В настоящее время перед Россией стоит многоплановая задача перехода к экономике предложения при необходимости одновременных адаптации к беспрецедентным санкциям, сохранении экономической и финансовой стабильности, обеспечении стратегической безопасности, модернизации экономики и достижении устойчивого технологического суверенитета. Ее решение требует не только нестандартного мышления, но и нестандартных действий и мер, прежде всего в области экономической политики.

       Не отсекать, а наращивать

       Минфин на фоне растущей бюджетной нагрузки, а также усиления экономической неопределенности в мире вновь предложил ？донастроить？ бюджетное правило, снизив так называемую цену отсечения. Однако напрашивается вопрос: зачем? Сложившаяся практика применения бюджетного правила в начале 2025 г. привела к тому, что в результате продаж валюты Минфином курс рубля существенно укрепился. Рост курса рубля делает экспорт менее привлекательным, сокращаются поступления доходов от экспорта в бюджет, но формируются условия замедления инфляции, с которой Банк России борется с помощью установления рекордно высокой ключевой ставки. Сменив цену отсечения, Минфин будет выкупать валюту, бюджетные резервы начнут расти, курс рубля, скорее, начнет снижаться, но проинфляционные факторы усилятся. Банк России будет дольше держать высокие процентные ставки. А вот ресурсов для дополнительных инвестиций в экономику как не было, так и не будет.

       В свое время основоположник монетаризма Михаил Фридман признавал, что в социальных науках не существует ？твердого？ предметного знания, а есть лишь предварительные гипотезы, которые никогда не могут быть ？доказаны？, но могут лишь не быть отвергнуты. Приверженность наших финансово-экономических властей гипотезе о примате бюджетно-финансовой стабильности не имеет под собой убедительных доказательств, а доводы, ее опровергающие, просто игнорируются.

       Давайте посмотрим на родину монетаризма и неоклассической финансовой теории США. Идея Дональда Трампа с пошлинами шокирует весь мир, форма ее реализации пугает рынки. Но ведь глубинная идея обратить внутренние бюджетные издержки на внешних экономических агентов не так уж и абсурдна. По самым упрощенным расчетам, при базовой ставке пошлин в 10% Казначейство США получает дополнительно примерно $10 млрд в месяц. По последним данным, за две недели апреля бюджет получил $15 млрд пошлин, что на 56% больше, чем в марте. А не думали ли в нашем Минфине изменить объект ？бюджетного правила？? И собирать дополнительные доходы не с внутреннего бизнеса, лишая его инвестиционных ресурсов, необходимых для модернизации своих мощностей, наращивания экспорта, приносящего в бюджет дополнительные доходы, а с внешнего бизнеса, т. е. через введение импортных пошлин, прежде всего на те товары, в развитии производства которых заинтересована страна. Хотя бы переложить на импортные пошлины ту самую дельту, на которую сейчас планируют скорректировать цену отсечения. Может быть, подумать о перераспределении приоритетов и не зацикливаться только на нефтегазовых доходах?

       И в долгах, и в шелках

       Проблема в приверженности к ранее сформировавшимся подходам стабилизации государственных финансов объясняется логикой формирования экономической политики. Сегодня она планируется от бюджета, а по-хорошему она должна формироваться от задач экономического развития и роста. Минфин говорит: нужно формировать резервы на случай ухудшения внешней конъюнктуры и снижения доходов бюджета. А почему нельзя компенсировать нехватку средств за счет государственного долга? В России сегодня крайне низкий уровень как внутреннего, так и внешнего долга и в абсолютном выражении, и в соотношении с ВВП. По данным Банка России на конец 2024 г., удельный вес внутренней задолженности органов государственной власти в ВВП составил менее 12%, внешнего государственного долга – менее 1%, внутреннего долга нефинансового сектора – менее 42%. При этом удельный вес совокупного внешнего долга всех секторов экономики может варьироваться в диапазоне 13,5–14,5%.

       В этой связи хотелось бы высказать идею: почему бы не совместить программу заимствований с бюджетным правилом? Сейчас при нехватке доходов Минфин продает валюту, но может же продавать долговые обязательства. По данным Минфина, в I квартале 2025 г. происходило в основном погашение (!) долга, которое стоило бюджету 108,5 млрд руб. А в 2024 г. при фактической эмиссии государственных обязательств на сумму 4,4 трлн руб. чистые заимствования составили 363,7 млрд руб. При таких параметрах говорить о снижении цены отсечения и формировании резервов, мягко говоря, не убедительно.

       При совмещении займов с бюджетным правилом, при ухудшении внешней конъюнктуры, падении цен на энергоносители, снижении бюджетных доходов Минфин может выпускать долговые обязательства, компенсируя выпадающие ресурсы. Это не будет влиять на динамику курса рубля, он может объективно слабеть, продажа долговых обязательств будет стимулировать рост процентной ставки, что увеличит привлекательность рублевых активов и будет сдерживать ажиотажное поведение. В результате распределения нагрузки по формированию дополнительных ресурсов бюджета между долгом, импортерами и экспортерами у последних повысится объем ресурсов, необходимых для преодоления внешнего негатива. При условии улучшения внешних условий и восстановлении приемлемого уровня экспортных цен Банк России по поручению Минфина может начать выкуп выпущенных обязательств с рынка, управляя тем самым денежным спросом, способствуя снижению процентной ставки и росту инвестиционной активности.

       Не по росту таргет

       Нельзя обойти стороной и вопрос борьбы с инфляцией. Сегодня этот вопрос решается в рамках политики таргетирования инфляции. Однако ее эффективность нередко подвергалась сомнению – например, по мнению Бена Бернанке (бывшего главы ФРС США), инфляционное таргетирование по своей эффективности явно не превосходит другие подходы. Научные исследования длинных статистических рядов по десяткам стран в целом показывают, что в большинстве случаев темпы инфляции очень тесно связаны с темпами экономического роста: чем выше темпы роста, тем при прочих равных условиях выше инфляция.

       Конечно, в разных странах пропорции разные. В 1993–2024 гг. медианное значение соотношения темпов роста ВВП и цен в странах ОЭСР составило 1,09, в Южной Азии – 1,01, в Индии – 1,04, а по всем странам мира – 0,94. Китаю удалось поддерживать высокие темпы роста ВВП при относительно невысокой инфляции. В Казахстане данное соотношение составило 0,58, в странах Латинской Америки – 0,56, Африки – 0,51. Для России в указанный период времени этот показатель равен 0,33 – он почти такой же, как в ЮАР или Бразилии. Но Россия в отличие от других стран пережила несколько серьезных инфляционных шоков, которые не имели однозначно объективных внутренних экономических причин: после дефолта 1998 г. (2000–2001 гг.), после мирового финансового кризиса (2009 г.), после первой волны антироссийских санкций (2015 г.) и в начале СВО (2022 г.). Если исключить эти периоды, медианные темпы роста ВВП в России составят 4,6%, а темпы инфляции – 7,62% при мировых значениях 3,17 и 3,4% соответственно. Таким образом медианное значение соотношения темпов роста ВВП и инфляции увеличится до 0,54.

       Можно констатировать, что в силу особенностей экономического развития в различных странах формируется свое соотношение ключевых макроэкономических параметров. Более того, это соотношение нужно не просто иметь в виду, а им управлять. То есть пресловутым ？таргетом？ должны стать не абстрактные темпы инфляции (4%), а соотношение желаемого темпа экономического роста с допустимой инфляцией. Если на первых порах принять цель достижения этого соотношения на уровне 0,5–0,6, то при росте ВВП России в 4% допустимый уровень инфляции можно определить в 7–8%.

       Высказанные идеи, конечно, требуют обсуждения и не претендуют на истину в последней инстанции. Но время диктует, чтобы экономическая политика строилась не на гипотезах, которые не опровергнуты, а на рациональном выборе и приоритете национальных интересов.

       Источник: Ведомости.