Сила принуждения[1] … может включить в себя экономические санкции, меры политического наказания, кибер операции, разведывательные операции, военную
помощь, пропаганду, ограничения в торговле, передвижении товаров и людей, поддержке оппозиции наравне с другими мирами[2]
Доклад РЭНД-корпорации
Из … очень спорной … посылки, если взять ее за основу, может вырасти только неверный прогноз. А повестись на эту посылку проще простого: так хочется увидеть по ту сторону океана хотя бы один-единственный шанс … Не будет[3]
В. Павленко
Любой стратегический прогноз в области политики и ее средств состоит, как известно, из областей, которые относят к науке и искусству. И ?чем дальше горизонт будущего, чем сложнее ситуация, чем острее кризис, справедливо замечает Ш. Султанов, – тем по факту больше искусства, больше интуиции …?[4]. В полной мере это замечание относится к стратегическому прогнозу развития средств публичной дипломатии в XXI веке, которые сейчас переживают революционный, качественный период смены всех парадигм из-за широкого распространения и быстрого развития электронных СМИ и, прежде всего, интернета.
Эти изменения являются наиболее значительным ресурсом США, которые контролируют в той или иной степени 95% электронных СМИ в мире со всеми вытекающими из этого особенностями и возможностями ?новой публичной дипломатии?. Причем, учитывая своевременные решения правящей элиты США в области интернета и социальных СМИ, отрыв этот не сокращается, а увеличивается. По мере того, как аудитория интернета и социальных сетей будет быстро расширяться, а технологические возможности увеличиваться. Возможности США в этой области также будут расти[5].
Глобализация объективно увеличивает значение целого ряда силовых, а не только военных средств политики, о которых говорится в эпиграфе к этому параграфу. Прежде всего это относиться к информационно-коммуникационным средствам. И эту объективную тенденцию осознанно используют США потому, что в целом ряде направлений их превосходство очевидно. Так, авторы цитированного доклада РЭНД пишут:
– контролируют более 30% инвестиций в мире;
– доллар США является основной валютой для взаиморасчетов;
– четыре из семи крупнейших банков – американские;
– США продают почти 75% мировых ВиВТ, а также ежегодно предоставляют более 18 млрд долл. Военной помощи;
– исследования и изобретения в мировых системах информатизации – американские;
– США участвуют, либо контролируют мировые экономические институты;
– ВМФ США контролирует Мировой океан;
– Разведывательные возможности США обеспечивают глобальный контроль за принятием решений.
Подобная ситуация ведет к объективному усилению значения силы принуждения в XXI веке. Авторы доклада РЭНД в качестве иллюстрации этого процесса в XXI веке приводят следующий рисунок, отображающий возможности использования силы[6].
На схеме четко показано, что ?сила принуждения? становится особенно полезной, когда военную силу применять нельзя, а также рассматриваться в качестве альтернативы жесткого применения силы.
1. Начатая сетецентрическая война будет развиваться и усиливаться (сценарий военно-силовой конфронтации ЛЧЦ) по мере изменения соотношения сил не в пользу западной ЛЧЦ постепенно увеличивая спектр средств вооруженной борьбы.
2. В начале XXI века будет ускоряться процесс пересмотра оценки, структуры военной организации и методов силовой и вооруженной борьбы в мире, что сделает прежние представления о войне и военном искусстве устаревшими[7]. Границы между понятиями ?война? и ?мир? окончательно исчезнут из политического и международно-правового оборота. Они сохранятся в ?трактовках? прежних понятий, когда разные государства по-разному будут оценивать то или иное состояние.
3. Будут активно развиваться новые средства и способы войны: экстремизм, например, превратится в политическое средство войны для многих государств, как и терроризм и средства психологической войны. Если в прежнее время можно было провести границы между ?допустимыми? и ?недопустимыми? средствами ведения войны, то в начале XXI века границы между ними фактически исчезли.
Более того, наметился возврат к возможности уже запрещенных видов и систем оружия, включая ОМУ. Не случайно, например, заседание Совета Безопасности РФ 30 октября 2015 года было специально посвящено возможности ведения биологической и химической войны и средствам защиты.
Учитывая эти новые тенденции и стратегический прогноз развития средств публичной дипломатии, необходимо сделать выводы об основных направлениях в развитии возможных направлениях в развитии возможностей противодействия. С точки зрения функционально, ?новая публичная дипломатия? становится универсальной стратегией принуждения, основанной как на ?притягательности? (?мягкой силы?), так и на силовом, включая военном, давлении.
[8]
Речь идет, прежде всего, о трех направлениях деятельности:
1. ?Необходимости национальной мобилизации?.
2. ?Мир это война?.
3. ?Виртуальная реальность? вместо реальности?.
Остановится на этих направлениях подробнее.
Первое направление – ?необходимость национальной мобилизации? – предполагает концентрацию деятельности в следующих областях[9]:
– четком определении общенациональных целей и приоритетов, отказе от искусственных абстрактных целей, которыми руководствовались в последние десятилетия: ?демократия?, ?перестройка?, ?макроэкономическая стабильность?, ?комфортные условия для жизни? и т.д. Необходимо ясно и недвусмысленно сформулировать приоритет развития нации в современном мире (в форме показателей НЧК) и обеспечения национальной безопасности – выживания, сохранения идентичности и суверенитета;
– усилении концентрации имеющихся национальных ресурсов для достижения поставленных целей, причем не только финансовых и материальных, но и интеллектуальных, идеологических и духовных;
– мобилизации правящей элиты России, тех ее слоев, которые готовы бороться за суверенитет и сохранение идентичности.
Другое направление – признание российским руководством современных реалий, в частности, состояния современных МО и ВПО как фактического гибридного состояния ?войны и мира?. Собственно такое признание требуется только в России потому, что на Западе (и не только в США, но и, например, судя по заявлениям А. Меркель начала июня 2016 года) это уже сделали. Такое признание означает, что политически можно декларировать и делать, казалось бы, противоположные вещи. Так, в течение одного дня, 3 июня 2016 года А. Меркель сделала два прямо противоположных и разнонаправленных действия: с одной стороны, заявила о необходимости расширения ЕС до Владивостока и включения в рынок России, а, с другой стороны, Министерство обороны ФРГ исправило впервые за 10 лет положение своей военной доктрины (?Белой книги?), представив в ней Россию ?скорее противником, чем партнером?, ведущим против нее ассиметричную войну.
Аналогичная двойственность наблюдается и в действиях других ведущих государств Запада, где (в зависимости от особенностей), доля ?позитивных? заявлений меньше доли ?негативных? заявлений колеблется в 2016 году от 15 до 30%.
В этих условиях российскому руководству требуется также лучше сбалансировать элементы ?силовой? (?конфронтационной?) и ?переговорной? политики с тем, чтобы прежде всего не дезориентировать собственное общественное мнение и правящую элиту заведомо искусственными политическими оценками и прогнозами.
Наконец, третье направление – осознание господства в качестве политической реальности ?виртуальных конструкций?, изобретений пропаганды и информационно-психологических средств ведения войны. Сказанное имеет отношение прежде всего к средствам ?новой публичной дипломатии?, которые существенно изменились в последние годы. И если в США, как в политике, экономике, так и особенно во внешней политике и дипломатии, ситуация с 2009 года резко изменилась, то в России она еще только начала меняться. Так, по оценке доцента М. Корнева, ?Цифровую дипломатию как заметное явление относят к достижениям внешней политики первого срока президента США Барака Обамы. Тогда стало очевидно, что соцсети позволяют напрямую общаться с неограниченным числом людей, вне зависимости от их страны проживания. Все это укладывается в концепцию ?мягкой силы? (soft power), и даже более того, находит развитие в идее ?умной силы? (smart power), поддержанной госсекретарем Хиллари Клинтон. Эти направления с 2009 года стали важной частью программы внешней политики США ?Государственное управление в XXI веке?.
Об эффективности её работы говорят цифры и факты: Хиллари Клинтон приняла от предшественника одну официальную страничку Госдепа в сети, а в феврале 2013 года передавала Джону Керри серьезное ?интернет-хозяйство?. Суммарная аудитория всех аккаунтов и блогов к тому моменту составляла около 20 миллионов человек, которые посещали более 300 страниц в Фейсбуке, а также виртуальные представительства в YouTube, Tumblr и Flickr на 11 языках. Эту систему координируют примерно 150 сотрудников Госдепартамента и 900 специалистов за пределами США. Не удивительно, что в различных рейтингах США лидируют с большим отрывом в вопросах цифровой дипломатии.
Самыми политизированными социальными платформами международного охвата можно считать Facebook и Twitter. Это очевидно по числу аккаунтов и сообществ политиков и организаций, как государственных, так и общественных. Важнейшим каналом распространения информации также стал видеохостинг Youtube?[10].
Автор: А.И. Подберезкин
[1] ?Сила принуждения? – третья форма использования силы наравне с ?жесткой силой? (?hard power?), ?мягкой силой? (?soft power?), иногда рассматривается и как ?умная сила? (?smart power?).
[2] Gompert D., Binnendijk H. The Power to Coerce: Countering Adversaries Without Going to War / RAND. Arroyo. Center, 2016. – P. 5.
[3] Павленко В. Последствия выборов президента США для России // ИА ?Регнум?. 2016. 28 мая / https://regnum.ru/
[4] Султанов Ш.З. Стратегическое сознание и мировая революция. – М.: Книжный мир, 2016. – С. 5.
[5] 21-st Century Statecraft / US Department of State: Diplomacy in Action / http://www.state.gov/statecraft/overview/
[6] Gompert D., Binnendijk H. The Power to Coerce: Countering Adversaries Without Going to War / RAND. Arroyo. Center, 2016. – P. 5.
[7] Подберезкин А.И., Харкевич М.В. Мир и война в XXI веке: опыт долгосрочного прогнозирования развития международных отношений. – М.: МГИМО (У), 2015.
[8] Паршин П. Проблематика “мягкой силы? во внешней политике России. –М.: МГИМО (У), 2013. – С. 19.
[9] См. подробнее: Стратегическое прогнозирование и планирование внешней и оборонной политики: монография: в 2 т. / под ред. А.И. Подберезкина. – М.: МГИМО (У), 2015. Т. 2. – С. 503–693.
[10] Корнев М. Дипломатия Веб 2.0: как Фейсбук и соцсети меняют мировую политику /Эл. ресурс: РСМД, 2014. 4 февраля / http://russiancouncil.ru/inner/?id_4=3076#top-content
14.04.2017