Материал из номера

       Август 2020

       Скачать номер

       в PDF формате

       Легенда связывает последние часы Петра I с таинственным завещанием. Ночью 28 января, чувствуя приближение смерти, император потребовал подать ему грифельную доску. Слабеющей рукой он неразборчиво вывел на ней: "Отдайте всё..." Сил дописать предложение и указать преемника у самодержца уже не осталось. Он потерял сознание и спустя несколько часов скончался. В России началась эпоха "дворцовых переворотов"...

       Однако существовало и другое завещание великого императора — не менее легендарное. Европа узнала о нем зимой 1812 года, когда в Париже вышла в свет книга Шарля-Луи Лезюра с многообещающим заглавием "О возрастании русского могущества с самого начала его и до XIX века". Ссылаясь на последнюю волю Петра I, французский публицист и сотрудник Министерства иностранных дел сделал достоянием общественности невероятные подробности замыслов российского императора, о которых на рубеже XVIII–XIX веков писали деятели, связанные с польской политической эмиграцией: эмигрант и редактор Gazette de Pologne Н. Томбёр, поляк Парадовский, якобы служивший у фаворита Екатерины II Платона Зубова и будущий наполеоновский генерал, полковник Михал Сокольницкий, участник польских легионов Яна Домбровского в Италии. Никто из них, правда, никогда не видел подлинника документа, и передавали они только "резюме" его общего замысла. Не держал в руках документ и сам Лезюр, своими словами изложивший внешнеполитическую доктрину императора — геополитический наказ, предусматривавший установление мирового господства России. По мнению французского журналиста, смерть Петра предотвратила гибель Европы и ее неминуемое поглощение Московией. Однако, умирая, властный самодержец оставил написанные им самим тайные бумаги, в которых изложил секретный план завоевания Россией мирового господства. В основу его положен коварный замысел: сея распри между мировыми державами и "поддерживая русский народ в состоянии непрерывной войны", русские цари с помощью жестоких и жадных до наживы "азиатских орд" должны были добиться гегемонии в Европе. А затем, захватив Константинополь, достичь Персидского залива, а там и Индии. За сенсацией, разумеется, стояли политические цели: накануне похода Наполеона в Россию нужно было продемонстрировать миру агрессивность и экспансионистскую сущность варварской и дикой Московии.

       Фото: Фото предоставлено М. Золотаревым И.Н. Никитин. Петр I на смертном ложе. 1725 год

       Наибольшую известность "Завещание" получило после публикации в 1836 году Фредериком Гайярдом, соавтором Александра Дюма, апокрифических мемуаров тайного агента, дипломата и трансвестита шевалье Шарля д’Эон де Бомона, трижды побывавшего в России в царствование Елизаветы Петровны. Во время приезда в Петербург в 1755 году д’Эон, якобы пользовавшийся безграничным доверием императрицы и уверявший, что был приставлен к ней в качестве чтицы, проник в тайные архивы Петергофского царского дворца. Там, роясь в бумагах, он и обнаружил "План европейского господства, составленный Петром Великим своим преемникам", снял с него копию, которую и доставил в Версаль Людовику XV.

       С тех пор прошло двести лет, а загадка "Завещания" так и не разгадана. Может быть, пресловутое завещание — фальшивка, искусно состряпанная оборотистым авантюристом, может быть, документ подлинный и Петр I незадолго до смерти собственной рукой выправил и отредактировал его? Не исключено, однако, что рассказанное д’Эоном отчасти правда. Мы пришли к этому заключению, внимательно сопоставив текст завещания и цепочку событий, воссозданную по архивным материалам. Разворачивалась эта удивительная история зимой 1723/24 года в Финском заливе...

       Фото: Фото предоставлено М. Золотаревым П. Пикарт. Русско-шведская граница по Ништадтскому миру. 1722 год

       НАМЕКИ ИМПЕРАТОРА

       Прорубив окно в Европу и добившись господства России на Балтике, Петр I не собирался останавливаться на достигнутом. После заключения в 1721 году Ништадтского мира, завершившего Северную войну, император был полон сил и разрабатывал новые планы возвеличивания созданной им империи. Иллюзий в отношении европейских "партнеров" самодержец не питал, понимая, что никто из великих держав не собирается считаться с варварской Московией как равным партнером в "большой игре". Распоряжаясь, например, постановкой празднования нового, 1720 года, Петр повелел возвести в Сенате среди прочих декораций одинокую скалу, над которой возвышалась фигура Правосудия с весами в одной руке и мечом в другой. Он разъяснил гостям смысл аллегории, заявив: "Сердце его верно, как эти весы <...> он никогда никого не обманывал (намек на его союзников. — Прим. авт.) <...> если другие принимают меры, противные их собственным обязательствам, то меч, которым вооружена фигура, сумеет защитить его против того, кто окольными путями старался повредить ему". Спустя два года, готовя фейерверк в честь заключения Ништадтского мира, Петр рядом с "Правосудием" приказал разместить "две персоны: первая змеи в руках и на главе вместо власов имеющи изобразу есть злобу; другая лице девиче, тело крокодилово, хвост змеиный, лапы орловы, криле мыши летучей являет зависть с подписанием всегда победим являет тех, которые благополучию российскому завидели и всяко оному мешали и злобствовали по правде, яко божие оружие победило оных сим благополучным миром". Также среди аллегорий, символизировавших победу в Северной войне, присутствовал "Меркуриус летящий, от севера к югу держащий жезл в одной руке з змеями, явеля есть промысел, а что от севера летит значит окончание вестей тамо", а возле него стоял "мешек с денгами с надписанием: плоды мира знаменует сей благополучный мир торгами и иными делами может с помощию божиею принести России богатство".

       Фото: Фото предоставлено М. Золотаревым Панорама Ревеля. Гравюра 1656 года

       Европейские масштабы императора уже не устраивали — он видел свою морскую державу посредником мировой торговли. В мечтах он уже представлял, как русские корабли бороздят океанские просторы, прокладывая пути в Индию, Китай и Америку с их сказочными богатствами. Ко времени окончания Северной войны снаряжаются экспедиции в Сибирь — разведывать золотые россыпи на Иртыше, нащупывать из устьев Оби дороги в Индию и Японию. Российские дипломаты сближаются с Испанией, владевшей ключами к золоту Америки, собирают сведения об алжирских корсарах, голландских китобойных флотилиях, французских военных портах и английских колониях в Вест-Индии. В сентябре 1723 года по мирному договору с Персией к России отходят прикаспийские области с Дербентом и Баку и области на юге Каспия. Тогда же заложены военный порт в Астрахани, адмиралтейство в устье Волги, в преддверии возможной войны с Турцией возобновляется судостроение на Дону и Днепре. Все эти параллельные шаги Петра были призваны развернуть европейскую торговлю в российском направлении.

       Фото: Фото предоставлено М. Золотаревым Рогервик. С карты конца XVIII века. Исторический архив Эстонии

       ТАИНСТВЕННЫЙ НЕЗНАКОМЕЦ

       Среди насущных задач на первый план выдвигалась необходимость нового, современного порта на Балтике, откуда открывались бы дороги в океан. Внимание Петра привлек небольшой залив к западу от Ревеля, со всех сторон окруженный неприступными скальными утесами. Не считаясь с доводами своих советников, в частности генерал-адмирала Федора Апраксина, полагавшего, что постройка здесь порта под названием "Рогервик" — выброшенные в воду миллионы, Петр ясно видел его несравненные преимущества перед Кронштадтом и Ревелем. Во-первых, отсюда флот мог летом раньше выходить в море, а зимою позднее возвращаться. Во-вторых, в обширной гавани Рогервика могло поместиться несколько сот военных кораблей. В-третьих, в залив вел "один только вход и если построить здесь надежный мол, он будет охранять корабли от штормов". Кроме того, вода здесь была соленая, а не "смешанная, как в Кронслоте", с его мелководной и сильно опресненной акваторией, насыщенной микроорганизмами, из-за которых быстро прогнивала подводная часть деревянного корпуса судов.

       Именно в Рогервике началась таинственная история, которая по сей день не дает покоя исследователям Петровской эпохи.

       Фото: Фото предоставлено М. Золотаревым Пиратская стоянка. С гравюры XVIII века

       Серым декабрьским днем 1723 года, спешно миновав Ревель, сюда прибыл небольшой государев санный обоз из Санкт-Петербурга. Сопровождавший его прокурор Адмиралтейской коллегии Иван Козлов представил верительные грамоты полковнику Емельяну Маврину, осуществлявшему руководство строительством в Рогервикской гавани, и в тот же день явился к нему на квартиру в сопровождении неизвестного человека, одетого в черный камзол без офицерских галунов. Следуя указаниям из Петербурга, незнакомца поселили "тайно в особливых покоях" и в течение следующих дней его "не токмо другим кому видеть, но и означенный полковник Маврин не видал". 15 декабря он спешно покинул свое убежище, переправившись на фрегат "Декронделивде", прибывший накануне из Ревеля. Через несколько часов в гавань вошло другое судно, фрегат "Амстердам-Галей", также пришедшее из Ревеля. Вечером в капитанской каюте "Декронделивде" состоялось совещание, на котором присутствовали Козлов, таинственный незнакомец и командиры фрегатов. Козлов объявил офицерам, что они поступают в распоряжение незнакомца, и предупредил их, чтобы все его приказы выполнялись без промедления, а корабли готовились к выходу в море.

       Фото: Фото предоставлено М. Золотаревым Так представляли пиратскую фортецию английские иллюстраторы в начале XVIII века

       На Балтике между тем гуляли шторма. Стояла промозглая холодная погода, задувал сильный ветер с дождем и снегом. Плавание же явно замышлялось дальнее: грузили доски и крючья для абордажного боя, продовольствие заготавливали на несколько месяцев. Было отдано распоряжение в 10-дневный срок укомплектовать фрегаты лучшими матросами и солдатами, а "указ содержать секретно". Корабли замаскировали под торговые суда. Им предписывалось плыть без вымпелов и "от всех церемоний (как в здешнем море, так и в большом) удаляться". На флагманском фрегате "Амстердам-Галей" находились полные комплекты флагов, гюйсов и вымпелов различных морских держав: Великобритании, Пруссии, Нидерландов, Дании и Швеции, а также "остинской флаг". Фрегаты снарядили "без промедления", но в полнейшей "конфузии", все делалось как придется, и едва можно было бы "поверить, что морской человек оные отправлял". Перед выходом в море не были даже осмотрены и отремонтированы днища фрегатов, а грузы размещались как придется. Матросы вконец обносились, пресную воду, провиант и лекарства собирали по крохам. Командир Ревельского порта, посетовавший на отсутствие в городе необходимых медикаментов, тут же получил из Петербурга исчерпывающую резолюцию: "Лекарств, которых не имеетца, прикажите тот час или купить или другим каким ни есть способом достать... Имейте крепкое старание и весьма того бойтесь, ежели требующее при Ревеле, что есть до вас, тем исправлено не будет. Оное взыщетца жестоко все на вас, и никакие отговорки не примутца".

       Фото: Фото предоставлено М. Золотаревым Карл XII. Портрет работы И.-Г. Ведекинда. 1719 год

       Офицеры кораблей отчетливо видели погрешности, допущенные при подготовке, капитаны жаловались руководителю плавания. Да он и сам находил массу недоделок. Однако чья-то высшая воля нависла над всеми, и мнение участников плавания, по-видимому, никого не интересовало.

       В субботу 21 декабря в 6 часов утра фрегаты подняли якоря и пошли в открытое море. Но куда?

       Единственным, кто знал о целях и маршруте плавания, был человек, назначенный руководителем экспедиции, — загадочный незнакомец, проживавший в строгой изоляции у полковника Маврина. Странным и таинственным было его поведение в Рогервике. Он не выходил из дома и ни с кем не разговаривал. Даже когда он в своем черном морском колете появился на причале порта, никто не услышал от него ни единого слова.

       Фото: Фото предоставлено М. Золотаревым Триумфальная процессия правителя Голконды Абдаллы Кутбшаха. Миниатюра середины XVII века

       ПЕРЕГОВОРЫ С ПИРАТАМИ

       Только посвященные в Петербурге знали секрет незнакомца. Им был вице-адмирал датчанин Даниил Якоб Вильстер. Родился он в 1669 году в Копенгагене и там же окончил Королевское мореходное училище. Свои первые плавания Вильстер совершил в Вест-Индию и Ост-Индию, после чего воевал на голландском, датском и шведском флотах. С юных лет Вильстер подавал большие надежды, обещал со временем стать хорошим офицером и медленно, но неуклонно повышался в чинах. Вот только характер у него был тяжелый. Этот державшийся независимо своенравный человек постоянно ссорился с начальством, на него то и дело строчили жалобы и доносы. Он часто впутывался в сомнительные истории и не всегда ладил с законом. В 1712 году за просчеты при ведении боевых действий против шведов датский военный трибунал приговорил его, уже контр-адмирала, к тюремному заключению. Это наказание было впоследствии заменено почетной отставкой, но служить в Дании Вильстеру больше не привелось. Он перешел на сторону бывших противников и, воюя теперь против датчан, в одном из сражений потерял ногу, но отличился и был произведен в вице-адмиралы.

       Многое в жизни этого человека окутано завесой тайны. Корабли, которыми он командовал, выходили в море под разными флагами, и Вильстер, словно вечный скиталец, кочевал из страны в страну. Не прижился он и в Швеции, откуда по неизвестным причинам бежал, чтобы на время осесть в Гамбурге. Там он скрывался от шведов и там вступил в секретные переговоры о переходе на русскую службу. В 1721 году Вильстера приняли на Российский флот, и он прибыл в Петербург, на свое последнее место службы. В России карьера вице-адмирала складывалась как будто успешнее. После полутора лет рутинной службы все лето 1723 года он провел с флотом на маневрах в Балтийском море. Он встречался с Петром, стремился заручиться его благоволением и не раз вел с императором доверительные беседы. Тогда-то он, видимо, и рассказал Петру об одной тайной странице шведской дипломатии.

       По словам Вильстера, в самый разгар Северной войны Карл XII вел переговоры со странными людьми, прибывшими с далекого Мадагаскара. Появились они в 1713 году. К секретарю шведского посольства в Ганновере Иоганну-Габриэлю Верфлингу явились два человека из Южных морей — некий капитан Симон Сен-Лежер с сыном Самюилом, которые от лица тамошних пиратов предложили в обмен на шведский протекторат передать в казну Карла XII 500 тысяч фунтов и прислать 25 кораблей. "Среди нас очень мало шведов, и никогда мы не нападали ни на один шведский корабль", — заявили пиратские эмиссары. Предложение заинтересовало штатного секретаря иностранных дел Швеции Даниила Никласа фон Гепкина, который распорядился выбрать для разбойников подходящее убежище на юго-западном побережье Швеции — небольшой порт Кунгсбакка, откуда можно было контролировать перевозки по проливу Каттегат. Однако Карл XII в это время находился в Османской империи, и переговоры прервались.

       Фото: Фото предоставлено М. Золотаревым Остров Мадагаскар. Карта XVII века

       У пиратов между тем были все основания для тревоги. В Индийский океан докатывались волны войны с пиратством, объявленной военно-морскими державами. В Вест-Индии, на Багамских островах и у побережья Северной Америки безжалостная охота на морских грабителей шла уже несколько лет и заставила пиратские группировки уходить из Атлантики в Индийский океан и искать укромные базы вокруг острова Мадагаскар, и в первую очередь на острове Сент-Мари. Теснимые со всех сторон, осевшие здесь головорезы, "ушлецы из Европы", решили "легализовать" свою деятельность и, получив охранную грамоту, принять подданство одной из держав. В первую очередь они рассчитывали на поддержку Швеции, Дании и Османской империи.

       Главной "наживкой", с помощью которой они рассчитывали получить протекцию, стали якобы нажитые ими пресловутые сокровища. Об этих накопленных пиратами сокровищах в Европе ходило немало разговоров. Например, в донесении от 23 июля 1722 года генерал-губернатор одного из островов в Вест-Индии, маркиз Леон Дюэль де Сорель, откровенно признавал, что "из всех пиратов <...> наименее богатые имели при себе до 5 тысяч фунтов в пиастрах, что позволяет нам предположить, что они могли завезти на остров сумму до 100 тысяч пиастров, которая там бы осталась и пошла бы на благо колонии". В лондонских тавернах спорили о том, можно ли верить слухам, что правительство готово простить морских бродяг при условии, что они передадут в казну четверть из награбленных ими несметных сокровищ, масштабы которых выходили за все мыслимые границы и якобы доходили до 20 миллионов фунтов. Перед такими суммами трудно было устоять. Весной 1715 года шайка из 100 французов и 90 англичан под руководством некоего ирландца заявилась на французскую Мартинику, чтобы заключить сделку с местным губернатором. Последний, узнав, что пираты готовы заплатить за амнистию миллион фунтов, встретил их с распростертыми объятиями. В рискованной игре в амнистию "сильные мира сего" с морскими разбойниками в средствах не стеснялись: печатали манифесты об амнистии и вывешивали их в церквях или раздавали на рынках, а то и вовсе запечатывали тексты в бутылки, которые бросали в гавани, где пираты пополняли запасы пресной воды.

       В декабре 1709 года вопрос о прощении пиратов с Мадагаскара обсуждался в лондонской палате общин. Инициатором выступил известный политик из партии тори вице-адмирал Перегрин Осборн, маркиз Кармартен. Поводом стала информация о состоянии дел на острове, полученная от Джона Бенбоу, сына вице-адмирала Джона Бенбоу. Потерпев крушение возле южного побережья Мадагаскара, он попал в плен к туземцам, умудрился бежать и добрался до Форт-Дофина, откуда на голландском судне возвратился в Англию. По словам Бенбоу, пираты не только хотят вернуться на родину, но и готовы оплатить свою амнистию. Как раз к парламентским слушаниям подоспела и петиция, поданная женами и родственниками мадагаскарских пиратов, подписанная некоей Мэри Рид и еще 47 товарками. Маркиз Кармартен направил королеве Анне "мемориал", в котором изложил причины, руководствуясь которыми следует искать решение о прощении пиратов на самом высоком уровне. Справиться с пиратской угрозой, прибегнув к сугубо военным средствам, по его мнению, вряд ли удастся, так как пираты, благодаря дружбе с туземцами, всегда могут найти безопасное прибежище где-нибудь в глубине острова. Наилучшим решением станет королевское прощение, тем более что четверо из пяти пиратов, обретающихся на острове, говорят по-английски. Моральный аспект, связанный с амнистированием тех, кто много лет грабил торговые суда, Кармартена совершенно не смущал. По мнению бравого адмирала и известного дельца, в свое время добившегося от царя Петра табачной монополии, на подобные вещи можно смотреть сквозь пальцы. "Несмотря на то, что их сокровища захвачены путем разбоя, — утверждал маркиз, — сомнительно, чтобы они когда-либо могли бы быть возвращены собственникам, так как они были захвачены (полностью или большей частью) у подданных Великого Могола и сейчас, закопанные где-то на Мадагаскаре или рядом с ним, не приносят никакой пользы". Гораздо полезнее, по мнению маркиза, воспользоваться кладами пиратов самому правительству, перевезя их в Англию; пиратов же нужно принять на службу в британский флот. Только, разумеется, им следует предоставить гарантии безопасности, а также направить к ним вместе с эскадрой из четырех или пяти судов "хорошо им известного человека".

       Фото: Фото предоставлено М. Золотаревым Маркиз де Лангалери

       "КОРОЛЬ МАДАГАСКАРА"

       Подобные посредники уже давно обивали пороги европейских столиц. Среди них выделялся некий Жозеф Жумар, "главнокомандующий морями Америки и Африки", он же граф де Линанж и "герцог Ангелпонта, Мадагаскара и Офира", появившийся в 1715 году в Нидерландах. Граф был хорошо известен французским властям как кальвинист и противник "тирании" Людовика XIV, когда-то пытавшийся с помощью англо-голландских войск возвести на престол герцога Лотарингского. Поплатившись за свои дерзкие замыслы пятью годами заключения в Бастилии, граф де Линанж умудрился бежать из заключения и странствовал по Европе, по слухам, он даже некоторое время служил Петру I. В Гаагу он прибыл разодетый словно вельможа, в сопровождении темнокожих слуг в шикарных ливреях, секретарем при нем состоял прожженный финансист раввин Исаак Мензес д’Акоста. На переговорах с местными банкирами и политиками де Линанж поведал, что выбран королем Мадагаскара и под его управлением пребывает около 100 тысяч пиратов. В обмен на протекторат Гааги граф предложил передать пиратские сокровища и выступить посредником в налаживании торговли с Востоком.

       Колоритно выглядел и компаньон графа де Линанжа, некий Филипп де Жантиль, маркиз де Лангалери, I барон де Сантонж. Происходил он из знатного лимузенского рода и дослужился до чина генерал-поручика французской армии. Перейдя на службу в имперскую армию, маркиз принял кальвинизм, некоторое время обретался в Берлине, Гамбурге и Бремене, а в 1711 году собирался возглавить восстание против турок в Черногории. В Нидерландах Филипп де Жантиль вынашивал планы религиозной войны с Ватиканом и пытался с помощью принца Гессенского организовать колонию протестантов на Мадагаскаре.

       В Гааге граф с маркизом нанесли визит турецкому послу Осману-аге, предложив помощь "20 тысяч храбрецов" и 60 кораблей для борьбы против папы римского Климента XI. В их планы входили похищение понтифика и оккупация Рима турецкими войсками совместно с освобожденными из рабства протестантами. В обмен на помощь османов авантюристы рассчитывали получить от Стамбула несколько островов в Греческом архипелаге, на которых планировали расселить "флибустьеров и корсаров" с Мадагаскара. Кроме того, при поддержке еврейских общин Амстердама, Альтоны и Гамбурга они собирались создать поблизости от Святой земли еврейскую колонию.

       Похождения "мадагаскарских королей" закончились печально. По приказу императора и с согласия короля Великобритании Георга I маркиза де Лангалери арестовали в Штаде под Бременом и отконвоировали в Вену, а затем заточили в камеру замка Рааб, где он скончался, заморив себя голодом. Задержан был и граф де Линанж: его посадили в Шпильберкский замок в Моравии, и больше о нем никто ничего не слышал.

       В 1716 году в Европе появился еще один "переговорщик" с Мадагаскара. Это был некий Ян Генрих Гюгетан, граф Гульденштайн, вступивший от имени пиратов в секретные контакты с датской короной и представивший меморандум с предложением помочь датским властям провести колонизацию Мадагаскара. Переговоры велись также и с курфюрстом Саксонским, королем Польским Августом II. Но главной фигурой, привлекавшей пиратских эмиссаров, стал шведский король Карл XII.

       В июне 1718 года в Стрёмстад, где находился Карл XII, прибыли очередные "пиратские" эмиссары: бывший офицер британского флота Джаспер Уильям Морган ("Капитан Морган") и его компаньон Жан Монери. Они получили от короля охранную грамоту, датированную 24 июня 1718 года, согласно которой Морган назначался губернатором Сент-Мари. Его прекрасную гавань предполагалось превратить в шведскую военную базу, а пираты становились подданными короны. Они также обещали передать королю часть накопленных сокровищ — около полумиллиона фунтов стерлингов. В соответствии с планами короля в Индийский океан должна была направиться секретная экспедиция под командованием подполковника Карла фон Врангеля, однако добраться до Мадагаскара ей не удалось.

       Фото: Предоставлено автором Адмирал граф Ф.М. Апраксин. Литография И.П. Фридрица. 1840-е годы

       Спустя три года, в 1721 году, уже после гибели короля под стенами крепости Фредрикстен, его преемница, королева Ульрика-Элеонора, направила на Мадагаскар вторую экспедицию. Ее возглавил генерал-адъютант командор Карл Густав Ульрих, который должен был добраться до испанского Кадиса, где была назначена встреча с "Капитаном Морганом".

       Словно командующий диверсионным отрядом, Ульрих на флагманском фрегате "Яррамас" в сопровождении четырех небольших, замаскированных под купеческие военных судов скрытно вел свой отряд, избегая заходов в порты и не поднимая военного флага. В октябре 1721 года он добрался до испанского Кадиса, по пути подвергшись нападению алжирских корсаров. Однако "Капитана Моргана" в Кадисе не оказалось, не слышали здесь и о "мадагаскарских пиратах". Когда же в феврале 1722 года Морган объявился, то начал делать Ульриху "всякие разные удивительные тайные предложения" и, по словам командора, так повернул дело, "чтоб невозможно дознатца", а затем и вовсе уехал в Геную. Тем временем на шведской эскадре начали происходить странные события: сначала была утеряна королевская инструкция, якобы упавшая в море, затем на кораблях "внезапно" поднялся мятеж. Офицеры отказались подчиняться командующему, что вынудило Ульриха вернуться в Швецию, где он был обвинен в провале всей операции, отдан под суд и едва избежал смертной казни.

       Трудно сказать, откуда Вильстеру были известны эти сведения и насколько они были достоверны. Шведы могли обращаться к нему за консультациями, зная, что он плавал в Индийском океане. К тому же он был знаком с несколькими шведскими офицерами, участвовавшими в экспедиции Ульриха, и те, возможно, были с ним излишне откровенны. Как бы то ни было, рассказ Вильстера пришелся как нельзя кстати и подтолкнул Петра I к тому, чтобы начать свою игру в Индийском океане...

       Фото: Предоставлено автором Пират Генри Эвери на фоне захваченного корабля Великого могола. С гравюры XVIII века

       ПЕРВАЯ ПОПЫТКА

       Разработанный императором маршрут плавания на Мадагаскар пролегал в стороне от оживленных морских трасс. Миновав Зунд и выйдя в Северное море, русские фрегаты должны были держать путь в Атлантику, взяв курс на Шотландию и Ирландию. В гавани по пути заходить разрешалось только в случае поломки, но производить ремонт следовало в кратчайшие сроки, так, чтобы, не теряя времени, идти дальше. Прибыв к месту назначения, в район пиратской базы на острове Сент-Мари, Вильстер мог поднять российский флаг и представить свои верительные грамоты некоей "высокомудрой особе" — "королю Мадагаскарскому", как его именует инструкция Петра. Подписывая ее "ваш приятель", император, по-видимому, полагал, что имеет дело с суверенным правителем острова, неким "владеющим королем". Облеченный полномочиями посланника Вильстер должен был "оного короля склонить к езде в Россию" — "ежели зимой, то в Колу, понеже там никогда не мерзнет, а ежели летом, то в Архангелгородский порт".

       Замысел Петра не исчерпывался возможной "протекцией" пиратам Мадагаскара: Вильстеру следовало плыть дальше, в Индию. Данная ему инструкция гласила: "...явитесь там Великомочному Моголу и всякими мерами старайтесь его склонить, чтоб с Россиею позволил производить коммерцию, и иметь с ним договор, которые товары потребны в Россию, также и какие в его областях товары из России надобны суть..." В случае успеха предприятия пиратским заливам Мадагаскара отводилась роль отправной базовой стоянки России на торговых путях в Индию...

       Покинув Рогервик, корабли не прошли и пары миль, как попали в шквальное ненастье. Лили жестокие декабрьские ливни и "с переменою снег", с севера налетел порывистый ветер. Мокрые паруса отяжелели и опасно кренили суда. Флагманский "Амстердам-Галей" дал сильную течь. Помпы едва успевали откачивать соленую воду, корабль чудом не пошел ко дну. Спасла близость берега, пробоину кое-как залатали. Но в целом корабли пребывали в плачевном состоянии, о продолжении похода не могло быть и речи. Пришлось вернуться в Ревель и встать на ремонт.

       Фото: Фото предоставлено М. Золотаревым Г. фон Мардефельд. Портрет царя Петра I. 1707 год

       Из Петербурга в адрес ревельских властей и командиров экспедиции полетели угрозы с требованием ускорить дело. Столичные чиновники предупреждали о строгой ответственности "за нерадение" и намекали на "жестокий гнев" вспыльчивого государя. Обстановка накалилась до предела. Самого Вильстера решили упрятать подальше — ему приказали уехать из Ревеля и тихо сидеть в Рогервике, пока не закончится ремонт кораблей. Одноногий адмирал, несмотря на все увещевания, решил остаться на "Декронделивде" в ревельской гавани, чтобы самому надзирать за работами. В объяснительном донесении он сообщал: "...неотлучно на корабле из каюты не выхожу и содержусь почти под мягким арестом, и выходу имею только, когда уже темнота ночная настоит, и меня б никто не видал. Токмо я человек не таков, чтоб мне дело поверенное оставить и не смотреть; ныне я сам вижу, что и при мне работою зело мешкотно отправляются, а ежели бы мне быть в Рогервике наипаче бы мешкота явилась".

       И все же кораблям так и не пришлось выйти в море. 21 января 1724 года случилась беда — недосмотрели отцы-командиры. При перегрузке якоря с "Амстердам-Галея" фрегат перевернулся, в открытые пушечные порты хлынула вода, и корабль затонул. Погибло 16 матросов — они не успели выбежать из трюма. Император "принял нещастие в немалом соболезновании", но, как объяснял генерал-адмирал Федор Апраксин, человек тут не властен: "хотя жаль, что такой случай постигает, однакож оное строится ни от кого иного, но от воли божеской". Из Петербурга поступило распоряжение главному командиру Ревельского порта готовить новые суда и выйти в море "как возможно наискорее, понеже медленность их ни на коим ином так жестоко не взыщется как на вас". Было приказано обшить днища фрегатов коровьими шкурами, которые в южных морях предохраняли от моллюсков. Но шкур на ревельских складах не нашлось, как не нашлось и нужного количества сосновых досок, гвоздей и даже подвод.

       Фото: Фото предоставлено М. Золотаревым Флот Петра I. Гравюра

       Потянулась переписка о поставках. Все висело на волоске, в том числе и судьбы руководителей. Брань, препирательства, угрозы посадить всех под арест и взаимные упреки сыпались как из рога изобилия, и наконец 4 февраля Вильстер получил письмо от Апраксина, в котором сообщалось: "его императорское величество указал намеренную вашу экспедицию удержать до другаго благополучнаго времени". Самому вице-адмиралу предписывалось "без умедления" ехать в Петербург.

       Что изменилось в Петербурге к февралю 1724 года? Может быть, в столице пришли к выводу о технической невозможности организовать плавание в столь короткие сроки или решение императора было продиктовано опасением, что тайна операции может раскрыться? Все, кто писал о Мадагаскарской экспедиции, на этом эпизоде и больших знаках вопроса рассказ заканчивали. Однако, как свидетельствуют архивные источники, тогда, зимой 1724 года, никакой речи об отмене экспедиции не шло и ставить точку было еще рано...

       Окончание см.: "Русский мир.ru" № 9, статья "Тайна командора Ульриха".

       Послать

       ссылку письмом

       Распечатать

       страницу