Опубликовано в журнале Интерпоэзия, номер 1, 2022

       Владимир Гандельсман – поэт, прозаик, переводчик. Родился в 1948 году в Ленинграде. Автор нескольких поэтических сборников, публикаций в журналах ？Октябрь？, ？Знамя？, ？Новый мир？, ？Звезда？, ？Интерпоэзия？ и др. Лауреат ？Русской премии？ (2008) и премии журнала ？Интерпоэзия？ (2014). С 1991 года живет в Нью-Йорке.

       ЛИЦО И ГОЛОС

       1

       Зрение еще, зрение,

       слух, слух,

       тела дышащее строение,

       лед сухой – дух,

       шаг, еще шаг

       через прорытый мрак,

       гнется мосток,

       воля к движенью, ток

       крови еще не ослаб,

       еще, еще,

       вспыхивает, как лампа,

       мозг горячо.

       2

       двое есть на земле

       есть песчаный к озеру спуск

       в паутине ель

       ясных яблок вкус

       двое есть и зыбь

       всхлип белья с низин

       спуска снись изгиб

       белизны белков явна синь

       время весь

       день смотреть вдвоем

       явный вкус и вес

       в ясный воздуха взят объем

       3

       Темных закоулков тихих

       в комнатах, где столько по углам

       совести, и столько психов

       медленно копило хлам,

       или пауков, жучков древесных,

       блудных дочерей и сыновей

       темных закоулков тесных,

       возвращайся, этот прах развей,

       знаю, в доме плача сердце мудрых,

       всё же горя всех похоронить

       столько, сколько счастья в наших утрах –

       одному другого не забыть,

       не развеять, вот и бродит совесть

       возле нас, чтоб заплатить могли

       за безумный шепоток любви:

       Бог и есть твое лицо и голос.

       4

       какой разрыв пространства ты

       что так сгустилось в твой состав

       как бы изнанка пустоты

       внезапным шелком просияв

       что так хотело затвердеть

       из ничего себя соткать

       и проясниться в жизнь и в смерть

       как эта дрожь перебежать

       5

       Благодарю белой ночью сквозной

       за выходящую из берегов

       кровь, вдохновенье, окатывающее новизной,

       небо, вынутое из меня,

       за папиросу проспекта, протянутого к реке,

       с огоньком светофора,

       благодарю белой ночью, взбегающей налегке

       за тобой по ступеням,

       благодарю в этом городе тихих стен,

       приснившемся самому себе

       городе, несравненную тень

       благодарю любви.

       ОПУС

       Однажды в феврале горел

       наш дом, я на него смотрел.

       Жена слез не лила,

       стояла молча.

       Дом раздирал огонь клыками в клочья,

       пока он не сгорел дотла.

       Там был отцовский портсигар,

       мундштук, часы,

       любимый елочный зеленый шар –

       все то, что не положишь на весы –

       в особенности, если это почерк писем.

       Их пепел – дар небесным высям.

       Еще альбом

       тех фотографий черно-белых

       с зимой, с деревьями в снегу, с катком,

       с детьми в попытках неумелых

       в ？снегурочках？ убогих с завитком.

       Родители за праздничным столом.

       Однажды, заболев, я сей

       полночный опус начал,

       уставившись в туза крестей

       окна. Там дочь прошла и сын маячил.

       Как странно, что не навестили.

       Они меня за что-то не простили.

       МУЗЫКА В КАДРЕ

       день ангельский

       да свет золотой,

       сельский,

       в окне сарай дровяной,

       голубь, карниз,

       их трое у

       стола, рожок из-

       под молока, агу,

       семья из трех,

       в пеленах дитя,

       окно – то вдох,

       вовсю светя,

       то выдох, то

       вдох, птичий грай,

       ночь, стук лото –

       желудь на сарай,

       за ним другой,

       проснусь – подать

       до них рукой –

       вот отец, вот мать,

       от тех, кого в мире нет,

       не падает тень

       на золотой свет,

       ангельский день.

       * * *

       Еще стихов, еще счастливейших

       стихов, еще дождливых дней, –

       оживший тлен земли, – дождливейших!

       Смотри, становится темней.

       И трав покров зеленоблещущий,

       сверкая, стелется во мгле,

       и луч закатный, быстро блекнущий,

       последний, гаснет на земле.

       Всей глубиной, в себя обрушенной,

       я к жизнетаинству прильну,

       и сдамся, встречно обнаруженный,

       непререкаемому сну.

       * * *

       Фасады, забранные в сетки

       пожарных лестниц,

       и птичьи в небесах заметки –

       блистанья лезвийц,

       там замирает взгляд-скиталец,

       в полях смиренья, –

       так интенсивен этот танец

       исчезновенья!

       Все это ты, счастливец улиц,

       ее поленниц

       и щепок солнца, мой безумец

       и отщепенец… –

       вот он стоит возле киоска

       и смотрит немо

       на белый труд каменотеса,

       на мрамор неба,

       на облако, его прожилки,

       на то, чем станем… –

       и вновь идет, собрав пожитки,

       спокойно-странен.

       Светлана Михеева родилась и живет в Иркутске. Поэт, прозаик, эссеист. Окончила Литературный институт им. А.М. Горького. Автор десяти книг, в том числе четырех поэтических. Публикации в журналах ？Дружба народов？, ？Сибирские...