Опубликовано в журнале Звезда, номер 9, 2021

       * * *

       А в наше время, в наше время…

       Кто вам сказал, что время — ваше?

       Оно — не пленница в гареме,

       Оно про вас не знает даже,

       Оно бесхозно, безыдейно

       И на пространство не в обиде,

       О нем спросите у Эйнштейна,

       На звезды ночью посмотрите!

       А утром, свежую газету

       Купив, на время не пеняйте:

       Вы и в игру втянулись эту,

       И как бы в ауте, в офсайде,

       Оно того, кто в первом веке

       До нашей эры жил, быть может,

       Достанет вам из глиптотеки

       И в современники предложит.

       * * *

       У каждого века, у каждой эпохи

       Другие мужские и женские лица.

       Ты спросишь: а римляне чем были плохи?

       Суровы — и боязно к ним подступиться:

       Уложены прядки, тверды подбородки,

       Но стойкость, но сила, и смерть не страшит их.

       А греки задумчивы были и кротки,

       Округлы в своих домотканых хламидах.

       У каждого века свои предрассудки,

       Свои убежденья, мечты и обновы,

       Нас тоже не спутать ни с кем, мы не чутки,

       Но четки в виду мировой катастрофы,

       И есть неизбежное чувство сиротства,

       Есть правда в приложенной к сердцу ладони,

       И я научился угадывать сходство

       В соседке по даче — и в римской матроне.

       * * *

       Нет, не ？Женитьбу Фигаро？, — и не читал ее ни разу,

       Свои недавние стихи перечитал — и легче сразу

       Мне стало, — я ведь и пишу

       Их для себя, не для кого-то,

       И счастьем этим дорожу,

       Вот смысл, вот радость, вот свобода.

       Пусть не одобрит, не поймет

       Их привередливый читатель.

       Спроси щегла, кому поет

       Он на рассвете, на закате?

       И свет любя, и мглу терпя,

       В своем регистре, певчем строе

       Всю жизнь поет он для себя,

       Он так задуман, так устроен.

       * * *

       Разлука — это память о другом,

       Умершие не помнят о разлуке,

       Не думают с тревогой ни о ком

       И к тем, кто любит их, не тянут руки,

       И это благо, что ни говори.

       И в райские не залетают кущи

       Синицы, скажем, или снегири.

       Разлука существует для живущих.

       Разлука — это память, это страх

       За тех, с кем разлучен, земная мука,

       Описанная столько раз в стихах.

       Всего страшнее русская разлука.

       Кто умер, для того разлуки нет.

       Когда Гомер придумал Одиссея,

       Велев ему скитаться двадцать лет,

       Ни Колымы не знал, ни Енисея.

       * * *

       Давай поговорим о чем-нибудь отрадном,

       Не мрачно-вековом, великом и громадном,

       И злобой дня, ее тщетой пренебрежем.

       Давай поговорим о чем-нибудь приватном,

       Не надо общих дум, — о личном, о своем.

       Смотри, как день высок, как бабочка красива,

       Давай поговорим без страха, без надрыва,

       Обиды обходя и не ступая в грязь.

       О чем же? О любви, но только молчаливо,

       Как сказано до нас: скрываясь и таясь.

       * * *

       Вспоминая работу в школе, стыжусь того,

       Что читать и хвалить приходилось поэму ？Ленин？

       И стихи о советском паспорте, как его

       Из широких штанин доставал пролетарский гений.

       Это ж надо так верить в другой, небывалый мир!

       Небывалого быть и не может другого мира.

       Интересно, на полке стоял у него Шекспир?

       Посмотрел бы в окно, как темно на дворе и сыро.

       Разумеется, солнечных тоже хватало дней,

       И случалось пройтись по Москве одному и с Лилей.

       Ничего нет глупей и плачевней больших идей,

       Хорошо, если нам улыбались и нас любили!

       Во внимание не принимая былых веков,

       Отрекаясь от прошлого, как от чужой поклажи,

       Интересно, он что-нибудь знал про микенских львов,

       Что у косности мира веками стоят на страже?

       * * *

       Художник написал Луку Евангелиста

       Для нас в момент его счастливого труда

       И деву рядом с ним, — смотреть на портретиста

       Ей некогда, она младенцем занята.

       Евангелист Лука писал портрет Мадонны,

       Который не дошел до нас — и очень жаль.

       Но балюстраду ту увидеть и колонны

       Мы можем и под ней внизу речную даль.

       Подумай, что Лука еще и живописец,

       Не Марк, не Иоанн с Матфеем, а Лука!

       И Джотто от него, наверное, зависел,

       И Рафаэль ему был рад наверняка.

       * * *

       Я и свет погасил, и задернул шторы,

       Этот жест так похож на отказ от жизни!

       Не нужны мне соблазны ее, просторы,

       На меня с удивленьем глядит Всевышний.

       С удивленьем и, кажется, с сожаленьем,

       С огорченьем, а может быть, с пониманьем,

       Потому что каким обладать терпеньем

       Надо, будучи связанным с мирозданьем!

       Опекая его, отойти не смея

       От него, отвернуться ни на минуту.

       Да, конечно, прекрасна была затея,

       Но грустна и смущает привычка к чуду.

       А еще эти войны, чума, раздоры

       На земле, эти просьбы, богослуженья…

       Если б свет погасить и задернуть шторы

       На окне! — невозможно ни на мгновенье.

       Жил-был дом В чистом поле за углом, В городской черте, На огромной высоте… Александр Васильев (рок-группа ？Сплин？) —？Так когда ты уезжаешь? Кажется, этот вопрос сегодня...