(вернуться к разделу ？Воспоминания？)
Елена Константиновна Молчанова, доктор филологических наук, заведующая сектором иранских языков
Текст основан на интервью в рамках юбилейного цикла к 70-летию Института языкознания.
В секторе иранских языков Института языкознания я начала работать в 1964 году. До этого я работала не в секторе, там не было штатных единиц, а в редгруппе. А еще до этого — училась в аспирантуре, это было с 1959 года. Поэтому я помню многое такое, что помнят далеко не все нынешние сотрудники. Например, при мне сменилось десять директоров института. Когда я поступила в аспирантуру, Институт языкознания был еще объединен с Институтом русского языка, и возглавлял этот совмещенный институт Виктор Владимирович Виноградов. После него директором стал тоже академик, Виктор Иванович Борковский, очень симпатичный человек. После В. И. Борковского директором был академик Федот Петрович Филин. Тогда наши институты разделились, и Институт языкознания получил здание, которое находится сейчас рядом с Музеем изобразительных искусств. Эта улица тогда называлась улицей Маркса—Энгельса, потом ее переназвали1. Там находилась старинная усадьба, где располагалась также кафедра философии Академии наук, и во дворе бывшей усадьбы было малюсенькое двухэтажное зданьице — говорят, оно раньше было конюшней. Домик был симпатичный, но там было очень тесно. Там уже директором нашего института стал Борис Александрович Серебренников. После него была Виктория Николаевна Ярцева, член-корреспондент Академии наук. После Виктории Николаевны — Георгий Владимирович Степанов, романист. После Георгия Владимировича директором стал Вадим Михайлович Солнцев, который пришел к нам из Института востоковедения, где он был замдиректора. После него — Виктор Алексеевич Виноградов. После Виктора Алексеевича Виноградова директором был член-корреспондент Владимир Михайлович Алпатов, а теперь Андрей Александрович Кибрик. Итого получается десять человек.
Е. К. Молчанова и В. А. Виноградов в горах Северной Осетии в 2012 г.
Кстати, когда я поступала в аспирантуру, институт находился еще на Китай-городе. Это было большое здание какого-то министерства, и наш институт занимал там несколько комнат.
Скажу о некоторых сотрудниках того времени, которых мне особенно хотелось бы вспомнить. Начнем прямо с первого этажа в том маленьком домике. Там был крошечный гардероб, и гардеробщицей в нем работала Елена Владимировна Завалишина, культурная женщина. У меня есть подозрение, что она происходила из семьи декабриста Завалишина, хотя она никак этого не показывала. Но она располагала к себе, все невольно проникались к ней уважением, это был необыкновенно приятный человек. В дирекции работала секретарь директора Вера Анатольевна Мейер, также очень культурная, очень добросовестная, очень порядочная женщина. Она работала не одно десятилетие, и от неё тоже остались приятные воспоминания. Далее, у нас была библиотека, сначала отдельная, потом она стала общей с библиотекой Института русского языка, и ее по сей день возглавляет Галина Александровна Онешко, одно время она работала у нас на улице Маркса—Энгельса. Это человек необыкновенной порядочности и доброжелательности. И еще у нас была одна интересная фигура, даже несколько экзотическая, это главный бухгалтер Зоя Ивановна Шимарова. Она была темпераментная, взрывная женщина: например, если человек не так сделал какой-то отчет, который надо было ей отдавать, она могла запросто порвать этот отчет в клочки. А если она сердилась на свою сотрудницу, то могла прямо кинуться на нее. Но при этом она была душевным человеком и часто делилась своими сердечными делами с сотрудниками. Она рассказывала о себе интересную вещь. Сама она из деревни, и во время войны, когда она была еще ребенком, она ходила в школу через лес за несколько километров. И вот она говорила: ？Я очень боялась, и чтобы не так бояться, я шла через лес и во всё горло распевала песни？.
Теперь собственно о научных сотрудниках. Поскольку я уже вспоминала Виктора Алексеевича Виноградова, как не вспомнить его учителя, который был и нашим учителем, — Сан Саныча Реформатского, его все так и звали ？Сан Саныч？. Человек большого личного обаяния, необыкновенных знаний, и при этом очень демократичный и в манере общения — с аспирантами, с сотрудниками, — и в манере изложения. Если вы видели его книги, ？Введение в языковедение？ и ？Введение в языкознание？, то знаете, что они написаны очень доступно, их можно с удовольствием читать в любое время. В числе его учениц была Серафима Евгеньевна Никитина, одна из старейших наших сотрудниц, она и сейчас работает в институте. У Реформатского была еще замечательная ученица Александра Васильевна Суперанская, она занималась ономастикой. У нее есть словарь личных имен народов СССР2, написанный для ЗАГСов и прочих офисов, такая небольшая толстенькая книжечка, очень полезная. Александра Васильевна была приятная, дружелюбная, открытая женщина. Она уже умерла, и ее очень не хватает, у нее можно было получить консультацию по части ономастики и топонимики в любой момент.
Нашим аспирантам сейчас по разным темам читают лекции разные научные сотрудники. А в наше время это был Энвер Ахмедович Макаев — человек широчайшей эрудиции и начитанности. Ко всему прочему, он был также человек, очень хорошо понимающий и знающий в области музыкальной культуры. В тюркском секторе работал Эрванд Владимирович Севортян, известный тюрколог, он начинал ？Этимологический словарь тюркских языков？3. Про него есть одна шутка, которую передавали из уст в уста. Какому-то приезжему аспиранту, который никак не мог запомнить его имени и перевирал его, Э. В. Севортян сказал: ？Да чего там, называйте меня просто — Сервант？. В кавказском секторе работал замечательный человек, Евгений Алексеевич Бокарев, он был заведующим сектором. Он часто рассказывал нам, аспирантам и сотрудникам, о Кавказе, о кавказских языках, культуре и прочем — помню, что мы слушали, раскрыв рот. Сколько там этносов, особенно в Дагестане, и чем они занимаются. Например, там есть ювелиры — и, между прочим, в его секторе был один человек, Саид Магомедович Хайдаков, у которого на пальце был очень красивый перстень, он его не снимал. Он как раз был из числа этносов, которые занимались ювелирным делом. А дочь и зять Евгения Алексеевича Бокарева работали в Институте русского языка, их фамилия Лопатины.
В тюркском секторе, помимо Севортяна, были и другие люди, также очень дружелюбные и всегда готовые прийти на помощь. Это Федор Дмитриевич Ашнин, который занимался в том числе историей языкознания, историей лингвистов. В какой-то момент он изучал историю рода Трубецких, куда входил Николай Сергеевич Трубецкой, известный лингвист. Это Анна Александровна Коклянова (Ковшова), дочка ее также работает у нас в институте. Это Лия Сергеевна Левитская; современная заведующая отделом урало-алтайских языков Анна Владимировна Дыбо была аспиранткой Лии Сергеевны.
Не могу не сказать также о наших германистах, с которыми сектор иранских языков был в очень хороших отношениях. Не могу не вспомнить Наталью Николаевну Семенюк, которая занималась немецким языком. Среди англистов была моя однокашница Ольга Николаевна Селивёрстова, она меня использовала в качестве ？информанта？, когда занималась проблемами компонентного анализа. Еще одна наша сотрудница, которая очень хорошо знала английский язык, — Галина Ивановна Андреева, сейчас она на пенсии. Я у них часто консультировалась на тему английского или немецкого языка. Виктория Николаевна Ярцева, как я говорила, была директором нашего института. Была еще Мирра Моисеевна Гухман, которую все боялись, — когда были заседания ученого совета, она всегда выступала очень резко, особенно доставалось от нее Рубену Александровичу Будагову. Она не щадила и собственного мужа, он носил фамилию Чемоданов. Когда наши старшие поколения учились на филфаке, он преподавал им общее языкознание, которое они между собой называли ？введение в чемодановедение？.
Скажу теперь несколько слов о нашем секторе, секторе иранских языков. По существу он образовался в то же время, что и Институт языкознания, и первой его заведующей была Вера Сергеевна Расторгуева — человек замечательный во всех отношениях. Она заведовала сектором долгие годы. У нас работал Василий Иванович Абаев — ？ровесник века？, он родился в 1900 году, а умер в 2001 году, то есть прожил полные сто лет и при этом всё время работал. Он был знаменитый этимолог, его четырехтомник4 имеет международную известность. Сам он по национальности осетин, был, что называется, ？джигит？, никого не боялся, всегда открыто высказывал свое мнение, получал за это синяки и шишки, но никогда не сдавался. Однажды мы приехали к нему, ему уже было сто лет, он сидел в кресле, и ноги были закрыты пледом. Мы привезли ему первый том ？Этимологического словаря иранских языков？5. Он схватил эту книжку и сказал: ？Извините меня, я должен посмотреть？, то есть он тут же отвлекся от разговоров. Но потом даже пригубил с нами шампанского, которое мы привезли.
И Вера Сергеевна Расторгуева, и Василий Иванович Абаев раньше преподавали нам в Университете на филфаке, там было очень маленькое иранское отделение. И лично я по окончании университета, хотя там были разные предложения, пошла за ними, о чем никогда потом не сожалела. У нас в секторе всегда была дружелюбная, хорошая научная атмосфера.
В. И. Абаев с аспирантами
В те годы в нашем секторе были и носители иранских языков — например, была таджичка, ученица Веры Сегеевны, Аза Алимовна Керимова, совершенно очаровательный человек. Другая ученица Веры Сегеевны Расторгуевой — Джой Иосифовна Эдельман, она работает и поныне. Лия Александровна Пирейко, человек высокой культуры, она очень хорошо писала; в 2018 году мы отметили ее 90-летие, сейчас она воспитывает многочисленное потомство (у нее 8 внуков и 8 правнуков). После Веры Сергеевны заведующим сектором стал Валентин Александрович Ефимов (1933—2007), мой однокашник. А после него заведующей уже стала я.
Какие были основные установки в нашем секторе? Вера Сергеевна отличалась широким кругозором и заставляла своих аспирантов читать и изучать прежнюю литературу и относиться с уважением к тому, что писалось раньше, прежними исследователями. Я хорошо помню, что еще в Университете она мне дала грамматику персидского языка Залемана и Жуковского6. И она предупреждала: ？Отмечайте не только недостатки, которые вы увидели в работах ваших предшественников, но главное — что ценного и полезного они внесли в науку？. Вера Сергеевна отличалась редкостным трудолюбием, всё делала сама, никогда не эксплуатировала младших, что было иногда в других секторах. Еще она отличалась большой демократичностью. Могу привести такой пример. В 1968 году в Душанбе проходила огромная международная конференция под эгидой ЮНЕСКО7. И можете себе представить: Вера Сергеевна послала в Душанбе, на эту конференцию, трех младших научных сотрудников — без степени, без докладов, просто чтобы они поварились в этом котле. А там были все мировые знаменитости, и это было совершенно замечательное и незабываемое зрелище. Кроме того, она сразу младших научных сотрудников вовлекала в капитальные научные труды, что тоже делают далеко не все.
В Университет я в свое время поступала сознательно на восточное отделение и именно на персидский язык. Когда мы проучились год, нам стало совершенно ясно, что с Ираном особых отношений нет, в Иран никто не ездит. То есть и близко не было такого положения, чтобы, скажем, студенты Института стран Азии и Африки ездили в Иран на учебу или на практику. И такого еще не было долгое время. Поэтому нас переориентировали на таджикский язык. Он очень близок персидскому, и некоторые, особенно иранцы, даже считают таджикский диалектом персидского языка. И таджикский, и персидский — очень красивые языки. Недавно один человек мне сказал: ？Какой красивый французский язык!？. Я полностью с ним согласилась и сказала: ？Да, если не считать персидского и таджикского？. Это очень красивые языки!
Что у меня вызывает наиболее приятные воспоминания, — это работа с информантами. Мой собственный интерес больше лежит в области полевой лингвистики, общения с носителями языка, и было очень приятно записывать материал как в Таджикистане, так и в Иране. Расскажу один случай. В наш институт завезли новую мебель, это были, наверное, 80-е годы. Сейчас от этих столов избавились, они были очень нескладные. У нас в те времена было много аспирантов-таджиков. И когда надо было что-нибудь привезти или увезти, поднять и так далее, мы просили их помочь. И вот я хорошо помню, что один из аспирантов устанавливал этот стол и прочитал в инструкции, что там куда-то надо пришпандорить что-то круглое, — и он сказал по-таджикски: ？Кругл-аш кани?？ (то есть ？А этот его круглый где?？). Это разговорный оборот, в литературном таджикском он не употребляется, разве что когда изображают разговорную речь. Мне это тогда показалось интересным, и после этого случая я даже написала специальную статью на тему анафоры, собрав довольно большой материал.
В последние годы я занимаюсь языком иранских зороастрийев. Этот язык относится к другой группе, чем современный персидский. Зороастрийцы — это, можно сказать, иноверцы для мусульман, и язык их находится под угрозой. Они в основном живут в городе Йезд, который находится в пустыне, они туда бежали от преследований мусульман. Язык сохранил много экзотики — и в фонетике, и в грамматике. Я с большим интересом его исследую.
Если сравнивать прошлые и нынешние годы в институте, то, безусловно, изменения есть. Я в течение одиннадцати лет заведовала аспирантурой Института языкознания — у нас была очень большая аспирантура и еще был филиал в Ленинграде, так что приходилось делать отчеты и за Москву, и за Ленинград. При этом в нашем старом здании не было отдельной комнаты для отдела аспирантуры, не было секретаря, даже не было шкафа для документов. Это было чрезвычайно трудное время. Сейчас аспирантура имеет и комнату, и секретаря, совершенно другая обстановка. Когда мы переехали в это здание, я еще была заведующей аспирантурой и я много ходила и хлопотала, чтобы аспирантуре сделали отдельное помещение. И нам дали одну маленькую комнатку на первом этаже, не буду уточнять, где именно. Показывать ее мне пошли члены партбюро. Мы вошли, я сказала: ？Вы для такой огромной аспирантуры выбрали самую маленькую комнату?？ На что одна дама из партбюро возмутилась: ？Скажите, пожалуйста, ей дают комнату, а она недовольна!？ ？Ей дают комнату？ — как будто я там жить с семьей собиралась. И такое обращение было вполне в порядке вещей.
Сейчас общение происходит нормально, по-человечески. Например, недавнее наблюдение, когда был праздник 8 марта. Основная часть у нас в это время ушла в отпуск, а в секторе cидела моя аспирантка, иранка. Она сидела у компьютера, и вот открывается дверь и входит Андрей Болеславович Шлуинский, наш замдиректора, с ним кто-то еще, и у них в руках цветы и конфеты. (Кстати, конфеты в бумажках по-персидски называются ？shokolat？.) И вот они вручили ей цветы и конфеты. Это приятно. Шлуинского моя аспирантка знала, потому что он им читал лекции, что было очень интересно. Это было что-то типа эксперимента: он им дал для разбора какие-то татарские фразы. Она еще сначала мне говорит: ？Зачем мне татарский язык? Я им никогда не буду пользоваться？. Но я ей сказала: ？Вы на это смотрите как на ребус, шараду, загадку — и разгадывайте эту загадку!？. В общем, это новый прием в обучении.
Но есть некоторые другие тенденции. Например, иногда приглашают на конференцию в Москве и при этом пишут: ？рабочий язык — английский？. Как это: в Москве рабочий язык конференции — английский? Мне это не кажется правильным. То есть я могу понять, почему так делают, но, тем не менее, согласиться не могу. Второе — это вопрос публикаций. Сейчас ценятся публикации в зарубежных журналах, но публикации эти недешевые, и мы не такую зарплату получаем, чтобы там публиковаться. А кроме того, мне кажется, что и не должна быть установка главным образом на зарубежные журналы или на самые элитные российские журналы. Думаю, даже элитные журналы не должны замыкаться в своей узкой среде, то есть должен быть демократизм в этом вопросе. Еще сейчас мы делаем очень сложные отчеты. Конечно, многие вещи зависят не от нас и не от дирекции, нам это спускают сверху — например, знаменитое ФАНО8. Эти отчеты невероятно сложные и занимают очень много времени. Хотелось бы, конечно, если не избавиться от них, от отчетов избавиться нельзя, но всё-таки как-то упростить эту процедуру — жалко тратить время на бумажки.
1. В советское время Малый Знаменский переулок вместе со Староваганьковским переулком составляли единую улицу Маркса и Энгельса. 2. Справочник личных имён народов РСФСР. / Под ред. А.В. Суперанской (отв. ред.) и др. М.: Русский язык, 1979. (и переиздания). 3. См.: Севортян Э.В. Этимологический словарь тюркских языков. Общетюркские и межтюркские основы на гласные. М., 1974. (и последующие тома). 4. Абаев В. И. Историко-этимологический словарь осетинского языка. Т. 1, 1958; Т. 2, 1973; Т. 3, 1979; Т. 4, 1989; Т. 5 (Указатель), 1995. 5. Расторгуева В. С., Эдельман Д. И. Этимологический словарь иранских языков. Т. 1. М.: Восточная литература, 2000. 6. Залеман К., Жуковский В. Краткая грамматика новоперсидского языка, с приложением метрики и библиографии. Санкт-Петербург, 1890. 7. Международная конференция по истории, археологии и культуре Центральной Азии в кушанскую эпоху. Душанбе, 27 сентября — 6 октября 1968 г. 8. Федеральное агентство научных организаций России (существовало в 2013–2018 гг.), в числе прочего, осуществляло оценку научной деятельности институтов Российской академии наук.
Федеральное государственное бюджетное учреждение науки Институт языкознания РАН
125009, Москва, Большой Кисловский пер. 1 стр. 1 (карта)
Тел.: (495) 690-35-85
Тел./Факс: (495) 690-05-28
E-mail: iling@iling-ran.ru
Facebook | Twitter | YouTube | RSS
Послать сообщение через форму обратной связи
？ 2011–2020 ФГБУН Институт языкознания РАН
Перейти на старую версию сайта