Стихи

       Опубликовано в журнале Дружба Народов, номер 1, 2024

       Пагын Сергей Анатольевич — поэт. Родился в 1969 году в г. Единцы (Молдавия). Окончил филфак Бельцкого пединститута. С 2000 года — главный редактор регионального издания ？Норд-инфо？. Автор шести книг стихов, в том числе ？Просто жизнь？ (2017) и ？Спасительный каштан？ (2022). Дипломант Международного поэтического конкурса им.Н.С.Гумилёва ？Заблудившийся трамвай？ (2010), лауреат премии ？Молодой Петербург？ (2011) и журнала ？Дружба народов？ (2022). Живёт в г. Единцы.

       На закате

       Какие бури разрывают небо!

       Какой огонь пылает в вышине!

       А ты идёшь домой на запах хлеба,

       на свет игрушки ёлочной в окне.

       И тихо так, как будто бы на свете

       лишь снег земной…

       И веточка во сне

       слегка дрожит, цветёт, не зная смерти,

       в студёном полыхающем огне.

       * * *

       Пространства всё больше, и строже

       молчанье большое его.

       И бездны заполнить не может

       летящей листвы вещество.

       И щебет синичий стихает

       меж голых ветвей без следа,

       когда к ним порой приближает

       внимательный лик пустота.

       Так песню, бывает, затянешь,

       хлебнув по дороге вина,

       и тут же замолкнешь, и встанешь —

       такая вокруг тишина,

       что голос твой здесь неуместен,

       как в снеге предутреннем гром,

       как лёгкое платье невесты

       за скорбным и длинным столом.

       * * *

       Бесснежный принял ты январь…

       Ну, вот и жить тебе

       с тоской старинной, словно ларь

       в заброшенной избе,

       с бессонным ветром, по дворам

       гуляющим, как пёс,

       с печальной мамой, по утрам

       светящейся от слёз,

       от снов, где всех, кто так любим,

       она зовёт с крыльца,

       с неясным, тонким, дорогим

       присутствием отца

       среди явлений и вещей

       в натопленном дому.

       Всё тише звон его ключей,

       что отпирают тьму,

       и всё светлей его ладонь,

       прозрачнее лицо…

       И зимний сумрачный огонь

       берёт тебя в кольцо,

       и ты горишь в горсти земной,

       как в масле горклом нить,

       живя любовью и тоской…

       А чем ещё и жить?!

       * * *

       Когда глядит молчащий человек

       в своё окно на падающий снег,

       то он не одинок на белом свете.

       И тот, кто — зренье чуткое одно,

       с ним рядом смотрит в зыбкое окно

       как рты снежинкам подставляют дети,

       смеясь, галдят, ещё без рукавиц,

       и смахивают капельки с ресниц,

       и лица поднимают в упоенье —

       и кажется, что снег стоит, а ты

       возносишься в объятья высоты.

       Такое вот простое вознесенье.

       * * *

       Мы с тобой проживём и зимой,

       ведь всё наше по-прежнему с нами.

       Замороженный воздух резной —

       как старинный комод с тайниками.

       В этих мреющих нишах ночных,

       в этих ящичках хитрых зеркальных

       столько разных чудес золотых,

       столько всяких вещиц музыкальных.

       Лишь рукою тихонько коснись,

       и откинется дверца упруго.

       Вот свисток, в детстве сделанный из

       абрикосовой косточки смуглой.

       Ты подуешь в него — полыхнёт

       настороженный иней на стенах.

       И детсадовский полдень войдёт

       в сердце дикой зимы неизменной

       безоглядно, светло, налегке…

       А пока мне угадывать сладко:

       льдистый жёлудь в твоём кулаке

       иль цветочная муха-журчалка?

       * * *

       Зима в провинции огромна,

       у края города, когда

       в давно не крашенные окна

       глазеет жадно высота.

       Ещё не время снежной манны,

       и рот чернеет пустоты.

       Не затмевает свет фонарный

       мерцанья близкого звезды.

       А утром — иней, птичья склока

       среди сияющих ветвей.

       Горят шипы чертополоха,

       став за ночь толще и длинней.

       И он как буквица — оттуда,

       из книги стародавних зим…

       И бытия земного чудо

       дыханьем полнится твоим.

       * * *

       Дерево заглядывает в дом.

       Видит человека за столом,

       он сидит, упёршись взглядом в стенку…

       Дерево выходит за края,

       за пределы инобытия,

       и в окно протягивает ветку.

       * * *

       Я видел сад заснеженный, и в нём

       печальных женщин в платьях разноцветных,

       в молчанье собирающих плоды.

       Простоволосы,

       пот на тонких лицах —

       не знал, что мёртвым от мороза жарко.

       И молодая бабушка моя

       в бордовом платье в блёстках золотистых

       мне яблоко горящее несла

       по полю

       через снег неодолимый.

       * * *

       Человек появляется на холме

       среди скирд кукурузных — ведь дело идёт к зиме.

       И пока он машет рукой с холма,

       происходит зима.

       Вырастает иней — уколы его легки,

       засыпает снегом русло сухой реки…

       И пока мы смотрим и машем ему в ответ,

       происходит

       свет.

       * * *

       Зима тебя стеною обнесёт —

       молчанием прозрачным, словно лёд,

       его потрогать можешь ты руками.

       За ним, по-рыбьи открывая рты,

       слова глядят из пресной темноты,

       тончайшими мерцая плавниками.

       Но всё порой смещается окрест —

       дома, деревья, вещи сходят с мест,

       молчание по кругу разбивая,

       и снова ты трепещешь и горишь,

       и говоришь,

       и всё же говоришь,

       для мёртвых и живущих воскресая.

       Пагын Сергей Анатольевич — поэт. Родился в 1969 году в г. Единцы (Молдавия). Окончил филфак Бельцкого пединститута. С 2000 года — главный редактор регионального издания ？Норд-инфо？. Автор шести книг стихов, в том числе ？Просто жизнь？ (2017) и ？Спасительный каштан？ (2022). Дипломант Международного поэтического конкурса им.Н.С.Гумилёва ？Заблудившийся трамвай？ (2010), лауреат премии ？Молодой Петербург？ (2011) и журнала ？Дружба народов？ (2022). Живёт в г. Единцы.

       На закате

       Какие бури разрывают небо!

       Какой огонь пылает в вышине!

       А ты идёшь домой на запах хлеба,

       на свет игрушки ёлочной в окне.

       И тихо так, как будто бы на свете

       лишь снег земной…

       И веточка во сне

       слегка дрожит, цветёт, не зная смерти,

       в студёном полыхающем огне.

       * * *

       Пространства всё больше, и строже

       молчанье большое его.

       И бездны заполнить не может

       летящей листвы вещество.

       И щебет синичий стихает

       меж голых ветвей без следа,

       когда к ним порой приближает

       внимательный лик пустота.

       Так песню, бывает, затянешь,

       хлебнув по дороге вина,

       и тут же замолкнешь, и встанешь —

       такая вокруг тишина,

       что голос твой здесь неуместен,

       как в снеге предутреннем гром,

       как лёгкое платье невесты

       за скорбным и длинным столом.

       * * *

       Бесснежный принял ты январь…

       Ну, вот и жить тебе

       с тоской старинной, словно ларь

       в заброшенной избе,

       с бессонным ветром, по дворам

       гуляющим, как пёс,

       с печальной мамой, по утрам

       светящейся от слёз,

       от снов, где всех, кто так любим,

       она зовёт с крыльца,

       с неясным, тонким, дорогим

       присутствием отца

       среди явлений и вещей

       в натопленном дому.

       Всё тише звон его ключей,

       что отпирают тьму,

       и всё светлей его ладонь,

       прозрачнее лицо…

       И зимний сумрачный огонь

       берёт тебя в кольцо,

       и ты горишь в горсти земной,

       как в масле горклом нить,

       живя любовью и тоской…

       А чем ещё и жить?!

       * * *

       Когда глядит молчащий человек

       в своё окно на падающий снег,

       то он не одинок на белом свете.

       И тот, кто — зренье чуткое одно,

       с ним рядом смотрит в зыбкое окно

       как рты снежинкам подставляют дети,

       смеясь, галдят, ещё без рукавиц,

       и смахивают капельки с ресниц,

       и лица поднимают в упоенье —

       и кажется, что снег стоит, а ты

       возносишься в объятья высоты.

       Такое вот простое вознесенье.

       * * *

       Мы с тобой проживём и зимой,

       ведь всё наше по-прежнему с нами.

       Замороженный воздух резной —

       как старинный комод с тайниками.

       В этих мреющих нишах ночных,

       в этих ящичках хитрых зеркальных

       столько разных чудес золотых,

       столько всяких вещиц музыкальных.

       Лишь рукою тихонько коснись,

       и откинется дверца упруго.

       Вот свисток, в детстве сделанный из

       абрикосовой косточки смуглой.

       Ты подуешь в него — полыхнёт

       настороженный иней на стенах.

       И детсадовский полдень войдёт

       в сердце дикой зимы неизменной

       безоглядно, светло, налегке…

       А пока мне угадывать сладко:

       льдистый жёлудь в твоём кулаке

       иль цветочная муха-журчалка?

       * * *

       Зима в провинции огромна,

       у края города, когда

       в давно не крашенные окна

       глазеет жадно высота.

       Ещё не время снежной манны,

       и рот чернеет пустоты.

       Не затмевает свет фонарный

       мерцанья близкого звезды.

       А утром — иней, птичья склока

       среди сияющих ветвей.

       Горят шипы чертополоха,

       став за ночь толще и длинней.

       И он как буквица — оттуда,

       из книги стародавних зим…

       И бытия земного чудо

       дыханьем полнится твоим.

       * * *

       Дерево заглядывает в дом.

       Видит человека за столом,

       он сидит, упёршись взглядом в стенку…

       Дерево выходит за края,

       за пределы инобытия,

       и в окно протягивает ветку.

       * * *

       Я видел сад заснеженный, и в нём

       печальных женщин в платьях разноцветных,

       в молчанье собирающих плоды.

       Простоволосы,

       пот на тонких лицах —

       не знал, что мёртвым от мороза жарко.

       И молодая бабушка моя

       в бордовом платье в блёстках золотистых

       мне яблоко горящее несла

       по полю

       через снег неодолимый.

       * * *

       Человек появляется на холме

       среди скирд кукурузных — ведь дело идёт к зиме.

       И пока он машет рукой с холма,

       происходит зима.

       Вырастает иней — уколы его легки,

       засыпает снегом русло сухой реки…

       И пока мы смотрим и машем ему в ответ,

       происходит

       свет.

       * * *

       Зима тебя стеною обнесёт —

       молчанием прозрачным, словно лёд,

       его потрогать можешь ты руками.

       За ним, по-рыбьи открывая рты,

       слова глядят из пресной темноты,

       тончайшими мерцая плавниками.

       Но всё порой смещается окрест —

       дома, деревья, вещи сходят с мест,

       молчание по кругу разбивая,

       и снова ты трепещешь и горишь,

       и говоришь,

       и всё же говоришь,

       для мёртвых и живущих воскресая.

       Повесть