просто жалким месивом звуков и слов. Этот внутренний кристалл - основа и для ？сонатного аллегро？, и для полнообъемного трехчастного романа.

       РГ: В книге образцы цветистой ？посадской？ речи чередуются с размышлениями о ？мусорных пространствах？ и ？глобальном лохотроне？, а натуралистические сцены - с элементами гротеска и фантасмагории. На ваш взгляд, русскую жизнь нельзя постичь силою какого-либо одного литературного стиля, здесь требуется смешение приемов и красок?

       Евсеев: В ？Лавке？ - реальная жизнь реальной России. Той России, которую мы получили, а не той, которую нам обещали. И никакой фантастики - только непознанная реальность! Россия огромна, отсюда разнообразие. Ну а гротеск сейчас - наиреалистичнейший метод изображения мира. Неизжитый соцреализм /на нем не государство настаивало - настаивали сами пишущие/, употребляемый по 200 граммов перед обедом и ？демократическими？, и мнимо-патриотическими писателями, сейчас сильно подвирает. Этот мутноватый ？большой стиль？ не в силах описать нашу сбитую с оси, смещенную относительно чего-то главного действительность. Да и есть подозрение: самые упертые из нынешних соцреалистов просто не знают сегодняшней жизни!

       Андрей Мирошкин