Материал из номера
Март 2015
Скачать номер
в PDF формате
"А гений и злодейство — две вещи несовместные. Не правда ль?". За двести без малого лет мы привыкли воспринимать пушкинскую фразу из "Маленьких трагедий" как аксиому. Если не сказать больше — догму. Отрезая это самое "не правда ль?". Но ведь после заданного вопроса ни Моцарт, ни Сальери к теме не возвращаются. Не сомневался ли сам Александр Сергеевич в абсолютности мысли, вложенной в уста Вольфганга Амадея?
В июле 1824 года Пушкин написал Александру Тургеневу: "Он видел во мне коллежского секретаря, а я, признаюсь, думаю о себе что-то другое". 25-летнему поэту скромничать ни к чему. Он уже в полной мере осознавал -масштаб собственного дарования. За несколько месяцев до признания другу Пушкин -разродился знаменитой эпиграммой:
Полу-милорд, полу-купец,
Полу-мудрец, полу-невежда,
Полу-подлец, но есть надежда,
Что будет полным наконец.
Дж. Доу. Портрет Михаила Семеновича Воронцова. Галерея героев 1812 года в Эрмитаже
Четверостишие разошлось по России в списках. Но Александр Сергеевич не успокоился и уже из ссылки, из Михайловского, отправил князю Петру Вяземскому новый вариант:
Полугерой, полуневежда,
К тому ж еще полуподлец!..
Но тут, однако ж, есть надежда,
Что полный будет наконец.
Это не единственная эпиграмма, "посвященная" новороссийскому генерал-губернатору и наместнику Бессарабской области графу Михаилу Воронцову, под чьим началом Пушкин служил в тамошней канцелярии в 1823–1824 годах. Сохранились еще три, объемнее и скучнее. Видать, Михаил Семенович заслужил столь пристальное внимание гения к своей персоне. А раз "гений и злодейство несовместны", значит, был Воронцов исключительно отвратительным существом. Попробуем разобраться по порядку. Хотя порядок пушкинских строк придется нарушить по той простой причине, что препарировать судьбу графа, а позже — светлейшего князя удобнее в хронологической последовательности.
Фото: Фото предоставлено М. Золотаревым Портрет князя Михаила Семеновича Воронцова (1782–1856). Литография А. Мюнстера с рисунка Генсена. 1850-е годы
ПОЛУ-МИЛОРД
Граф Михаил, родившийся в мае 1782 года в Петербурге, совершенно не виноват в том, что его отца Семена Романовича на десятки лет спровадили служить послом России в Британии. Таким образом маленький Миша вместе с сестрой-погодком Катей попали в Туманный Альбион. Без матери, умершей от скоротечной чахотки через 10 месяцев после рождения -дочери.
Род Воронцовых — знатный, старый. Первый предок из зафиксированных историей — Симеон, прибывший служить великому киевскому князю Ярославу Владимировичу из немецких земель в 1287 году. Его потомок в пятом колене Федор при великом князе Дмит-рии Донском получил прозвище Воронец. Так и пошло. В роду — воеводы, думные бояре, наместники. Канцлер империи Михаил Илларионович Воронцов, приходившийся Михаилу Семеновичу дедом, женился на двоюродной сестре императрицы Елизаветы Пет-ровны — Анне Скавронской. Это, к слову, тот самый человек, что построил в Петербурге на Садовой улице Воронцовский дворец — "альма-матер" Пажеского корпуса и Суворовского военного училища. В 1760 году канцлера Воронцова возвели в графское достоинство. А его внука крестила сама императрица Екатерина II.
Так что в знатности рода сомневаться не приходится. И, похоже, зря Пушкин, утопая в противопоставлениях, апеллировал к 600-летней истории собственного рода.
Фото: Александр Бурый Арка южного фасада Воронцовского дворца, сделанная в мавританском стиле. В глубине арабской вязью девиз халифов Гранады: "Нет победителя, кроме Аллаха"
Михаил прожил в Англии до 21 года, получил великолепное образование и воспитание, в совершенстве владел основными европейскими языками, свободно читал на латыни и древнегреческом. Интересовался не только искусством и гуманитарными науками, но и экономикой, наукой управления, военным делом. При этом граф Семен разговаривал и воспитывал сына только на русском языке, мечтая, что тот будет служить России в России.
Титулы, богатство, знатность, подготовка — все говорило о том, что молодой граф, вернувшись на родину, останется в Петербурге и быстро оформит придворную карьеру. Однако поручик-преображенец, записанный в первый полк русской гвардии еще в 4-летнем возрасте, в 1803 году попросил определить его туда, где дело делается. А дело тогда делалось на Кавказе.
И еще о милордстве. Сестра Михаила Семеновича Екатерина вышла замуж за лорда Джорджа Пембрука, чей графский род отсчитывает эпоху с 1138 года.
ПОЛУ-ГЕРОЙ
В Закавказье в самом начале ХIХ века приходилось тяжеленько. В Тифлисе бузили многочисленные грузинские царевичи вкупе с мелкими владетельными князьками. Южнее тренькал кривой саблей персидский шах, которому вторили различные прикаспийские ханы. Все это военно-политическое буйство обязали привести к порядку генерала князя Павла Цицианова (Цицишвили). Ученик фельдмаршалов Румянцева и Суворова, опытный офицер и дипломат с восточным уклоном, Павел Дмитриевич достиг многого. Когда уговорами и подарками, когда оружием и кровью. В течение двух лет рядом с ним находился Михаил Воронцов. Участвовал в сражениях и дипломатических играх, учился уму-разуму на практике.
Фото: Александр Бурый Входные ворота на территорию дворца, созданные придворным архитектором королевы Виктории Эдвардом Блором в стиле династии Тюдоров
В Петербург граф вернулся, когда началась очередная война с Наполеоном — в 1805 году. Уже гвардейским капитаном, уже георгиевским кавалером. А запросто мог и не вернуться. В январе 1804 года в Закатальском ущелье был неожиданно атакован лезгинами и сорвался с кручи. Чуть ранее отличился при штурме ключ-крепости Гянджа в Западном Азербайджане, считавшейся персами неприступной: вынес из боя офицера Петра Котляревского, впоследствии легендарного генерала и героя кавказских войн. Генерал Цицианов дал молодому капитану такую аттестацию: "Не могу особенно не рекомендовать при мне находящегося за бригад-майора, не сменяющегося, поручика гр. В., который деятельностью и попечительностью своею, заменяя мою дряхлость, большою мне служил помощью, и достоин быть сравнен с его сверстниками".
Зимой 1805 года граф сражался в Осетии, а осенью бился в шведской Померании. Вообще, послужной список Воронцова — что-то из ряда вон выходящее. 1806 год — после победного сражения при Пултуске произведен в полковники за отличие. 1807-й — командир батальона Его Величества в Преображенском полку, драки с французом под Гутштадтом, Фридландом и Гейльсбергом в Восточной Пруссии. 1809-й — командир Нарвского пехотного полка, штурмы крепостей Базарджик и Шумла на Дунае. В том же году генерал-майор Воронцов с бригадой атакует турецкие крепости Плевна, Ловча и Сельви в Болгарии. 1811-й — бои за Рущук и крепость Виддин на Дунае, Золотая шпага "За храбрость" и Георгий 3-й степени. Наконец, 1812- й...
Фото: Александр Бурый Парадный вестибюль. Один из покоев первого этажа в Алупкинском дворце в строгом британском стиле, украшенный портретами семьи Воронцовых
Эту войну граф встретил начальником Сводно-гренадерской дивизии во 2-й армии князя Петра Багратиона. Лермонтовская строка "Лихая им досталась доля..." предельно точно описывает короткий боевой путь дивизии Воронцова. Первый бой с французами у деревни Дашково, потом — оборона Смоленска и Шевардинского редута. И — Бородино, Семеновские флеши! Кто знал, что Наполеон направил главный удар сюда? Ранним утром на флеши обрушили огонь 200 орудий, в атаку двинулись пять-шесть дивизий маршалов Даву, Жюно и Нея. Им противостояли только две дивизии русских: воронцовская и блистательная 27-я пехотная генерала Дмитрия Неверовского. О страшных минутах первого натиска лучше и бесхитростнее самого Михаила Семеновича не скажешь: "В день главного сражения на меня была возложена оборона редутов первой линии на левом фланге, и мы должны были выдержать первую и жестокую атаку 5–6 французских дивизий, которые одновременно были брошены против этого пункта; более 200 орудий действовали против нас. Сопротивление не могло быть продолжительным, но оно кончилось, так сказать, с окончанием существования моей дивизии. Находясь лично в центре и видя, что один из редутов на моем левом фланге потерян, я взял батальон 2-й гренадерской дивизии и повел его в штыки, чтобы вернуть редут обратно...Там я был ранен, а этот батальон почти уничтожен. Было почти 8 часов утра, и мне выпала судьба быть первым в длинном списке генералов, выбывших из строя в этот ужасный день... Из 4 тысяч человек приблизительно на вечерней перекличке оказалось менее 300, из 18 штаб-офицеров оставалось только 3, из которых, кажется, только один не был хотя бы легко ранен..."
Фото: Александр Бурый Знаменитая Голубая гостиная, стены которой украшены белыми цветками изящной лепной работы
В строй генерал вернулся в середине осени 1812 года, воевал в 3-й армии адмирала Чичагова, в 1813-м освобождал от французов польские города, в частности Познань, за что был произведен в генерал-лейтенанты, а осенью дрался в Битве народов при Лейпциге. Пиком военной карьеры стало сражение около французского местечка Краон недалеко от Реймса. Корпусной генерал Воронцов с 16 тысячами человек столкнулся лицом к лицу с самим Наполеоном, под рукой которого были в два раза превосходящие силы. И русский генерал, и французский император лично командовали боем, в результате которого воронцовские батальоны отошли, получив приказ от прусского маршала Блюхера. Отошли так медленно и в таком порядке, что непосвященный подумал бы: в них стреляют холостыми. В этом сражении французские потери были в полтора раза больше русских. Краон принес Воронцову орден Святого Георгия 2-й степени.
А дальше был Париж. И командование русским Обсервационным корпусом во Франции в течение трех лет. Вернувшись в Россию, Воронцов командовал 3-м пехотным корпусом, а в 1823 году получил назначение в Новороссию и Бессарабию. Казалось бы, с сугубо военной карьерой покончено. Но в 1828 году началась очередная война с басурманами, и граф отправился штурмовать крепость Варну на Черном море. Крепость сдалась, а Воронцов получил в награду Золотую шпагу, украшенную алмазами и соответствующей надписью. И опять — не все! В 1845 году и так уже обремененный управлением огромных территорий юга России 63-летний Михаил Семенович получает еще одно назначение — наместником Кавказа с неограниченными полномочиями. Николай I задачу поставил ясную: вернуть авторитет русскому оружию среди горцев и привести их к покорности. Но прежде всего — покончить с новым лидером Северного Кавказа — имамом Шамилем.
Пожалуй, это тот редкий случай, когда Воронцов полностью с задачей не справился. Уж слишком запуталось все в горах, пока Кавказ оставался на периферии внимания властей. После наместничества генерала Ермолова прошло добрых два десятка лет довольно вялой политики в тех местах. Успехи у Воронцова были, но масштаб не тот: за несколько лет уничтожили несколько баз Шамиля в высокогорных аулах. В том числе знаменитый аул Дарго, где располагалась резиденция имама. Другое дело, что во время даргинской, или "Сухарной", экспедиции русский отряд, возглавлявшийся самим Воронцовым, понес очень большие потери. Не столько в сражениях, сколько из-за отсутствия нормальных коммуникаций.
Надо отдать должное императору. На сей раз он оценил не столько оперативный результат, сколько желание и попытки графа развязать кавказский узел, его твердое намерение обновить политику империи на Кавказе. И граф Воронцов превратился в князя Воронцова.
Фото: Александр Бурый Терраса зимнего сада с видом на море и Воронцовский парк
ПОЛУ-МУДРЕЦ
Михаил Семенович отлично понимал, что одной силой с проблемой Кавказа не справиться. Нужна была новая система отношений в крае, экономические и гуманитарные преобразования. Об этом он много раз писал своему старому другу генералу Алексею Ермолову.
За недолгие годы кавказского наместничества Воронцову удалось создать там новую административную организацию территорий. В Закавказье появились губернии. Постоянно улучшалась транспортная инфраструктура, в основном руками русских солдат. Появилась сеть образовательных учреждений, наладили выпуск общекавказской газеты, заработали первые библиотеки и даже театр в Тифлисе. Главным девизом опытного администратора стал такой: "Наступать медленно, но неотвратимо".
Опыт на самом деле был колоссальный. По соседству — в Новороссии, Бессарабии и особенно в Крыму. А помимо этого в послевоенной Франции, где боевому генералу пришлось решать совершенно мирные задачи. Пожалуй, главными были две: не дать разболтаться тысячам солдат и офицеров, находящихся в победной эйфории и бездействии; наладить нормальные отношения между русскими военными и местными гражданскими. Граф справился с обеими.
Фото: Александр Бурый Воронцовский парк с видом на гору Ай-Петри
Воронцов категорически запретил в войсках телесные наказания и любое физическое воздействие на солдат. А какое тонкое понимание солдата проявил командующий, разрабатывая "Правила обхождения с нижними чинами", вступившие в силу в 1815 году: "Так как пьяных не должно наказывать в пьяном еще виде, то в сем только случае подождать, чтоб дать протрезвиться под строгим караулом и наказать, когда он уже опомнится"! При этом разработал учебные программы для офицеров, которым предстояло обучать солдат чтению и письму. Граф наладил постоянное почтовое сообщение между Россией и местами дислокации войск во Франции, дабы солдаты не чувствовали себя оторванными от родной земли. Не были забыты и занятия по профессии.
Что до населения, лучшим примером того, что жизнь во французских городах протекала мирно, стали многочисленные адреса от городских и сельских общин и прочие подарки, направленные в штаб командующего, когда народ прознал, что он едет домой. Как известно, всякого начальника встречают хлебом-солью, да не всякого так провожают.
В Новороссию граф напросился сам. Ему предлагали остаться в Петербурге. Тем более что вернулся в Россию Михаил Семенович уже обвенчанный в Париже с племянницей светлейшего князя Григория Потемкина графиней Елизаветой Ксаверьевной Браницкой, счастливый и ставший благодаря гигантскому приданому в два раза богаче. Однако ж ему по-прежнему хотелось живого дела. И за тридцать лет деятельности на юге страны Воронцов успел очень много, достойно приняв бразды правления из рук герцога Ришелье и графа Ланжерона.
Коротко — о главном. При Воронцове Одесса превратилась в крупный и богатый порт, истинную столицу Новороссии. Этот статус города подчеркивал и сам граф, разместив в нем губернаторскую резиденцию. Дворец и сейчас стоит, в северном конце Приморского бульвара. Воронцов основал пассажирское пароходство на Черном море. Заложил город Бердянск. Организовал сельскохозяйственное общество, которое стало заниматься агросектором системно и масштабно.
Воронцов не только пекся об экономическом развитии полудиких территорий, но и беспокоился об образовании, научной деятельности, медицине. Только он мог бы объяснить, как ему удалось предотвратить эпидемию чумы в 1829 году, когда через земли Новороссии возвращались с турецкой войны тысячи чумных солдат.
И... если его крестная — Екатерина Великая — Крым к России присоединила, то крестник открыл его России.
ПОЛУ-КУПЕЦ
До Воронцова Крым представлял собой весьма дикое зрелище. Исключая Севастополь, разумеется. Но одно дело — вотчина Черноморского флота, другое — весь полуостров. Не было не то что курортов — дорог и городов почти не было.
Новый хозяин с абсолютными полномочиями довольно скоро превратил Крым в привлекательное для, как сказали бы сейчас, инвестиций место. Если на заре деятельности Воронцова десятина земли тут стоила гривенник, то спустя двадцать-тридцать лет счет пошел на рубли. С прозорливостью крупного политика и стратега Михаил Семенович постоянно старался заманить на полуостров своих сюзеренов и их семейства. В 1824 году прибыл Александр I — и затеплилась жизнь в Симферополе и Бахчисарае. В 1837-м Южный берег посетил Николай I — и не без стараний Воронцова родилась Ялта, а вместе с ней зашевелились окружающие ее многочисленные поселки.
С нуля граф создал в Крыму тонкорунное овцеводство и виноделие. Это нам сейчас кажется, что вина Массандры и Нового Света существовали тут со времен древних греков. Стал Михаил Семенович и отцом дворцового строительства на Южном берегу Крыма. Главный его шедевр — Алупкинский дворец, до сего дня сохранившийся почти в первозданном виде. Всегда с убежденностью и искренностью повторявший, что он — русский и живет для России, Воронцов в Алупке слегка расслабился и позволил себе легкую ностальгию по отрочеству, когда жил в Англии в подобных замках и особняках. Да и сестра Екатерина, леди Пембрук, хозяйка старинного имения Уилтон-хаус в Уилтшире, всегда была на памяти графа. Он бывал у нее в гостях до и после своей свадьбы в 1819 году.
Да, пользуясь эксклюзивными возможностями, Воронцов приумножал в Крыму и собственные капиталы. Скупал земли, разводил сады, виноградники, табачные плантации, строил хозяйства, создавал нужные здоровой торговле условия. В то же время все свое громадное наместническое жалованье распределял между сотрудниками губернаторской канцелярии. В качестве постоянной премии.
Граф Семен Романович Воронцов
ПОЛУ-НЕВЕЖДА
Об образовании Воронцова уже сказано. О профессиональных навыках на самых разных поприщах — тоже. О воспитании и морали? Михаил Семенович был принципиальным противником крепостного права и, вернувшись в Россию, в собственных вотчинах отменил барщину, земли передавались крестьянам в аренду.
Чтобы развеялись последние сомнения по поводу интеллектуальных способностей этого человека, а также его поразительного чувства вкуса, чувства эстетики, довольно посмотреть на те архитектурные проекты, которые он выбирал при строительстве своих домов и дворцов или при покупке у прежних владельцев. Алупка, Симферополь, Одесса, Мошенско-Городищенское имение в 150 верстах южнее Киева со стоявшей там удивительной башней Святослава... Ну и внутрь неплохо бы заглянуть там, где это возможно. При виде сохранившихся интерьеров и произведений искусства исчезнут последние сомнения в том, что Михаил Семенович был человеком с высоким айкью.
О том же свидетельствуют его воспоминания о войне 1812 года, его официальная переписка с Петербургом. А книги? После смерти светлейшего князя (1852 год), генерала-фельдмаршала (1856) осталась библиотека в 30 тысяч томов — это только в Алупкинском дворце. Она включала книги, собранные и самим Михаилом Семеновичем, и его отцом и дядей. 40-томный архив Воронцова издавался его сыном Семеном Михайловичем на протяжении 27 лет в последней трети XIX века.
ПОЛУ-ПОДЛЕЦ
С Бородинского поля генерала увозили на крестьянской телеге о трех колесах. Четвертое было разбито ядром, но телега каким-то чудом проскрипела несколько верст. А дальше "полу-подлец" сделал то, чего не сделал после Бородина никто. Он, сам проходя лечение огнестрельной раны бедра в своем имении во Владимирской губернии, собрал там раненых — более 300 солдат и 50 офицеров — и всех кормил и лечил за свой счет. Воронцов привез всех на собственных подводах из московских лазаретов, где судьба раненых при оставлении столицы могла оказаться трагической. Прежде чем на подводы загрузили раненых, транспорт освободили от личных вещей графа: библиотеки в тысячи томов, картин, дорогой мебели и посуды. Все это было брошено на произвол судьбы. Люди Воронцову были дороже.
Он всегда отличался вниманием к людям и щедростью. Довольно вспомнить историю 1818 года, когда генерал перед возвращением Обсервационного корпуса в Россию собрал данные обо всех долгах, понаделанных его офицерами и солдатами в любвеобильной, до краев наполненной вином и азартом Франции. Итог вышел впечатляющий — полтора миллиона рублей ассигнациями. Тогда Михаил Семенович продал имение Круглое, наследованное от великой тетушки, Екатерины Воронцовой-Дашковой. И — расплатился.
У Михаила Семеновича и Елизаветы Ксаверьевны родилось шестеро детей. Четверо умерли в детском возрасте. Но Воронцов до конца дней оставался человеком выдержанным, спокойным, внимательным и отзывчивым.
Пушкина в Одессе, куда тот по ходатайству столичных друзей вырвался в 1823 году из пыльного и скучного Кишинева, Воронцов встретил по обыкновению дружелюбно. Предложил заходить в гости попросту и пользоваться роскошной библиотекой. В друзья, правда, не стремился, сохраняя дистанцию и ранжир. Оно и понятно: генерал-губернатору — 41, коллежскому секретарю — 24. У первого на плечах только что принятое огромное хозяйство с миллионами судеб, у второго — еще довольно беззаботная молодость, омрачаемая только непреходящими долгами и отсутствием столичных друзей. У первого — боевой опыт долгих кампаний. У второго — победы на амурном фронте. Что? Талант? Большой поэт? Воронцов понимал, с кем имеет дело, иначе б не беспокоились так в далекой Северной Пальмире. Писали, предупреждали. Да, талант! Но почему этот талант столько месяцев валяет дурака, то в Кишиневе, теперь в Одессе? Отсюда — и некоторая холодность Воронцова.
А "бес арабский" все гнет свою линию. Служебными поручениями недоволен, строптив, да ко всему прочему, едва познакомился с Элизой, то есть с графиней Воронцовой, так сразу и бросился ухаживать. А влюб-ленный Пушкин, что не тайна, удержу не знал. Нет ничего удивительного, что даже у воспитанного в традициях британской сдержанности Воронцова, наблюдавшего ситуацию несколько месяцев, терпение лопнуло. А тут еще — эпиграмма!
Письмо, написанное генерал-губернатором на имя управляющего МИДом графа Нессельроде, по каким-то причинам считается кляузой, послужившей поводом для двухлетней ссылки Пушкина в Михайловское. Не самое бесполезное время в творческой жизни великого поэта: "Борис Годунов", "Цыганы", "Я помню чудное мгновенье...", главы "Онегина". Поводом — может быть, но ничего от кляузы или доноса в нем нет. Вполне рабочая переписка. Воронцов тактичен и внимателен: "Одесса, 24 марта 1824 г. Граф! Ваше сиятельство осведомлены об основаниях, по которым молодой Пушкин был послан несколько времени тому назад с письмом графа Каподистрии к генералу Инзову. При моем приезде сюда этот генерал, если можно так выразиться, вручил его мне, и он жил с тех пор постоянно в Одессе, где находился еще до моего прибытия и в то время, когда генерал Инзов был в Кишиневе. Никоим образом я не приношу жалоб на Пушкина, справедливость даже требует сказать, что он кажется гораздо сдержаннее и умереннее, чем был прежде, но собственный интерес молодого человека, не лишенного дарований, недостатки которого происходят, по моему мнению, скорее от головы, чем от сердца, заставляют меня желать, чтобы он не оставался в Одессе. Основной недостаток г. Пушкина — это его самолюбие. Он находится здесь и за купальный сезон приобретает еще множество восторженных поклонников своей поэзии, которые, полагая, что выражают ему дружбу лестью, служат этим ему злую службу, кружат ему голову и поддерживают в нем убеждение, что он замечательный писатель, между тем он только слабый подражатель малопочтенного образца (лорд Байрон); да, кроме того, только работой и усидчивым изучением истинно великих классических поэтов он мог бы оправдать те счастливые задатки, в которых ему нельзя отказать. Удалить его отсюда — значит оказать ему истинную услугу. Возвращение к генералу Инзову не поможет, все равно он будет тогда в Одессе, но без надзора. Кишинев так близко отсюда, что ничто не помешает этим же почитателям поехать туда; да и, наконец, в самом Кишиневе он найдет в боярах и в молодых греках достаточно скверное общество. По всем этим причинам я прошу ваше сиятельство испросить распоряжений государя по делу Пушкина. Если бы он был перемещен в какую-нибудь другую губернию, он нашел бы для себя среду менее опасную и больше досуга для занятий. Я повторяю, граф, исключительно в его интересах я обращаюсь с этой просьбой. Я надеюсь, что моя просьба не будет истолкована ему во вред, и убежден, что, только согласившись со мною, ему можно будет дать более средств обработать его рождающийся талант, удалив в то же время от того, что может ему сделать столько зла. Я говорю о лести и о столкновении с сумасбродными и опасными идеями".
***
...Стоит в Детинце Новгорода Великого памятник — "1000-летие России". На фризе — скульптурные изображения 109 человек — русских гениев в самых разных сферах жизни. Там и поэт Александр Пушкин, там и государственный деятель, полководец Михаил Воронцов. Не то чтоб плечом к плечу. Но — по со-седству.
Эх, Моцарт, Моцарт!
Послать
ссылку письмом
Распечатать
страницу