Материал из номера

       Октябрь 2016

       Скачать номер

       в PDF формате

       Легенда гласит, что маленький городок, стоящий издревле на реке Турья в волынских землях, получил имя благодаря прозвищу известного силой местного кузнеца Ковеля. С чьего-то легкого языка повелось, что "коваль" — это кузнец по-украински. Но на всей Руси ковалями когда-то называли тех кузнецов, что специализировались на ковке лошадей. Да и на современных ипподромах лошадиных "ортопедов" именуют не иначе как ковалями.

       Верна легенда или нет, но в 1518 году подданный польского короля Сигизмунда I князь Василий Сангушко присвоил Ковелю звание города. Вплоть до последней трети XIX века это был типичный уездный городок а-ля "Ревизор". Но в 1873 году через Ковель протянули железную дорогу из Киева на Брест. И город сразу приобрел военно-стратегическое значение. А когда тут сошлись железнодорожные ветки в шести направлениях, это значение увеличилось многократно.

       Всерьез и навсегда Ковель попал в историю именно благодаря паровозу. Германские войска захватили город летом 1915 года и сразу начали создавать восточнее этого железнодорожного центра мощный укрепрайон на берегах реки Стоход. Вопрос немецким Генштабом ставился так: удержим Ковель — и русские дивизии не смогут вырваться на оперативный простор между Брестом и Львовом, а стало быть, в центральную Польшу. Не удержим...

       Интуиция на войне — штука обязательная. Германцы с присущей им скрупулезностью укреплялись на всех рубежах Восточного фронта, которых им удалось достичь в результате Большого наступления 1915 года. Укреплялись, независимо от того, что они собирались делать в кампании 1916-го — обороняться или наступать. Так они были обучены. Но, видимо, интуиция вой-ны подсказывала немецким стратегам, что именно Ковель станет той подковой, что не даст им поскользнуться и, тем самым, спасет от гибели. Если не саму Германию, то уж полудох-лую Австро-Венгрию точно.

       Фото: М.Золотарев Ковель, оккупированный германскими войсками. Брест-Литовская улица. Сентябрь 1916 года

       О неудачных боях Русской армии на Стоходе во второй половине лета 1916 года, завершивших так называемый Брусиловский прорыв, уже написано (см.: "Русский мир.ru" № 8 и 9 за 2016 год. — Прим. ред.). Казалось бы, к сентябрю всем — и в Ставке Главковерха, и в штабе Юго-Западного фронта, и в корпусных штабах — все было ясно: наступление на Волыни надо остановить. И так достигнут максимум от возможного. Удалось отодвинуть линию фронта на 80–100 километров западнее, вернуть почти всю Волынь и Буковину, значительную часть Галиции, нанести колоссальные потери австрийцам и немцам в живой силе, взять огромные трофеи, вернуть солдатам победный дух. Наконец, русское наступление решительным образом повлияло на амбиции немцев на Западном фронте. После успехов армий генерала Алексея Брусилова у них уже не было сил вести наступательную операцию под французским Верденом. Но не тут-то было.

       До сих пор идут споры о том, что случилось далее — ошибка или предательство. О том, кто именно ошибся или кто именно предал. Так или иначе, но 16 сентября, согласно приказу главнокомандующего Юго-Западным фронтом Брусилова, усиленная полками Русской императорской гвардии 8-я армия генерала Алексея Каледина, самая успешная из тех, что участвовали в летнем наступлении, двинулась вперед — на -Ковель.

       Фото: Фото предоставлено М. Золотаревым Первая мировая война. Юго-Западный фронт. Эпизод боя близ города Дубно (в 100 километрах южнее Ковеля). Сентябрь 1916 года. Художник Н. Владимиров

       "ПОЧЕМУ ВСЕ НЕ ТАК?"

       В замечательном фильме о Великой Отечественной "На войне как на войне" командир танкового полка Дей в исполнении актера Михаила Глузского перед боем говорит, что в уставе не сказано о том, чтобы десятью машинами в лоб атаковать танковый батальон противника, спрятанный в укрытия. Однако приказ есть приказ. И его надо выполнять.

       Маленькое, но необходимое отступление. Фильм был снят по повести танкиста-фронтовика Виктора Курочкина. Он же значится и в соавторах сценария. Однако, сдается, его партнер и одновременно режиссер картины Виктор Трегубович, в армии не служивший, не всегда советовался с автором повести. Иначе не появился бы в сценарии танковый батальон СС, притаившийся за хатами маленького украинского села. Дело в том, что каждый такой батальон насчитывал 45 "тигров". И только безумный военачальник мог отдать подобный приказ.

       Главкоюз Брусилов и начальник штаба Ставки Главковерха Михаил Алексеев были совершенно нормальными людьми. И генералами с достойным послужным списком. Тем не менее приказ, отданный первым и не отмененный вторым, находился в явном противоречии с адекватностью. В чем странности?

       Фото: Фото предоставлено М. Золотаревым Михаил Васильевич Алексеев (1857–1918), генерал-адъютант Генерального штаба, генерал от инфантерии

       В августовских боях за Ковель, продолжавшихся две недели, войска 8-й, 3-й и Особой (Гвардейской) армий понесли серьезные потери, но сумели продвинуться лишь на 10 километров. Основных причин две: ландшафт и немецкие укрепления, над которыми противник колдовал несколько месяцев. Даже в конце лета, когда спадает вода, преодолеть болотистую пойму Стохода в несколько километров на восточном берегу — дело почти безнадежное. А на высоком западном берегу — колючая проволока в несколько рядов, три линии траншей, пулеметные гнезда, пристрелянные по квадратам тяжелые орудия. Даже сугубо гражданский человек поймет, что в осенних дождях атаки окажутся еще менее осмысленными.

       Странность вторая. За пять дней до начала Ковельской бойни начальник штаба Главковерха, а по сути, первое лицо в действующей армии Михаил Алексеев телеграфировал главкому Западного фронта Алексею Эверту: "Теперь наши серьезные наступательные действия на Стоходе не приведут к положительным результатам". Отсюда — напрашивающееся резюме: под Ковелем надо не в атаку бежать, а закопаться в землю. Но приказ Брусилова о наступлении состоялся! Нелепо тут рассуждать о субординации и амбициях. Куда интереснее другой вопрос: почему Алексеев отправил телеграмму с таким откровенным мнением не Брусилову, а другому комфронта?

       Фото: Фото предоставлено М. Золотаревым Ковель. Вид Луцкой улицы поздней осенью

       Странность третья. Сам Брусилов 14 сентября отдал приказ командарму-8 Каледину перенести направление удара южнее — на Владимир-Волынский. И в то же время — не забывать о наступлении на Ковель. Для этого на Волынь перебрасывались корпуса Особой армии. Впоследствии немецкие военные аналитики удивлялись: если есть возможность ударить кулаком, зачем бить растопыренными пальцами?

       Странность четвертая. При очевидном неуспехе операции в первую линию были выдвинуты самые доблестные и квалифицированные гвардейские части. В такой ситуации, если уж солдат не жалко, а победы хочется, резоннее отправить на смерть первыми тех, кто имел меньшую боевую ценность, уж простите за цинизм. Они погибли бы, но и определенный урон противнику нанесли, а там уж по нему, ослабленному, самое время ударить главной силой. Ан нет! 14 сентября в первую линию встали лейб-гвардии Преображенский и лейб-гвардии Егерский полки. За ними — семеновцы и измайловцы. Вся 1-я Гвардейская пехотная дивизия. Севернее позиции заняли полки 2-й Гвардейской дивизии: московцы, лейб-гренадеры, павловцы и финляндцы. Трудами многих месяцев после потерь 1914 года восстановленная элита гвардейской пехоты!

       Фото: Фото предоставлено М. Золотаревым Алексей Максимович Каледин (1861–1918), генерал от кавалерии, деятель Белого движения

       В первый же день битвы тяжело ранило командира 14-й Его Высочества роты Преображенского полка капитана Сергея Торнау. Барон выжил и оставил воспоминания: "Германцы, к которым тем временем подошли резервы, возвратились в свои окопы и стали нас снова засыпать огнем. Сменившие меня у пулемета два пулеметчика были убиты на месте, едва я успел отползти несколько шагов в сторону. Первая полурота находилась под самой проволокой, и я послал к Малевскому подряд несколько человек, с приказанием окопаться и ждать дальнейших распоряжений. Огонь был настолько силен, что ни один из посланных не дошел до назначения, все были перебиты, едва они показались на гребне. Потери моей второй полуроты были громадны. Из ста с чем-то солдат у меня под рукой оставалось всего четырнадцать человек". Младший офицер роты подпоручик Андрей Малевский-Малевич 2-й погиб. Юного подпоручика солдаты любили. Да так, что один из них, сибиряк Меженин, без приказа начальства три ночи ползал к вражеским окопам, чтобы снять с проволоки тело командира и вынести к своим. Вынес.

       "ВРОДЕ ВСЕ КАК ВСЕГДА"

       Драка возобновилась 20 сентября. Настал черед умирать солдатам лейб-гвардии Семеновского и лейб-гвардии Измайловского полков. А вместе с ними — оставшимся в живых преображенцам, лейб-егерям и бойцам армейских пехотных дивизий, входивших в состав армии Каледина.

       В полковых штабах о предстоящей атаке узнали заранее. Передовые части обрадовали тем, что загодя начнется массированная артиллерийская подготовка, которая по замыслу высокого командования разнесет в клочья полевые укрепления германцев и австрияков. Стало быть, гвардейцы пройдут вглубь боевых порядков противника, как на параде во время красносельских маневров мирного времени. И гвардейцы пошли в бой, как на парад. Вот только артподготовка завершилась неожиданно — вечером 19 сентября. На "передке" недоумевали: что случилось? Наступление перенесли? Или отменили вовсе? Ротные и батальонные командиры ждали уточнений сверху. В окопах шептались опытные унтера и солдаты-кадровики. Но никаких пояснений в полки не поступило. Равно как и приказа об отмене приказа наступать. Пехота и так не шибко верила в успех огня полевых трехдюймовок, в принципе неспособных "разносить в клочья" стационарные полевые укрепления. А тут еще и полное прекращение огня по невыясненным причинам. Ясно было только одно: "ерманец" — не дурак, раз пушки молотили 13 часов кряду, стало быть, поутру русские пойдут в наступление. И он, "ерманец", встретит как полагается. Ночью в наших линиях было слышно, как на той стороне шаркают лопаты, стучат молотки, скрежещет колючая проволока. Немцы восстанавливали то немногое, что было разрушено при артобстреле. Известно, что в канун атаки в одной из траншей собрались господа офицеры. Кто-то сказал о необходимости отказаться от атаки, чтобы зря не губить людей. Кто-то возражал, что за двести с лишним лет истории полка не было такого, чтоб семеновцы отказались идти в бой. Кто-то предложил оставить солдат в окопах и на бруствер подняться только офицерам...

       Фото: М.Золотарев Ковель. Железнодорожный вокзал. 1916 год

       Штабс-капитан лейб-гвардии Семеновского полка Юрий Макаров писал в мемуарах об этой истории так: "Как оказалось потом, немцы чинить проволоку и не думали, а просто выкатили на катушках буты новой проволоки, даже не выходя из окопов, и к утру их заграждение стояло как новенькое". А вот еще — о бессмысленной и кровавой атаке: "Стрелка на ручных часах, со светящимся циферблатом, показывает без 3-х минут 4, без 2-х минут... Время ползет необычайно медленно. Наконец — 4. Тихо. Еще минута и вся немецкая линия затрещала. Поехало! В это же мгновение их артиллерия стала бешено крыть по нас шрапнелью и гранатами... Только что вы-шли, начались потери... Стрельба по нас еще усиливается. Два или три прямых попадания прямо в ходы... Стенки обваливаются, ходы начинают мелеть... Еще через десятка два шагов начинают попадаться на дне лежащие люди. Сначала в один слой, потом в два слоя. Тут и убитые, и раненые, и просто бросившиеся от страха ничком на землю... Таких, пожалуй, больше всего. Идем по живым людям, как по мостовой. Топчем их без жалости. Подымается злоба... Никакого "упоения в бою, и бездны мрачной на краю" я, разумеется, не испытывал. Но то, что мои люди, как говорил державный основатель, "на тысячи смертей устремляясь", по моему голосу за мной пошли, и как пошли, и я знал уже, что и дальше пойдут, — доставило мне тогда ощущение самого острого счастья".

       Ощущение "острого счастья" штабс-капитана быстро покинуло, и на его место пришло ощущение острой физической боли. Тяжелое ранение выбило Макарова из семеновских рядов навсегда. И сколько человек его 12-й роты вернулось из атаки, он так никогда и не узнал.

       Фото: Фото предоставлено М. Золотаревым Александр Павлович Кутепов (1882–1930), генерал от инфантерии

       Измайловцы атаковали лихо и быстро захватили две линии немецких окопов. Уцепились за опушку леса. С помощью дивизионного резерва из двух батальонов лейб-егерей отбили германские контр-атаки. Но когда в бой пошла немецкая резервная Померанская пехотная дивизия, стало очевидно, что позиции не удержать. Слишком неравными были силы. Но как это часто случалось в истории Русской гвардии, выручили преображенцы. Об этой атаке 2-го батальона лейб-гвардии Преображенского полка под командой капитана Александра Кутепова вспоминали многие. Например, на тот момент поручик-преображенец Владимир Дейтрих: "Величие этого зрелища я никогда не забуду. В нем была жуткая, чисто эпическая простота. По пологому скату к окутанному дымом от разрывов лесу преображенские цепи шли, как на учении, без выстрела в суровом молчании, без перебежек и не ложась, лишь затягивая и смыкая образовавшиеся в них от огня прорывы. Захлебываясь, визгливо трещали пулеметы... То тут, то там, точно отталкиваясь от разрывов снарядов, поднимались над землей буро-черные столбы дыма, расплывавшиеся в воздухе, как масло на бумаге... Комьями ваты висели в воздухе шрапнели... Люди падали, а цепи шли. Шли упорной тяжелой поступью. За второю волной, с группой связи был виден Кутепов. Разрыв... Все исчезло в дыму. Но развеялся дым, и... по-прежнему золотятся на солнце погоны Кутепова. Наступающие цепи в смертоносном ритме продвигаются все дальше и дальше. Уже погас артиллерийский огонь. Все реже визгливый перелив пулемета. Крики "ура"... Кутепов входит в лес. Свинюхинский лес называли потом Кутеповским лесом..."

       К слову, сам Кутепов — выходец из армейской среды, в преображенцы был переведен "за боевые отличия" в русско-японской войне. Но родился, видать, петровским гвардейцем. В том бою его полк потерял еще 660 человек. Где-то рядом в эти дни дралась 3-я гвардейская пехотная дивизия: литовцы, кексгольмцы, петроградцы и волынцы. Вместе с ними — гвардейские стрелки. Из 3-й дивизии сводки пришли такие: из 180 офицеров в строю осталось только 26.

       Захватив позиции у стертых с лица земли деревень Свинюхи и Корытница, гвардейцы отправили в штаб армии сообщение, требуя подкрепления. Понимали, что немцы скоро придут в себя и попрут в контратаки. Штабные вняли и в ответ проинформировали, что 10-я Сибирская стрелковая дивизия снялась с бивака и... скоро будет. "Скоро" растянулось на двое суток. Сибирцы, строго следуя приказу, явились только 23 сентября.

       Фото: Фото предоставлено М. Золотаревым Василий Иосифович Гурко (1864–1937), генерал от кавалерии

       "КОГДА ОН НЕ ВЕРНУЛСЯ ИЗ БОЯ"

       Через четыре дня, отведенные на короткий отдых, гвардейцы узнали, что 10-я Сибирская стрелковая дивизия перестала существовать. Как, собственно, почти весь 4-й Сибирский стрелковый корпус. Прежде чем в Кутеповский лес пришли германские пехотные батальоны, позиции сибирцев перепахали орудия 57 вражеских батарей, добрая половина которых были тяжелые. Только в 10-й дивизии и только пленными было потеряно свыше 2800 человек. Восстанавливать никому не нужное положение отправили обескровленных преображенцев, измайловцев и лейб-егерей. И они — в который раз — справились! Остановили немцев и вернули под контроль часть свинюхинских позиций. К тому же спасли от плена собственную 1-ю лейб-гвардии Артиллерийскую бригаду. Та, оставленная для поддержки сибирцев, отбивалась от вражеской пехоты прямой наводкой.

       Но собственных больших генералов полковым командирам остановить было не дано. В тот день, когда сибирцы сменили на позициях гвардию, начштаба Главковерха Алексеев отправил командующему фронтом Брусилову не то чтобы приказ и не то чтобы совет: прекратить наступление на Ковель и перебросить все возможные силы южнее — на львовское и карпатское направления. Там достичь каких-то успехов было не в пример реальнее. Представить себе такое довольно трудно, если вообще возможно. Но Брусилов на "совет" из Ставки внимания не обратил. И продолжил гнобить солдат на Волыни.

       Фото: Фото предоставлено М. Золотаревым Передовые окопы и проволочные заграждения на позиции. Декабрь 1916 года

       Сегодня обвинения предъявляют разным военачальникам. Тому же Алексееву, что не настоял на своем. Командарму-8 Каледину, так как именно он в силу должности подписывал приказы по гвардейским частям. -Командующему Особой армией генералу Василию Гурко, который, в отличие от формально управлявшего гвардейцами Каледина, фактически гнал людей на убой. Дивизионным командирам. Однако основная тяжесть вины лежит на плечах Алексея Брусилова. И на сей счет спорить совершенно бессмысленно. Система управления фронтами во время Первой мировой вой-ны была такова, что главкомы были предельно самостоятельны в своих решениях. И лишить их инициативы можно было только одним способом: удалив с поста. В этой части упрек можно и нужно адресовать Верховному главнокомандующему — императору Николаю II. Конечно, монархисты-фанаты могут возразить. Мол, уж больно высок был авторитет Брусилова после Луцкого прорыва во всем российском обществе. И его отставку в народе могли не понять и не принять. Но в той ситуации требовалось рискнуть. И лучше было потерять одного Брусилова, чем сотни тысяч лучших солдат и тысячи преданных престолу офицеров.

       Бои за Ковель продолжались. Новое наступление началось 2 октября. В военной историографии его называют Шестой Ковельской битвой. Она оказалась столь же бессмысленной с точки зрения результата и столь же насыщенной человеческими жертвами, как и предыдущие пять. Генерал-квартирмейстер Особой армии Борис Геруа, еще в июле 1916 года командовавший лейб-гвардии Измайловским полком, писал по этому поводу в книге "Воспоминания о моей жизни": "В сущности, армия в этот период занималась не боевой тактикой, а статистикой потерь. Идея Гурко была: долбить, но не разрушать боеспособности своих войск. Как только долбящая единица понесла "довольно потерь", она сменялась другой. Для того и понадобилось тринадцать корпусов. В то время, как боевая линия обозначала шаг на месте, тыл армии по ночам кипел жизнью — все куда-нибудь маршировали. Смена одних частей другими этого требовала". А военный исследователь-эмигрант Антон Керсновский подводил итог: "Последняя сентябрьская неделя и первые октябрьские дни были, пожалуй, самым тяжелым временем ковельской страды. От войск, чередовавших тяжелые инженерные работы с кровопролитными и малоуспешными штурмами, требовалось страшное напряжение. 25 сентября вел упорнейший бой XXV армейский корпус генерала Корнилова, поддержанный XXXIX корпусом. 1 и 2 октября гвардейские стрелки истекли кровью в Квадратном лесу. 3 октября расстреляны на проволоке стрелки I Туркестанского корпуса и снова XXV армейский корпус. Эти трехдневные жестокие и кровопролитные бои мы можем назвать Шестым (и, к счастью, последним) Ковельским сражением". Для справки: Керсновский всегда использовал старый стиль летоисчисления.

       Фото: Фото предоставлено М. Золотаревым Воронка от тяжелого снаряда неприятеля. Юго-Западный фронт. Сентябрь 1916 года

       Успокоил ретивых генералов все-таки император. Он напрямую потребовал немедленно прекратить бойню на Волыни. В определенном смысле этому способствовала и его супруга. Всяк кому не лень и тогда и нынче обвиняет царицу в германофильстве. На самом деле Александра Федоровна и к Германии в целом, и к императору Вильгельму в частности относилась, мягко говоря, без симпатии. Наряду с германскими генами она унаследовала и гены британского королевского дома. В случае же с Ковельскими сражениями она выступила предельно твердо и однозначно. 8 октября она отправила в могилевскую Ставку из Царского Села следующее письмо: "О! Дай снова приказ Брусилову остановить эту бесполезную бойню, младшие чувствуют, что начальники их тоже не имеют никакой веры в успех там — значит, повторять безумства Германии под Верденом?.. Наши генералы не считают живых, они привыкли к потерям, а это грех; вот когда есть уверенность в успехе, тогда другое дело".

       Апологеты брусиловского таланта приводят статистику потерь Юго-Западного фронта в период с июня по октябрь 1916 года, ссылаясь почему-то только на самого Алексея Алексеевича. А он без всяких доказательств утверждал, что вверенные ему армии потеряли убитыми, ранеными, пропавшими без вести, пленными около 500 тысяч человек. В то время как враги лишились 2 миллионов. На самом деле картина куда как менее отрадная. По самым осторожным оценкам, Юго-Западный фронт за указанный период потерял около миллиона солдат и офицеров. Соотношение потерь, включая пленных, примерно 1:1. Но ведь одними цифрами все не объяснишь. Этот миллион — они кто?

       Фото: Фото предоставлено М. Золотаревым Алексей Алексеевич Брусилов (1853–1926), генерал от кавалерии

       Наряду с неопытными новобранцами третьеочередных дивизий это еще и цвет Русской армии — ее гвардия, в которую, несмотря на бремя войны, отбирали лучших. Это кадровые гвардейские офицеры, многие из которых имели опыт русско-японской войны. Это уцелевшие в первый год войны старики-унтеры, тот самый сержантский состав, без которого любая армия теряет значительную часть боеспособности. На Стоходе и в Ковельской мясорубке Русская императорская гвардия лишилась более половины личного состава. А многие из тех гвардейцев, да и обычных проверенных боями воинов, кто выбрался из Волыни, потеряли нечто иное — веру в незыблемость генеральского и офицерского авторитета и желание блюсти присягу до конца. В миллионах солдатских сердец погибла надежда победно кончить войну в 1916-м, ее сменило животное чувство самосохранения и лютая ненависть ко всему окружающему. Генерал-лейтенант Владимир Доманевский, служивший в 1916 году вдалеке от Волыни — начальником штаба Экспедиционного корпуса в Персии, — с помощью той самой интуиции кадрового военного осознал страшную в своей простоте истину: "Наступления в 1916 году обратились в прелюдию марта и ноября 1917 года". Если верить личному мнению уже поминавшегося генерала Геруа, личность самого Доманевского, человека одно время очень близкого к высшим чинам гвардии, весьма неоднозначна. С Восточного фронта в Персию он перевелся со скандалом, грешил спиртным... Но ведь мы не о генерале, а о его прогнозе, который оказался предельно точным...

       Река Стоход стала наковальней, а ковельский укрепрайон немцев — молотом. Так что легенда о силаче Ковеле — как тот дым, что не бывает без огня.

       Послать

       ссылку письмом

       Распечатать

       страницу