Материал из номера

       Октябрь 2016

       Скачать номер

       в PDF формате

       Отношения в семье — вопрос животрепещущий в любые эпохи. Можно быть богатым или бедным, умным или не очень, красивым или с заурядной внешностью, но каждый человек стремится к счастью. Купеческие мемуары, дневники и письма XIX века довольно скупы на описание эмоций, но тем ценнее попадающиеся в них рассказы об укладе повседневной жизни купцов. Наш рассказ о том, как люди любили и страдали, пытаясь обрести душевную гармонию.

       Хотя многие купеческие семьи нередко создавались благодаря усилиям родителей молодоженов и пронырливых свах, это не препятствовало возникновению любовных и сердечных отношений. Ведь свахи и родственники чаще старались подбирать женихов и невест, подходящих друг другу по темпераменту, а в конце XIX — начале ХХ века — еще и близких по интересам.

       Фото: Фото предоставлено М. Золотаревым Валерий Брюсов с женой и родителями. Слева – мать, Матрена Александровна, справа – отец, Яков Кузьмич. 1899 год

       Свидетельств об отношениях в семьях в оставленных нам мемуарах и дневниках содержится не так уж много. В архивах легче найти документы о конфликтных ситуациях, а не о нормальных ровных отношениях. Очевидно, что из поколения в поколение в большинстве семей воспроизводилась матрица добропорядочного семейства, с четким распределением обязанностей и расписанным распорядком дня.

       СЕМЬИ СЧАСТЛИВЫЕ

       Купец по происхождению, впоследствии известный поэт Валерий Брюсов в своих воспоминаниях писал, что его дед по отцу, Кузьма Брюсов, был по происхождению крепостной крестьянин, а с 1850-х годов – купец в Москве. В семье старший Брюсов вел себя строго, и ？бабка моя, его жена, Марфа Никоновна, перед ним не смела возвышать голоса, но далеко не была женщиной запуганной и дом держала строго？. У его сына Якова (отца поэта) случались столкновения с родителями по поводу получения образования, а также из-за женитьбы: ？Родители уже выбрали ему невесту из купеческой семьи с подходящим состоянием. Но он задумал жениться по своему выбору？.

       Фото: Фото предоставлено М. Золотаревым Герасим Иванович Хлудов. 1860-е годы

       С точки зрения эволюции супружеского взаимопонимания интересен случай семьи Герасима Ивановича и Пелагеи Давыдовны Хлудовых. 22-летний жених познакомился с 17-летней невестой по совету знакомого текстильного фабриканта Абрама Саввича Морозова, женатого на сестре Пелагеи. Молодые быстро сыграли свадьбу — через месяц после знакомства. Но, несмотря на взаимное расположение, им пришлось пройти через длившийся несколько лет период привыкания друг к другу.

       Молодой муж все будние дни работал в семейной фирме по производству и продаже бумажной пряжи, а в свободное время любил читать и ходить в театр — он с юности был завзятым театралом, посещал в год несколько десятков спектаклей. Его жена в первые шестнадцать лет про-длившегося 42 года супружества родила 12 детей. Режим жизни у мужа и жены отличался: муж преимущественно находился вне дома, а жена, наоборот, редко покидала семейный очаг.

       Фото: Фото предоставлено М. Золотаревым Пелагея Давыдовна Хлудова (урожденная Широкова), жена Г.И. Хлудова

       Через четыре года совместной жизни Герасима Хлудова стали тяготить претензии супруги. В 1848-м он написал в дневнике: "В прошлом году с 1 ноября пошел пятый год моей женатой жизни, можно сказать неприятной жизни, потому что моя жена Пелагея Давыдовна как говорит мне, что она меня очень любит, и потому очень докучает мне; требует, чтобы я совершенно переродил себя, то есть во-первых, чтобы я не читал и был ею беспрестанно занят, говорил бы с нею, сидел бы с нею. Не исполняя ее прихотливых требований, часто у нас из-за этого происходят неприятности. Она плачет, что я читаю и не занимаюсь ею, а я сержусь. Не знаю, когда она переменит свой капризный характер, а если не переменит, то право скучно угождать ее капризам. Одно у меня утешение — милая и презабавная дочь Любочка".

       Так, пока Хлудовы были молодыми, их отношения колебались от претензий друг к другу до привязанности и доверия. Однако мудрое поведение и терпение мужа гасило все возникавшие в семье дрязги. В октябре 1856 года в письме жене из Парижа Хлудов писал: "Милый друг мой Полинька! Исполняю твое желание и пишу последнее шестое письмо, а от тебя я получил только одно, к крайнему моему удивлению. Удивляюсь, какая тому причина, сердиться так долго на меня ты не можешь, тем более в дальней разлуке. И мне каждая твоя строчка была бы приятна. Соскучился ужасно, не имея известия о милом моем семействе <...> Еще повторяю — учись, учись по-французски, иначе нельзя путешествовать. Вчера я праздновал день нашей свадьбы, выпил бутылку шампанского. Дай Бог, в наступлении четырнадцатого года, мы имели бы более взаимной любви и согласия".

       За четыре десятилетия Герасим Иванович написал жене множество писем, из которых сохранилось в семейном архиве более двухсот. В письмах 1870–1880-х годов муж делился с женой своими впечатлениями о других странах и городах — Каире, Александрии, Ницце, Париже, Лондоне, писал о своих коммерческих делах, об общении с взрослыми дочерьми. Письма постаревшего Герасима Ивановича к Пелагее Давыдовне весьма трогательны, в них звучит нежность и голос сердца, пре-одолевшего непонимание между собой и женой.

       В ноябре 1879 года Герасим Хлудов писал жене из Египта: "Милая и дорогая моя Полинька! После семидневного и благополучного плаванья мы третьего дня прибыли в Александрию. <...> Что за край Египет, ты себе не можешь составить никакого понятия. Народ уже не европейский, всюду арабы и негры, растительность изумительная и всюду зелень: пальмы, бананы и другие тропические растения. Здесь зимы не существует, а весна и лето; хожу я в одном легком пальто и то жарко, вечером 17 тепла, а вы, я думаю, в это время мерзнете". Каждое письмо заканчивалось словами признательности: "Благодарю тебя, моя добрейшая и любезнейшая Полинька, за твою ко мне любовь и преданность. Крепко целую и обнимаю тебя. Твой навсегда, Герасим Хлудов".

       Фото: Фото предоставлено М. Золотаревым Московский купец с женой. 1890-е годы

       В мемуарах Екатерины Андреевой-Бальмонт, родителей которой связывали супружеские отношения, построенные на любви, есть описание семейного уклада, при котором отец был постоянно занят работой — магазином колониальных товаров, мать — руководством фирмой по производству и продаже кожаной обуви, а также ведением хозяйства и воспитанием детей. В купеческой семье, обычно живущей в собственном или наемном доме, хозяйке надлежало управлять огромным семейным коллективом и домом, где он размещался. "Всей прислуги у нас, с двумя дворниками <...> было человек двадцать, не считая их детей. И всем этим штатом единовластно управляла моя мать. <...> Был у нее и управляющий, <...> Но это был безличный, безгласный исполнитель материнских распоряжений. Мать принимала у него счета и проверяла их каждый день. Она сама вникала во всё и всем распоряжалась".

       Фото: Фото предоставлено М. Золотаревым Екатерина Алексеевна Бальмонт (урожденная Андреева; 1867–1950) с дочерью Ниной Бальмонт

       Столь значительная занятость родителей создавала некоторую дистанцию между родителями и детьми, за которыми смотрели няньки и гувернантки. Екатерина Андреева, будучи одной из младших дочерей в семье, писала: "Родителей своих мы до восьми лет мало видели, так же, как и старших сестер и братьев. К матери нас водили здороваться каждое утро на минуту. Войдя в ее спальню, мы подходили к ней по очереди, целовали ее в лоб, который она подставляла нам. <...> Наверх к нам мать редко поднималась и только по делу". Мать приходила в детские спальни изредка и в особых ситуациях — когда дети болели и надо было привести доктора или если надо было перешить одежду и портниха должна была снять мерку. Отец поднимался к детям на верхний этаж дома раз в неделю по воскресеньям: "Дома мы мало видели отца, впрочем, так же, как и мать. Мы жили совсем обособленно в своей детской наверху, <...> Только после того, как нам исполнилось восемь лет, мы спускались вниз в столовую к завтраку в 12 часов и к обеду в пять. Человек 18 сидели за -столом".

       В "Записке" Варвары Ёлчиной, где представлена история четырех поколений династии книготорговцев Кольчугиных, рассказано об укладе жизни купеческой семьи — весьма далеком от образа жизни "темного царства" самодуров Александра Николаевича Островского. Когда отец мемуаристки, Григорий Григорьевич Кольчугин, в 1835 году после смерти отца остался в семье за старшего, то привечал всех родственников от одиннадцати своих братьев и сестер: "Все остальные члены считали себя вправе искать здесь покровительства и помощи. <...> И я могу без хвастовства сказать, что ни один родственник, даже и отдаленный, не уходил из дома моего отца, а затем матери и брата, без помощи, сирота — без покровительства. У нас постоянно кто-нибудь из бедных родственников проживал или гостил, кого-нибудь выдавали замуж или хлопотали куда-нибудь пристроить. Все это делалось не только при жизни моего отца, но и после его смерти, при скромных средствах моей матери, часто даже в ущерб детям".

       Фото: Фото предоставлено М. Золотаревым Сцена из спектакля "Дети Ванюшина" в Театре Корша. 1901 год. Ванюшин — Н. Светлов, Арина Ивановна (жена) — М. Блюменталь-Тамарина. Пьеса С.А. Найденова, выходца из купеческой семьи, рассказывала о финансовых и моральных противоречиях в большой купеческой семье

       В этих же воспоминаниях Ёлчина описала женщин семьи Кольчугиных — хранительниц домашнего очага: "Все мои тетки были хорошие хозяйки, играли на фортепьяно, терпеливые рукодельницы. Одна из них, Елизавета, даже превосходно играла на рояле (по словам моей матери) и художественно вышивала гладью. Разводили цветы. Я бы называла старинных Кольчугиных вполне культурною семь-ей. Софья Григорьевна также писала стихи".

       Дочь богатого торговца текстилем Вера Николаевна Харузина, чье детство пришлось на 1870-е годы, вспоминала: "Я росла при исключительно, на мой взгляд, счастливой обстановке: среди людей прекрасных, одушевленных стремлениями к добру и правде, в атмосфере семейного мира и взаимной любви и уважения, в атмосфере, чуждой мелких дрязг, мелочных интересов, поддевания друг друга и пр.". О браке своих отца и матери мемуаристка пишет: "Папа, бесконечно полюбивший молодую жену". О матери: "Мама в то время много работала, обшивая нас. Она, кроме того, вела хозяйство, ставила дом".

       Фото: Фото предоставлено М. Золотаревым Н.В. Неврев. Купец-кутила. 1856–1857 годы

       В представленных примерах видно, что в большинстве семей распределение гендерных ролей осуществлялось в соответствии с принципом, описанным в современной науке в появившейся в 1980-е годы концепции "разделенных сфер". "Разделенные сферы" — компетенции для мужчин и женщин — в большинстве европейских стран в XVIII–XIX веках различались: к миру мужчин относились политика, экономика, юридические права, а женщинам принадлежала исключительно сфера семьи и домашнего очага. Правда, в России иногда в купеческих семьях женщина распоряжалась капиталами, вела дела фирмы, и конструкция ролей в семье была заметно сложнее.

       Однако в обоих случаях в семь-ях было ясное представление о сферах ответственности. И для нас, современных людей, всегда интересен вопрос, как люди в XIX веке могли жить в семье дружно и как они были подготовлены до брака к исполнению своих ролей — мужа и жены.

       Фото: Фото предоставлено М. Золотаревым Купеческая супружеская чета. Москва. 1860-е годы

       И СЕМЬИ НЕСЧАСТЛИВЫЕ

       Однако не все супружеские пары вели жизнь в радости и мирном настроении. Обычно неудачные браки случались, когда детей женили и выдавали замуж без их согласия. При этом родители исходили из пословицы "стерпится — слюбится", но часто этого не происходило. В первой половине XIX века такие случаи были нередки и приводили к мучительным отношениям в семье.

       В воспоминаниях Варвары Ёлчиной упоминается, что ее дядю Ивана Григорьевича Кольчугина (1801–1862), книгопродавца-антиквара, "женили насильно на богатой и уже не первой молодости, по-тогдашнему, девице Кирильцевой". Последующая личная жизнь его была безрадостной.

       Фото: Фото предоставлено М. Золотаревым Сцены из купеческого быта. Семейная картина. Из серии иллюстраций П.М. Боклевского к произведениям А.Н. Островского

       В "Памятной книге" (так назывался дневник) купцов Томиловых из Твери среди заметок Власа Григорьевича Томилова есть запись 1837 года о том, что с 26 на 27 февраля в ночи скончалась его племянница, дочь брата Осипа Григорьевича, Елизавета Осиповна. Купцы в первой половине XIX века редко выходили в дневниковых записях за рамки перечисления метеорологических явлений, цен и простой фиксации рождений, браков и смертей. Однако после записи о кончине племянницы Влас Томилов предался горькому размышлению о несчастливом браке Лизоньки, скончавшейся в 21 год: "В замужестве была три года за Васильем Ильиным Назаровым. Жизнь её было самая неприятная при всём богатстве текли чрез золото слёзы: больна была чихоткою месица три. Свёкор и муж тяготили её жизнь: первой суровостию (а последней — поведением). Даруй ей, Господи, царство небесное. Жизнь её продолжилась 22 года неполныя" (орфография подлинника сохранена. — Прим. авт.).

       Фото: Фото предоставлено М. Золотаревым Н.В. Неврев. Увещевание. 1893 год. Священник уговаривает супругов примириться и сохранить брак

       Горько и сочувственно описал семейную жизнь своих родителей писатель Алексей Ремизов. Его мать Мария Александровна происходила из известной купеческой семьи Найденовых, была без любви выдана за человека старше нее, с которым доверительные душевные отношения не сложились, несмотря на появление в браке пяти детей. В книге воспоминаний "Подстриженными глазами" Ремизов пишет, что она связала свою жизнь "с человеком, с которым не имела ничего общего", поскольку отец был "простой человек, не получивший никакого образования, выбившийся из "мальчиков" в "хозяина", всегда занятый своими торговыми делами — "большая галантерея"! и едва ли в жизнь свою прочитавший хоть какую-нибудь книгу". Тем не менее она прожила с нелюбимым мужем пять лет, родив пятерых детей. Но при этом мужа ни в чем не обвиняла, сохраняя терпение, сколько можно. Через пять лет М.А. Ремизова вернулась в дом своих братьев, "нисколько не одобрявших ее решения, доживать под их суровой "расчетливой" опекой свою хряснувшую жизнь с "адом в сердце и с адом в мыслях", нет, горячей и безнадежнее — с мелькающей, дразнящей, пронзительно-яркой точкой в беспредельной пустоте своего черного зрения".

       Фото: Фото предоставлено М. Золотаревым Мария Александровна Ремизова, мать писателя. 1870-е годы

       В дневниковых записях -1860-х годов московского купца Алексея Клушина, торговца таба-ком и папиросами, содержатся проклятия в адрес ненавистной жены. Клушин называет ее "лютою" и пишет: "Крокодиловна всепожирающая, всеуничтожающая и разрушительница моего благосостояния: по уничтожении многолетних трудов моих, которые превращены в прах!" Далее он рассказывает, что конфликт с женой, с которой с самого начала не складывались, видимо, дружные отношения, разгорелся, когда ему пришлось взять к себе в дом престарелую мать, "чтобы доставлять ей пропитание, потому что восьмидесятилетняя старуха, увядая в силах, близится к гробу: так ли, сяк ли, а хоронить мне надо, потому что брат без состояния". Разъярившись на мужа, "лютая жена от злобного сердца, прославляла маю мать еретницею, а себя считая от неё испорченною!". Клушин узнал обо всем -позже, потому что, как он писал, "много мать моя потерпела поругательств, но с терпением от ней переносила! И мне об этом не говорила".

       В дневнике московского купца Петра Васильевича Медведева (записи 1854–1863 годов) не раз идет рассказ о плохих взаимоотношениях в семье, которые постоянно терзали автора записей. Мать, жена и вдовая сестра Медведева совершенно не ладили между собой. Медведев часто наблюдал брань между ними и выслушивал много недоброго в свой адрес от каждой из женщин. Он страдал нравственно, но не включался в ссору: "Больно было слушать, но я молчал и слушал".

       Фото: Фото предоставлено М. Золотаревым Михаил Алексеевич Ремизов, отец писателя. 1870-е годы

       После трех лет супружества он совершенно разочаровался в жене, которая кичилась тем, что происходит из более богатой семьи — известных в Москве купцов Ланиных, владельцев завода фруктовых вод, — и периодически шпыняла мужа, с большими усилиями и сложностями занимавшегося коммерцией. На страницах дневника Медведев сравнивал жену с бесчувственной статуей. Обижался он и на сестру, которую содержал после смерти мужа. "У меня жена — нелепая дура, ничего для нее нету в жизни сравнения как кукла алебастровая; сестра с детьми живет на моем иждивении, но для меня у ней нету ни сердца, ни головы, ни рук. И я — одинокой в семье — должен тянуть ярмо свое". Медведев проявлял смирение, безропотно подчиняясь патриархальным правилам, по которым мужчина был обязан зарабатывать все средства к существованию семьи...

       Люди недворянского происхождения в XIX веке нечасто и немного говорили о своих чувствах и эмоциях. Чтобы развивать семейное купеческое дело, даже богатым коммерсантам приходилось работать с раннего утра до сумерек. Дошедшие до нашего времени свидетельства любви и нежности, терпения и житейской мудрости, а также раздоров и страданий во многом поучительны.

       Послать

       ссылку письмом

       Распечатать

       страницу