Стихи
Опубликовано в журнале Дружба Народов, номер 12, 2023
Колесниченко Елена Александровна родилась в 1993 году в пос. Полтавка Омской обл. Окончила в 2018 году Литературный институт имени А.М.Горького. Работает в МБУК ？Библиотеки Тольятти？. Автор сборника стихов ？Тёплые сны зимы？ (2010). Участница международного Форума молодых писателей ？Липки？ (2023). Живёт в г. Тольятти.
В журнале ？Дружба народов？ печатается впервые.
* * *
Мир пуст — лишь ветер несёт позёмку,
И дня седьмого бедна картина.
А я несу на помойку ёлку
С забытой ленточкой серпантина.
И проступает смола на ветках —
И липнут пальцы, и пахнет хвоя.
И память катится из-под века,
Опять задетая за живое.
Как будто помнит о чём-то дивном.
Где я увидеть его сумею?
О том навек непереводимом,
Что можно слышать, не разумея.
Мороз сжимает кулак до хруста —
Господь лютует. Белы и прямы,
На облаках в облаченье грузном
Живые сосны стоят, как храмы.
Безмолвный снег заполняет Китеж
Вслепую — помня, что он вода лишь.
Как будто ты мне о счастье пишешь,
Хотя по буквам не попадаешь.
* * *
Адресат моих откровений ночных и слёз!
Я писала тебе на всех языках любви,
А каких не знала — выдумала сама
(И так долго эти буквы в себе носила!)
Иногда меня нельзя принимать всерьёз:
Лес, как Лазарь, встал, трёхдневной листвой обвит —
Жить, дышать, соловьиной песней сходить с ума.
И не спросит, что его воскресило.
Ты искал словарь, как молящийся ищет знак,
И на всех языках тоски мне ответил ？нет？.
？Я останусь всего лишь поводом для стихов？ —
Так натурщик не видит себя в пестроте полотен.
Так — живая скрипка! — вчера ещё мёртв и наг,
Лес не помнит, кто облачил его в гром и свет,
Кто вино сомненья пил из его мехов —
Ибо тот недвижим. Безгласен. Незряч. Бесплотен.
* * *
Руки деревьев по капле стяжают свой страх.
Камни со мной говорят на слепых языках.
Память как наледь над раной разверстого сна:
Лимфа истекшего снега — твой выдох, весна —
Жёлтый фонарь, лейкоциты свернувшихся льдин.
В мокрых ботинках гребёт по задворкам один,
Прячет лицо в капюшон городской темноты.
С кем говорит он, когда междометья пусты, —
Эта чужая, гортанная, трубная речь,
Разоблаченье надежды, рассеянье встреч,
Хрип горловых откровений, рывок палаша.
О, Самуилово племя, запнувшись, душа
Слушает, слушает, слушает. Ибо в уста
Вечности вложена будет её немота.
* * *
Мой взыскательный друг! Не сердись, я учу опять
Иероглифы немоты — не хватает фраз.
Это морзе гаишника: вспять — взмах равно — распять.
Но где точка, а где тире — не понять на глаз.
На скрижалях молчания мёртвые письмена —
Не дошедшие письма (замшелой тоски валун).
Я с тобой говорю, и всецело моя вина,
Если ты меня слышишь: просто смени волну.
Ибо я есть источник слёз (если речь — река),
Но ты жаждешь пламени, листья твои — как ртуть.
Ибо я есть край Моисеева языка —
Избегая, ищу тебя, словно ожог во рту.
Ибо я есть ты — да пребудет твоё во мне,
Как в очах Синая память ночной сурьмы.
Ты теряешь речь, я дрожу в ледяном огне.
Кто-то третий зовёт по имени нас из тьмы.
* * *
О, транслятор бездны (цезура в пустой строке) —
Я хочу стихи на своём читать языке.
Как согласные жгут глаголы (а петь — вотще).
Как от ？и？ до ？ы？ горловая раскрылась щель.
Недоступен сайт. Неподсуден её мотив:
У поэзии нет отчизны, и, запретив
На земле дышать ей, — небо ли дашь взамен?
Господи! Так яви мне свой VPN.
Кто он? Где? Чиркни спичкой — пусть дальше тьма.
Только первую букву — слово найду сама.
Не Харон, не Гермес, не Танатос, — он наугад
Поведёт меня в самый дальний и дольний ад,
Наречёт меня именем странным, таящим страх,
И пропишет душу мою в таких городах,
Что забытые буквы встанут вокруг стеной —
Долгожданным выдохом — горлом — иной страной.
Колесниченко Елена Александровна родилась в 1993 году в пос. Полтавка Омской обл. Окончила в 2018 году Литературный институт имени А.М.Горького. Работает в МБУК ？Библиотеки Тольятти？. Автор сборника стихов ？Тёплые сны зимы？ (2010). Участница международного Форума молодых писателей ？Липки？ (2023). Живёт в г. Тольятти.
В журнале ？Дружба народов？ печатается впервые.
* * *
Мир пуст — лишь ветер несёт позёмку,
И дня седьмого бедна картина.
А я несу на помойку ёлку
С забытой ленточкой серпантина.
И проступает смола на ветках —
И липнут пальцы, и пахнет хвоя.
И память катится из-под века,
Опять задетая за живое.
Как будто помнит о чём-то дивном.
Где я увидеть его сумею?
О том навек непереводимом,
Что можно слышать, не разумея.
Мороз сжимает кулак до хруста —
Господь лютует. Белы и прямы,
На облаках в облаченье грузном
Живые сосны стоят, как храмы.
Безмолвный снег заполняет Китеж
Вслепую — помня, что он вода лишь.
Как будто ты мне о счастье пишешь,
Хотя по буквам не попадаешь.
* * *
Адресат моих откровений ночных и слёз!
Я писала тебе на всех языках любви,
А каких не знала — выдумала сама
(И так долго эти буквы в себе носила!)
Иногда меня нельзя принимать всерьёз:
Лес, как Лазарь, встал, трёхдневной листвой обвит —
Жить, дышать, соловьиной песней сходить с ума.
И не спросит, что его воскресило.
Ты искал словарь, как молящийся ищет знак,
И на всех языках тоски мне ответил ？нет？.
？Я останусь всего лишь поводом для стихов？ —
Так натурщик не видит себя в пестроте полотен.
Так — живая скрипка! — вчера ещё мёртв и наг,
Лес не помнит, кто облачил его в гром и свет,
Кто вино сомненья пил из его мехов —
Ибо тот недвижим. Безгласен. Незряч. Бесплотен.
* * *
Руки деревьев по капле стяжают свой страх.
Камни со мной говорят на слепых языках.
Память как наледь над раной разверстого сна:
Лимфа истекшего снега — твой выдох, весна —
Жёлтый фонарь, лейкоциты свернувшихся льдин.
В мокрых ботинках гребёт по задворкам один,
Прячет лицо в капюшон городской темноты.
С кем говорит он, когда междометья пусты, —
Эта чужая, гортанная, трубная речь,
Разоблаченье надежды, рассеянье встреч,
Хрип горловых откровений, рывок палаша.
О, Самуилово племя, запнувшись, душа
Слушает, слушает, слушает. Ибо в уста
Вечности вложена будет её немота.
* * *
Мой взыскательный друг! Не сердись, я учу опять
Иероглифы немоты — не хватает фраз.
Это морзе гаишника: вспять — взмах равно — распять.
Но где точка, а где тире — не понять на глаз.
На скрижалях молчания мёртвые письмена —
Не дошедшие письма (замшелой тоски валун).
Я с тобой говорю, и всецело моя вина,
Если ты меня слышишь: просто смени волну.
Ибо я есть источник слёз (если речь — река),
Но ты жаждешь пламени, листья твои — как ртуть.
Ибо я есть край Моисеева языка —
Избегая, ищу тебя, словно ожог во рту.
Ибо я есть ты — да пребудет твоё во мне,
Как в очах Синая память ночной сурьмы.
Ты теряешь речь, я дрожу в ледяном огне.
Кто-то третий зовёт по имени нас из тьмы.
* * *
О, транслятор бездны (цезура в пустой строке) —
Я хочу стихи на своём читать языке.
Как согласные жгут глаголы (а петь — вотще).
Как от ？и？ до ？ы？ горловая раскрылась щель.
Недоступен сайт. Неподсуден её мотив:
У поэзии нет отчизны, и, запретив
На земле дышать ей, — небо ли дашь взамен?
Господи! Так яви мне свой VPN.
Кто он? Где? Чиркни спичкой — пусть дальше тьма.
Только первую букву — слово найду сама.
Не Харон, не Гермес, не Танатос, — он наугад
Поведёт меня в самый дальний и дольний ад,
Наречёт меня именем странным, таящим страх,
И пропишет душу мою в таких городах,
Что забытые буквы встанут вокруг стеной —
Долгожданным выдохом — горлом — иной страной.
Рассказы. С якутского. Перевод Владимира Крупина