Мы привыкли считать таран, прежде всего приемом воздушного боя, используемым советскими летчиками особенно часто в первые годы войны. Но использовали воздушный таран и немцы.

       Если в ВВС РККА решение о таране принимал, как правило, сам летчик, то в Люфтваффе для этого специальные подразделения в конце войны создавались.

       Вот как Мано Зиглер, летчик-истребитель, летавший на реактивных самолетах Ме-163 (？Комета？) описал в мемуарах набор добровольцев, согласных идти на таран:

       ？Ранним утром пилотам обоих подразделений ？Комет？ был дан приказ собраться, и капитан Фульда, командир первого крыла, начал зачитывать приказ, подписанный рейхсмаршалом Герингом, после длинной преамбулы, касающейся причиненного горя нашей родине, нашим женам и детям, подвергшимся налетам бомбардировщиков, а также нашего долга принести себя в жертву, если будет такая необходимость, на благо Германии. Далее шла суть приказа, главным в котором был тот момент, что среди нас требуются добровольцы, готовые идти на таран вражеских самолетов на ？Мессершмите-109？. Как оказалось, сам фюрер ожидает доклада о добровольцах, согласных пойти на смертельное задание. Никто нас не заставлял. Только добровольное желание. Закончив читать постановление, капитан Фульда, женатый человек, имеющий троих детей, заявил, что его имя уже значится в списке добровольцев？.

       Для летчиков такое предложение оказалось полной неожиданностью: ？Ни у кого из пилотов не было даже нескольких минут, чтобы собраться с мыслями по поводу столь непростой миссии; миссии, требовавшей отдать самое ценное — свою жизнь？.

       У немцев были свои представления о воздушных таранах: ？Нам не были известны случаи, когда пилот выживал после столкновения с противником подобным образом. Было очевидно, что ужасный риск подобный такому может случиться однажды в жизни, максимум — два. Ожидать, что представится третья попытка, было нелепостью. Так, решение, которое требовалось от пилотов, должно было быть четким. Они должны были решить, имеют ли они достаточно мужества, чтобы умереть по этой ？причине？. Если так, то этот поступок и будет их ？финальной победой？? А затем добровольцы сделали шаг вперед: Ботт, Глогнер, Лёшер и еще другие — всего восемь человек. Им сказали, что новые эскадрильи, где разместят летчиков, идущих на таран, сформированы в Стендале？.

       Вот как выглядели немецкие представления о шансах выжить, тараня самолет противника на фоне советского опыта. В чрезвычайно интересных мемуарах С.Н. Иконникова ？Война глазами авиаинженера？ содержатся такие данные, основанные на архивных изысканиях: ？При воздушном таране каждый третий летчик погибал？.

       Желающих идти на таран немцев провожали как добровольцев-самоубийц: ？Мы рассказывали друг другу истории, случавшиеся с нами в небе, пели и опустошали стакан за стаканом. Наши будущие самоубийцы так развеселились, будто ничего страшного не происходило. Они принялись обсуждать способы, которыми лучше всего идти на таран, и делали это так запросто, будто обсуждали, к примеру, свои любовные похождения. Они кричали, спорили и чем больше напивались, тем более идиотскими становились их планы. И стрелки на циферблате часов все это время безжалостно двигались. На следующее утро наши восемь добровольных героев погрузили свои чемоданы и дорожные сумки в машину, печально стоявшую в тумане за воротами аэродрома. Их веселые крики до сих пор звенели у меня в ушах, и я подумал, что они сами загнали себя на эти неудобные деревянные лавки в грузовике, в котором поедут навстречу смерти. Лёшер просунул голову через отверстие в натянутом брезенте и крикнул:

       — После первого же тарана вы получите открытку. Возможно, с того света… от самого дьявола конечно же!

       А потом старый дребезжащий грузовик, судорожно подскакивая, скрылся в тумане？.

       Понятно, что в первые годы войны воздушный таран для Люфтваффе был практически ненужным приемом, успешно решались поставленные задачи и без него.

       Описанный выше отбор добровольцев происходил в начале 1945 года. В сложившейся к тому времени ситуации в небе и на земле было логично попытаться ？разменять？ Ме-109 на, например, Боинг B-17 – ？летающую крепость？.

       Но кому пришла в голову мысль набирать добровольцев для этого среди уже подготовленных пилотов Ме-163? Каждый вылет, даже учебный, а не боевой, на этих еще ？сырых？ машинах был сопряжен буквально со смертельным риском. Зиглер писал о товарищах, погибших еще на стадии освоения машины, без всякого участия противника.

       И сажать на Ме-109, и отправлять на таран тех, кто уже умел летать на реактивных истребителях было величайшей глупостью. Летчики это понимали: ？Это желание умереть было идиотизмом. Ладно. Мы не могли повлиять на ход войны, с нашей кучкой ？комет？ в Брандисе, но и изменить положение вещей, идя на нелепое самоубийство, тоже было нельзя. Это было так неразумно. Такое мог совершить только безумец! За нашей спиной осталось пять с половиной лет войны. Конечно, никто не ожидал этого. Тысячи марок были потрачены на наше обучение, и сейчас нас просили отдать себя своим врагам, хотя мы могли еще повоевать？.

       Кто же это додумался пилотов реактивных истребителей, разрекламированного ？чудо-оружия？ так удивительно бездарно использовать? Герман Геринг лично дозрел до такой мысли или кто-то подсказал эту ？блестящую идею？?

       Максим Кустов