Опубликовано в журнале Звезда, номер 7, 2024

       Об авторе:

       Ася Исааковна Векслер — поэт, художник. Окончила Институт им. Репина по специальности ？книжная графика？. Ее работы вошли в антологию ？Граверы земного шара. Всемирная гравюра на дереве в ХХI веке？ (Лондон, 2002). Автор восьми книг стихов, включая ？Что-нибудь на память？ (СПб., 2023). Стихи представлены в антологиях ？Неопалимая купина？ (Нью-Йорк, 1973), ？Петербург, Петроград, Ленинград в русской поэзии？ (Л., 1975), ？？И упало каменное слово“. Русские поэтессы ХХ века？ (Франкфурт-на-Майне, 1993), ？Царскосельская антология？ (СПб., 2016. Новая Библиотека поэта) и др. С 1992 живет в Иерусалиме.

       ПАМЯТНЫЙ ГОЛОС

       Сквозь волну терактов,

       среди вспышек зла

       вдруг звонила: ？Как ты?？

       Не как все, звала.

       В правде дней ледащей

       с жизнью не вась-вась,

       старшая о младшей

       все еще пеклась.

       Были перед этим

       общий слой и круг,

       в тождествах отметин

       зримый Петербург,

       бирюзовость, алость,

       следом — гарь и дым,

       чтобы скатерть стлалась

       в Иерусалим…

       Положась на случай —

       на земле он бог, —

       ровный лад созвучий

       сохранял как мог

       плавность разговора,

       зеркала овал,

       в стороне, где Ора,

       свет, что убывал,

       веру в силу духа

       и желанье быть —

       с трубкой возле уха

       в том числе ходить

       меж окном и дверью

       в кратеньком пути,

       адресуя зверю:

       ？Сдуйся! пропади!..？

       Звуки, буквы, зёрна,

       эхо, как в трубе.

       Чудище озорно,

       обло и т. п.

       ПЕТЕРБУРЖЕНКА

       Мчат по ветру, дождем нагружены,

       как в глиэровском ？Медном всаднике？,

       стаи туч за стеной наружною

       на трехтысячелетнем заднике.

       В штормовом средиземном городе

       шторм иной предстает глазам ее.

       И, живи она хоть во Флориде,

       верно б, чудилось то же самое.

       Как смолянки и как бестужевки,

       мало что крепче кофе пившие,

       находясь кто где, петербурженки

       не становятся, видно, бывшими.

       А спроси ее в чаепитии —

       ведь вопросы не возбраняются:

       ？Ну и как вам здесь после Питера?？ —

       ？Жалоб нет. Как вам?？ — и прощается.

       Или, как-то иначе спрошена,

       скажет: ？Всюду земля вращается？,

       пожелает всего хорошего,

       улыбнется и попрощается.

       Дым отечества, данность отчества

       велики для перечисления.

       Можно сравнивать, если хочется

       знать масштабы сопоставления.

       ИЛЛЮЗИОН

       На то и есть обманка-внешность.

       Снаружи — редкая неспешность,

       невозмутимость. А внутри —

       аналог айвазовской бури,

       безумный вал почти в натуре,

       крушенье, как ни посмотри.

       Но там, прорвавшись из-под спуда,

       светясь, маячил шанс на чудо,

       мираж морочил островной.

       А тут — душа, ее потемки,

       ее цеплянье за обломки,

       ее бессильный рулевой.

       Что делать? Хватка волн железна.

       Не разберешь, где высь, где бездна.

       И Клото кое-как прядет,

       еще противясь непогоде,

       держа в уме, что все проходит, —

       не смыло б только наперед.

       К НОЧНОМУ ПОИСКУ КНИГИ

       Чем делаться совой, не лучше ль спозаранку

       на верхотуру лезть, хоть есть поисковик?

       Смотри не покачнись, не подведи, стремянка, —

       одной рукой держусь, другая возле книг.

       Любимицы… Из них любая всех приметней.

       А требуется та, что оформлял Г. Клодт:

       ？Поэзия времен войны Тридцатилетней？

       (пока что не ？Майн кампф？ — майн херц, майн зон, майн Гот).

       Читалась так давно!.. В ней был спрессован опыт

       скорбеть и утешать сквозь мерный перевод.

       Скорбеть и есть скорбеть… Но как утешить ропот?

       Кто смертью разлучен, тех рифма не сведет.

       Надежда на ответ — был или не был? — вот в чем

       причина лезть наверх, не сверзившись едва.

       Сумел ли отыскать старатель-переводчик

       насущные, как хлеб, утешные слова?..

       А книга утекла. Затихарила явку.

       Добычлив книголюб, бывая там и сям,

       сподобившись читать, откроет ли добавку

       добра — в противовес последним новостям?

       ВСТРЕЧА С МОРЕМ

       Ртуть с лазурью в дни лихие,

       здравствуй, вольная стихия,

       зыбь с границами земель!

       У тебя под правым боком

       клин меж Запада с Востоком —

       неуступчивая цель

       разношерстных стай снаружи.

       Отрезвлен поборник дружбы,

       к сценам бойни не готов…

       Это волны волн не режут —

       будь их воля, стали б реже

       выходить из берегов;

       разве что перед закатом —

       с бесшабашным результатом

       брызг на камни, на рукав,

       видя в облаке воздушный

       символ времени — недужный,

       крен дающий пироскаф.

       ПОЭТ

       Из неведомых миру невротиков,

       любознательных, вертких, прикольных —

       в единицы, и не без наркотиков,

       не без дружб и витийств алкогольных.

       Присмотревшись, узришь обособленность,

       силу дерзкую, что не бравада.

       Божья искра — неслабая собственность.

       В остальном же… Да много ли надо?

       Помнят имя, и мало кто — отчество.

       Косит моль под страшилку из шкафа.

       Тридцать семь — полстроки? Иль пророчество?

       Суминтун (если по Фалунь Да`фа).

       Представимый в Нью-Джерси и Хельсинки,

       он припишет свое удивленье

       не картинкам — расширенной лексике,

       переменам в любом направленье.

       Нет рецептов! Скитайся и пробуйся,

       сколь удастся, рифмуй свою повесть,

       а потянет — отправься по осени

       трассой птиц, чуть не в Африку то есть.

       ПОЖЕЛАНИЯ

       Начать бы с того, что мело на дворе,

       но здесь не случалось метели.

       А вечером первого дня в январе

       звонок этот был в самом деле:

       — …Желаю не выбиться из колеи,

       изменчивой вплоть до итога.

       И пусть совпадут все желанья твои

       с желаньями Господа Бога.

       В КОНЦЕ РАЗГОВОРА

       — …Скажи спасибо. — Я и говорю:

       сквозь видимый предел благодарю

       не только каждый час, но и минуту,

       ходячим став хронометром, как будто

       секунды, даже доли их, не малость,

       а убыль из того, что вдруг осталось

       на дне сужденных лет, — и это дно,

       как днище лодочки, накренено.

       Об авторе:

       Ася Исааковна Векслер — поэт, художник. Окончила Институт им. Репина по специальности ？книжная графика？. Ее работы вошли в антологию ？Граверы земного шара. Всемирная гравюра на дереве в ХХI веке？ (Лондон, 2002). Автор восьми книг стихов, включая ？Что-нибудь на память？ (СПб., 2023). Стихи представлены в антологиях ？Неопалимая купина？ (Нью-Йорк, 1973), ？Петербург, Петроград, Ленинград в русской поэзии？ (Л., 1975), ？？И упало каменное слово“. Русские поэтессы ХХ века？ (Франкфурт-на-Майне, 1993), ？Царскосельская антология？ (СПб., 2016. Новая Библиотека поэта) и др. С 1992 живет в Иерусалиме.

       ПАМЯТНЫЙ ГОЛОС

       Сквозь волну терактов,

       среди вспышек зла

       вдруг звонила: ？Как ты?？

       Не как все, звала.

       В правде дней ледащей

       с жизнью не вась-вась,

       старшая о младшей

       все еще пеклась.

       Были перед этим

       общий слой и круг,

       в тождествах отметин

       зримый Петербург,

       бирюзовость, алость,

       следом — гарь и дым,

       чтобы скатерть стлалась

       в Иерусалим…

       Положась на случай —

       на земле он бог, —

       ровный лад созвучий

       сохранял как мог

       плавность разговора,

       зеркала овал,

       в стороне, где Ора,

       свет, что убывал,

       веру в силу духа

       и желанье быть —

       с трубкой возле уха

       в том числе ходить

       меж окном и дверью

       в кратеньком пути,

       адресуя зверю:

       ？Сдуйся! пропади!..？

       Звуки, буквы, зёрна,

       эхо, как в трубе.

       Чудище озорно,

       обло и т. п.

       ПЕТЕРБУРЖЕНКА

       Мчат по ветру, дождем нагружены,

       как в глиэровском ？Медном всаднике？,

       стаи туч за стеной наружною

       на трехтысячелетнем заднике.

       В штормовом средиземном городе

       шторм иной предстает глазам ее.

       И, живи она хоть во Флориде,

       верно б, чудилось то же самое.

       Как смолянки и как бестужевки,

       мало что крепче кофе пившие,

       находясь кто где, петербурженки

       не становятся, видно, бывшими.

       А спроси ее в чаепитии —

       ведь вопросы не возбраняются:

       ？Ну и как вам здесь после Питера?？ —

       ？Жалоб нет. Как вам?？ — и прощается.

       Или, как-то иначе спрошена,

       скажет: ？Всюду земля вращается？,

       пожелает всего хорошего,

       улыбнется и попрощается.

       Дым отечества, данность отчества

       велики для перечисления.

       Можно сравнивать, если хочется

       знать масштабы сопоставления.

       ИЛЛЮЗИОН

       На то и есть обманка-внешность.

       Снаружи — редкая неспешность,

       невозмутимость. А внутри —

       аналог айвазовской бури,

       безумный вал почти в натуре,

       крушенье, как ни посмотри.

       Но там, прорвавшись из-под спуда,

       светясь, маячил шанс на чудо,

       мираж морочил островной.

       А тут — душа, ее потемки,

       ее цеплянье за обломки,

       ее бессильный рулевой.

       Что делать? Хватка волн железна.

       Не разберешь, где высь, где бездна.

       И Клото кое-как прядет,

       еще противясь непогоде,

       держа в уме, что все проходит, —

       не смыло б только наперед.

       К НОЧНОМУ ПОИСКУ КНИГИ

       Чем делаться совой, не лучше ль спозаранку

       на верхотуру лезть, хоть есть поисковик?

       Смотри не покачнись, не подведи, стремянка, —

       одной рукой держусь, другая возле книг.

       Любимицы… Из них любая всех приметней.

       А требуется та, что оформлял Г. Клодт:

       ？Поэзия времен войны Тридцатилетней？

       (пока что не ？Майн кампф？ — майн херц, майн зон, майн Гот).

       Читалась так давно!.. В ней был спрессован опыт

       скорбеть и утешать сквозь мерный перевод.

       Скорбеть и есть скорбеть… Но как утешить ропот?

       Кто смертью разлучен, тех рифма не сведет.

       Надежда на ответ — был или не был? — вот в чем

       причина лезть наверх, не сверзившись едва.

       Сумел ли отыскать старатель-переводчик

       насущные, как хлеб, утешные слова?..

       А книга утекла. Затихарила явку.

       Добычлив книголюб, бывая там и сям,

       сподобившись читать, откроет ли добавку

       добра — в противовес последним новостям?

       ВСТРЕЧА С МОРЕМ

       Ртуть с лазурью в дни лихие,

       здравствуй, вольная стихия,

       зыбь с границами земель!

       У тебя под правым боком

       клин меж Запада с Востоком —

       неуступчивая цель

       разношерстных стай снаружи.

       Отрезвлен поборник дружбы,

       к сценам бойни не готов…

       Это волны волн не режут —

       будь их воля, стали б реже

       выходить из берегов;

       разве что перед закатом —

       с бесшабашным результатом

       брызг на камни, на рукав,

       видя в облаке воздушный

       символ времени — недужный,

       крен дающий пироскаф.

       ПОЭТ

       Из неведомых миру невротиков,

       любознательных, вертких, прикольных —

       в единицы, и не без наркотиков,

       не без дружб и витийств алкогольных.

       Присмотревшись, узришь обособленность,

       силу дерзкую, что не бравада.

       Божья искра — неслабая собственность.

       В остальном же… Да много ли надо?

       Помнят имя, и мало кто — отчество.

       Косит моль под страшилку из шкафа.

       Тридцать семь — полстроки? Иль пророчество?

       Суминтун (если по Фалунь Да`фа).

       Представимый в Нью-Джерси и Хельсинки,

       он припишет свое удивленье

       не картинкам — расширенной лексике,

       переменам в любом направленье.

       Нет рецептов! Скитайся и пробуйся,

       сколь удастся, рифмуй свою повесть,

       а потянет — отправься по осени

       трассой птиц, чуть не в Африку то есть.

       ПОЖЕЛАНИЯ

       Начать бы с того, что мело на дворе,

       но здесь не случалось метели.

       А вечером первого дня в январе

       звонок этот был в самом деле:

       — …Желаю не выбиться из колеи,

       изменчивой вплоть до итога.

       И пусть совпадут все желанья твои

       с желаньями Господа Бога.

       В КОНЦЕ РАЗГОВОРА

       — …Скажи спасибо. — Я и говорю:

       сквозь видимый предел благодарю

       не только каждый час, но и минуту,

       ходячим став хронометром, как будто

       секунды, даже доли их, не малость,

       а убыль из того, что вдруг осталось

       на дне сужденных лет, — и это дно,

       как днище лодочки, накренено.