Решения Чикагского саммита Североатлантического альянса (20-21 мая 2012 г.) явились некоей ？рецессией？ адаптации к новым геополитическим процессам в мире, как это было заявлено в 2010 г. в рамках лиссабонской Стратегической концепции. Преимущественный акцент сделан на подтверждении и возрождении характера целей, задач и политических догматов, определявших создание и развитие блока в ходе холодной войны. Саммит оперировал в целом усеченной картиной мировых процессов и лимитированным составом их участников: фигурировали главным образом союзники по коалиции в Афганистане и Ираке и кандидаты на присоединение к альянсу при последующих расширениях от Балкан до Украины и Грузии. Опущены акценты Стратегической концепции в пользу готовности НАТО к ？партнерству и политическому диалогу и практическому сотрудничеству с любыми государствами и значимыми организациями？, которые ？разделяют заинтересованность в мирных международных отношениях？ (раздел Партнерство, Стратегическая концепция НАТО). Партнерство с ？восходящими？ державами – Китаем, Индией, ？форматом？ БРИКС или тем более ОДКБ Декларацией саммита не предусматривается. В Чикаго однозначно подтвержден эгоцентрический подход, исключающий изменение курса на военно-политическое доминирование в мире, признание равноправия и взаимный учет интересов в области безопасности. Содействие урегулированию международных проблем и кризисных, конфликтных ситуаций рассматривалось чикагским форумом не с позиции обеспечения всеобщей безопасности, а исключительно в плане защиты интересов членов альянса в соответствии со статьей 5 Вашингтонского договора.

       Натовская встреча в Чикаго подтвердила ？заявку？ на геополитическую идентичность трансатлантического сообщества, его глобализованную ответственность и отход от традиционной однозначно евроатлантической направленности. Институирована политика новых азимутов вне атлантической зоны ответственности, ？свободы рук？ от Японии до Австралии и Новой Зеландии. К политике ？Эффективного и гибкого партнерства？ (своего рода ？инновационной системе？ в существующей стратегии), одобренной в апреле 2011 года на берлинском совещании мининдел НАТО, подключена Монголия. Таким образом, новая политика ？гибкого партнерства？ альянса охватывает не только сферы Евро-Атлантического совета по партнерству, Средиземноморского диалога, Стамбульской инициативы по сотрудничеству, но и дальневосточный – монгольский ？анклав？, лежащий между Россией и Китаем. Реформированный к 2020 году трансатлантический альянс, как предвидят французские эксперты, будет основываться на ？укоренении？ глобальной идентичности, которая будет проявляться в зоне Памира и Аденского залива, или в районе Африканского рога[1].

       Процесс адаптации трансатлантических интеграционных структур к меняющимся мировым обстоятельствам, вызванным завершением ？холодной войны？, ？падением стены？ и распадом Варшавского договора – головного потенциального противника – стал перманентным. В исследовательских центрах и автономных независимых политических школах в странах объединившейся Европы и США идеи реформирования ？брюссельского механизма？ в целях ？глобальной гармонизации？ воспринимались, главным образом, как подтверждение признаков наметившейся и все более заметной ？слабости НАТО？, чреватой дальнейшей ？фрагментацией？ общих интересов стран-участниц. Чикагский саммит обосновал недостаточную эффективность существующего потенциала блока – ？мягкой силы？, т.е. дипломатического и прежде всего медиального ресурса НАТО. Ранее воспринятая атлантическим сообществом по инициативному предложению госсекретаря США идея ？мягкой силы？ как авангарда дипломатии, то есть установка на приоритет ？нежесткого？ компонента в стратегии атлантизма, судя по документальным источникам саммита, оказалась импровизацией. Подобная непрофессиональная поспешность себя не оправдывает. Более значимую причину неустойчивости подобного ？стиля？ разъясняет Парат Ханна: ？американские свойства – индивидуализм и сосредоточенность на собственных интересах – мало способствуют выстраиванию системы дипломатического доверия？[2].

       Натовские дипломатические, переговорные, информационно-консультативные механизмы, задействованные в целях ？перезагрузки？ взаимоотношений с внешним миром, в первую очередь с Россией, преодоления остроты противоречий и выстраивания ？комфортных отношений？ с Китаем, нового партнерства с ？восходящими державами？ в Южной Азии, Латинской Америке и Африке нужного эффекта для интересов евросоюзников и Вашингтона пока не дали. Внешнеполитический аналитик Б. Бадье видит в ？глобализированной стратегии？ НАТО ？немало？ дипломатических просчетов, не давших никакого результата, но причинивших ущерб ？имиджу Запада？ и вызвавших недоверие к его военному альянсу[3]. Причем, по его мнению, на этом фоне дипломатия ？восходящих держав？ действовала с большей сдержанностью, ？без помпы и часто имела больше козырей？. Этому способствовала и ливийская история: многостороннее европейское вмешательство ？трансформировалось в интервенцию НАТО？, и участники ？гуманитарной？ акции стали воюющей стороной в ливийском внутреннем конфликте. Западные державы, считает Б. Бадье, ？репродуцировали？ практику Венского конгресса из XIX века, ？действуя узким кругом？, ограничиваясь ？пределами своего бессилия？ и игнорируя современные формы дипломатии и кризисного регулирования. ？Дипломатической неудачей？, по его французской оценке, явился и сирийский конфликт, ставший ？банальным столкновением？ между ？политикой бессилия？ западных грандов и ролью гигантов внезападных цивилизаций, ？стремящихся любой ценой сохранить великодержавный статус？.

       Рассчеты на сближение трансатлантического сообщества с незападными цивилизациями вне пределов партнерств в Группе-8 и в Группе-20 на основе атлантических ценностей пока не оправдались. Принятая в Чикаго Декларация о перспективах диалога и контактов ？нового союзничества？ с основными партнерами незападного мира практически не упоминает. Ранее заявленная дипломатическая ？доминанта？ в конструкциях взаимоотношений с внешним миром явно не на переднем плане. Рекомендации типа той, которая предлагается американским аналитиком П. Ханной: ？сейчас роль дипломатии велика как никогда？ – не востребована. ？Во времена, когда Америка не может навязывать свою волю миру и вынуждена со всеми договариваться, когда военная мощь выигрывает сражения, а не войны, когда в силу масштабных и глобальных проблем их не способна решить ни одна современная организация, мы должны перенести центр тяжести на дипломатию？[4]. Понимание этого, кажется, не выходит за пределы американской академической науки и не воспринято официальной ？атлантической？ политикой.

       Решения Чикагского саммита явились в целом параллельным, ？вторым？ изданием Стратегической концепции НАТО, принятой 20 ноября 2010 г. в Лиссабоне. Прослеживается, однако, и некоторая коррекция. Невзирая на заявленный в Лиссабоне курс на ？кооперативную безопасность？, амбициозно подразумевающую защиту ？удаленных регионов Запада？ (Австралия, Новая Зеландия и Япония), в Чикаго все-таки доминировала линия, по экспертным оценкам, возвращающая альянс к своей центральной, первоначальной миссии – коллективной обороне Европы[5] со всеми ее конфронтационными, разделительными смыслами (？ушедшей？ холодной войны). В числе первых положений Чикагской декларации подтверждается цель – придать ？новую силу？ общей приверженности жизненно важным трансатлантическим узам и ？исполнить？ обязательства по Афганистану, Косово и т.п., а, в случае необходимости, коллективно ответить на любые внешние угрозы.

       Саммит оставил в силе линию на последующее расширение альянса, готовность в соответствии со статьей 10 Вашингтонского договора держать двери ？открытыми для европейских демократий？, разделяющих западные ценности. Достаточно четкий адресный характер имело особое подтверждение открытости блока для фигурирующих в числе ？явных？ потенциальных кандидатов – Грузии и Черногории, а также и не стоящей в ближней повестке дня – Украины, названной ？ключом？ к евроатлантической безопасности. Риторика ？благотворительности？ в Чикаго в адрес ？новых рекрутов？, в сравнении с Лиссабонским саммитом, заметно возросла.

       Следующим вопросом в сложившейся иерархии интересов явился, как и планировалось до Чикаго, Афганистан. Без консенсуса по процедурам завершения натовской миссии и урегулированию последствий вокруг Афганистана перспективы геополитической роли западного сообщества оставались бы невнятными, а процессы утверждения доминирования в мире неустойчивыми. В контексте достигнутого в Чикаго консенсуса о неизменности стратегии по Афганистану в Вашингтоне оценили ？дебют？ нового французского президента Ф. Олланда как ？чрезвычайно успешный？. Он поддержал все решения саммита, в том числе по Афганистану, несмотря на предвыборное обещание вывести из страны французский воинский контингент до конца 2012 г. Независимый французский комментарий на этот счет сводится к тому, что ？Ф. Олланд воздержался от всего того, что могло бы помешать Б. Обаме обеспечить реализацию стратегегии союзников в Афганистане？[6]. Французами выделяется, однако, ？оговорка Олланда？, что вопрос о выводе до конца года французского контингента – ？не предмет переговоров？[7], в том числе и в Чикаго. Американской стороной в ходе саммита с удовлетворением отмечено, что ？в Чикаго мог возникнуть конфликт, в смысле очередного ？недоразумения？ между Францией и союзниками, но этого не произошло？[8]. Неясной осталась ситуация с Пакистаном, который не получил ？практического？ доступа к участию в афганском урегулировании. В число ？успехов？ саммита генсек А. Фог Расмуссен включил достижение соглашений о ？транзите？ со среднеазиатской тройкой – Киргизией, Таджикистаном и Узбекистаном[9].

       Предварительные итоги планируемого завершения миссии ISAF и вывода к 2014 г. коалиционных войск, передачи ответственности за обеспечение безопасности в Афганистане правительственным вооруженным силам оцениваются в международной аналитике неоднозначно. Несмотря на ？семантические мягкие прокладки？ в оценках трансатлантических форумов ？завышенная и эгоцентричная иллюзия глобальной НАТО распалась в афганских горах？[10]. Ряд американских аналитиков, комментируя предстоящее завершение афганской операции, указывает на отсутствие желаемых результатов (？кричи победа и беги？).

       Сценарий Чикагского саммита содержал смещенный ？пиарный？ акцент взаимодействия с Россией в сторону приоритетов второго плана. Наряду с подтверждением ？прописных？ заверений о стратегической важности сотрудничества с Россией, приверженности сотрудничеству по ПРО в духе доверия и взаимности, содержится и заинтересованность определить в рамках механизма Совета НАТО-Россия степень ？взаимодополняемых？, независимых систем ПРО НАТО и России в деле совместного обеспечения европейской безопасности. В западных комментариях активно продвигается ？инициируемое партнерское？ предложение России о расширении формата режима транспарентности на основе регулярного обмена информацией по мероприятиям в области ПРО. Подобное сотрудничество предлагается как наилучшее средство гарантии о ненаправленности ПРО НАТО против России и ненанесении ущерба ее потенциалу стратегического сдерживания. Неизменным остался и ？гипнотический тезис？, что система ПРО НАТО не подрывает международную стратегическую стабильность и преследует цели защиты от ？потенциальных угроз？, исходящих не из евроатлантической зоны. Участниками саммита в духе преданий ？холодной войны？ выражено ？официальное сожаление？ по поводу ？заявлений России о возможных мерах против системы ПРО НАТО？.

       В позиционировании внешнеполитических подходов нового французского президента, ？снявшего в Чикаго к удовлетворению Б. Обамы все оговорки по натовской ПРО？, присутствовало, однако, как зафиксировано в ходе его пресс-конференции, настойчивое требование дать ？соответствующие разъяснения？ с тем, чтобы ？Россия не чувствовала, что ей угрожают？[11].

       В ？военном блоке？ саммита новацией явилась реализация инициативы генсека А. Фог Расмуссена о реформе объединенных вооруженных сил альянса. Инициатива – ？разумная оборона？ (Smart Defence) преследует двоякую цель: модернизацию военного механизма за счет оптимизации военных расходов в условиях продолжающегося мирового финансового кризиса. Жесткая экономия бюджетных средств, ограничивающая военные расходы союзников позволяет в рамках ？разумной обороны？ рационально решать вопросы военно-технической модернизации и перехода к практике совместного производства и использования закупаемой техники. Чикагский саммит по сути ？институировал？ разумную оборону как рациональный ответ на ？вызовы？ финансового кризиса.

       В рамках проекта ？разумная оборона？ рассматривалась в Чикаго и реализация ？поэтапного адаптивного процесса？ становления ЕвроПРО, первая фаза которого уже завершена. Практическим развитием принципиальной установки альянса о ядерном оружии как ？ключевом компоненте？ общего потенциала сдерживания и обороны явилась планируемая модернизация ？нестратегического？ ядерного оружия США в Европе. Такой шаг должен повлечь усиление присутствия натовского ядерного потенциала на континенте. В обращении Группы экс-лидеров стран НАТО содержание подготовленного к саммиту Чикагского обзора оборонной политики и политики сдерживания (Deterrence and Defence Posture Review, DDPR) расценивается как неутешительное, ничего не меняющее ？в плане предложений для изменения status quo？.

       Итоги Чикагского саммита определили содержание и направленность нового этапа в развитии трансатлантического сообщества. Намеченная блоковая политика основывается на своего рода ？стратегической вилке？. Ответственность альянса ориентирована на глобальный характер. НАТО постепенно приобретает идентичность глобальной организации, остающейся, как утверждается в лиссабонской Стратегической концепции, ？основным поставщиком стабильности в непредсказуемом мире？. ？Глобальный статус？ невозможен без неизменной приверженности ？всему блоку принципов и целей Вашингтонского договора？. Руководство в Вашингтоне и Брюсселе одну из основных внутриблоковых задач видят в преодолении политической ？меланхолии евросоюзников？, усилившейся на фоне отсутствия реальных военных угроз для Европы.

       Политика расширения альянса, как предусматривается решениями Чикагского саммита и лиссабонской Стратегической концепцией, будет продолжена. ？Атлантический прозелитизм？, направленный на ？завершение интеграции Европы？ на трансатлантических принципах и ценностях, прогнозируется как долговременная линия.

       В близкой перспективе вряд ли возможно рассчитывать на приоритет ？диалогического измерения？ в политике и стратегии атлантистов в отношении незападных партнеров. Модель мышления, предполагающая сочетание ？несогласия？, неизменности принципов с уважением к интересам партнера в подходах Брюсселя отсутствует. Перспектива договоренностей в области евроатлантической безопасности в духе инициативы ？Хельсинки-2？ пока не просматривается, конструктивной позиции в отношении предложения о договоре по общей европейской безопасности не ожидается. Немаловажно также учитывать ？исторический менталитет？, сформировавшуюся в годы холодной войны психологию нынешних руководителей союзнических структур в Брюсселе. В понимании ситуации недооценивается (неоднократно возникающее ощущение) роль провинциальной политической патримонии, близкой к стандартной евро-американской маргиналии. Это прослеживается на протяжении всего длительного пребывания наверху евроатлантического альянса представителей Западной Европы, рекрутируемых, в основном, из провинциальных политических элит стран-членов. Речь идет о союзниках, как правило, сидящих, по образному выражению, у ？кошкиного стола？ (am Katzentisch), то есть не о самых именитых ？гостях？ на трансатлантических мероприятиях. До возведения на высшие посты политических деятелей из стран – бывших членов Варшавского договора дело, как известно, пока не доходит (хотя восточнее Эльбы очевидно предложение – ？приходите свататься, мы не станем прятаться？). Нетерпеливость атлантических неофитов не востребована. Западному кодексу поведения более присуща ？европейская уклончивость？ пимпернелей (подорожников), как рассказывается об этом качестве в книге баронессы д’Орчи ？Ускользающий пимпернель？ (？The Elusive Pimpernel？) в трудные годы в Европе. Терпение – это ？жизненный нерв？, например, датской истории[12]; терпение в достижении цели – ？это исключительно датское национальное чувство？. Датское терпение сегодня – это залог реализации намеченных планов трансатлантического доминирования. Британский автор, правда, в известном ？Гамлете？ высказывается о нравственных достоинствах ？датской службы？ довольно двусмысленно[13]. К тому же в стране многие считают, что Гамлет в Дании ？больше не живет？.

       Е.Р. Воронин

       [1] Badie B. L’Occident dans ses usages politico-militaires est une menace pour la paix. Le Monde, 14.05.2012.

       [2] Ханна П. Второй Мир, М.2010, с.13.

       [3] Le Monde, 14.05.2012.

       [4] Россия в глобальной политике, май 2012г.

       [5] Zajec O. L’Alliance Atlantique presente sa facture a l’Europe. Le Monde diplomatique, mai 2012.

       [6] Le Monde, 21.05.2012.

       [7] Ibid.

       [8] Ibid.

       [9] Фог Расмуссен A. Ежемесячный брифинг в штаб-квартире НАТО, май 2012.

       [10] Le Monde Diplomatique, mai 2012.

       [11] Le Monde, 21.05.2012.

       [12] Schutte G. Dansk folkekarakter. Kobenhavn-Oslo, 1928, s.31.

       [13] The Globe Illustrated Shakespeare. N-Y.1979. Hamlet, pp.1855, 1870-1871.

       ？ ИМИ МГИМО (У) МИД РФ