Стихи

       Опубликовано в журнале Знамя, номер 3, 2022

       Об авторе | Антон Павлович Бахарев (23.08.1980, Губаха, Пермской). Учился в Таганроге, на филфаке пединститута. Победитель Международного фестиваля поэзии ？Синани-Фест-2009？ в Ялте. Лауреат пермской краевой литературной премии им. А. Решетова (2020). Книги стихов ？Живи сюда？ (Пермь: ？Сенатор？, 2011), ？Рилика？ (Пермь, 2013), ？Квантовая пена？ (Пермь, 2018), ？Нежный человек？ (Эксмо, 2020), книга рассказов для детей ？Когда папа был маленький？ (Пермь, 2021). Предыдущие публикации в ？Знамени？: ？Огонь к огню？, — № 2, 2010; ？Св. картофель？, — № 7, 2014; ？Грунтовые воды？, — № 8, 2016; ？На фоне северного алого？ — № 4, 2020. Живет в Перми.

       * * *

       Оглядывая из окна вагона

       посёлки, полустанки, хутора,

       — о боже, — я шептал, — ну и дыра, —

       и с сумерками проступал в стекле оконном;

       а утром растворялся: там дома

       срослись в одно у глиняной дороги —

       дворами крытыми, ветвями, в огородик

       роняющими листья — и с ума

       сводящие отсутствием намёка

       на связь вот этой и других дорог;

       людской — в углу медвежьем — уголок;

       должно быть, им должно быть одиноко;

       там женщина вдоль рельсов мерно шла,

       качалась в такт заржавленная теша,

       в ж/д контейнер с вывеской ？Надежда？

       вели два лобачевских алкаша

       мой взгляд — как третьего, пока их было видно;

       и снова ночь, тьма погоняет тьмой;

       проснёшься — где мы? где я? — боже мой! —

       и огонёк маячит первобытно —

       необъяснимый… Спящие в пути

       по родине — просмоленные шпалы

       её железной поступи, кошмары

       не снятся им, поскольку впереди.

       И я сошёл на истинно конечной:

       где продают билеты в два конца,

       да выбор долог… Тут видны с крыльца

       дома с высоткой, что зовётся ？свечкой？,

       и церкви глинобитный звездолёт,

       и чёрный лес от городских обочин,

       и станция, где, как часы, неточен,

       вечерний поезд сбрасывает ход.

       * * *

       Отцу

       Леса ещё стоят в снегу,

       но от небес — одни лохмотья.

       Ты на весеннем берегу,

       считаешь дни до половодья.

       Наверно, снова до ворот

       вода поднимется на майских —

       и зимний мусор заберёт

       с собою до последней маски.

       Потом москиты, на крыло

       истошно встав, как камикадзе,

       дадут недолгое тепло,

       и можно будет искупаться.

       А в середине ноября

       пройдут последние туристы,

       и всё вернётся на своя,

       но ничего не повторится.

       * * *

       Запоминай: рельсы.

       Берег реки складчат.

       Мост и гора леса.

       Криво стоит дача

       (там, в доме укромном,

       печка была и вроде

       что-то ещё, укропом

       пахло на огороде,

       дождик шуршал в крапиве,

       ягоды не зрели;

       мы комаров кормили,

       и комары нас ели…)

       Запоминай дальше,

       тебе пригодится:

       кукует над этой дачей

       невидимая птица,

       считай — если больше

       сотни, твой путь верен.

       Бык пасётся — не бойся:

       люб ему лишь клевер,

       тем более ты не в красном.

       (А даже быки, поверь мне,

       хоть и косят глазом,

       но соблюдают поверья.)

       Обогни его справа.

       Пройди в калитку

       по паре досок в травах.

       Не раздави улитку!

       Хрустик её не слышен,

       но чувствуется скелетом:

       встанешь там, как на лыжи,

       недоумённо, летом —

       на смех соседским курам!

       Так что смотри под ноги.

       Ключик под косоуром

       в баночке из-под кофе.

       Если остались силы

       и есть сноровка,

       можешь взять вилы

       и поддеть морковку.

       Или нарви гороха.

       Отражённый от ёлок,

       порой донесётся грохот

       поезда, сам же посёлок

       существует совсем негромко.

       Живи! Ну, а будет плохо,

       можешь нажать на кнопку

       и вернуться в свою эпоху.

       * * *

       И каша сглотана, и сжёван бутерброд,

       И кеды зашнурованы до треска.

       И миновал меня ваш огород.

       Кричат ？Антон!？. И свет колышет занавеску.

       А у ворот стоит петух-буян

       И смотрит на меня с таким азартом,

       Как будто я потомок обезьян,

       Как будто он потомок динозавров.

       Он мне по пояс, я его боюсь,

       И невозможно сделать шаг от дома…

       Я сдался в том невидимом бою —

       И не пошёл. И жизнь сложилась по-другому.

       * * *

       Наташка замуж вышла — та,

       что корм таскала у кота,

       потом хрустела у подъезда;

       а Василёк, её друган,

       уехал вахтой в Магадан,

       все говорят, что в знак протеста.

       Я был немало удивлён

       таким способностям времён,

       в которых чайником освистан

       я был за то, что быту лгал,

       за то, что медленно моргал,

       за то, что вещью становился.

       Что позволял, как будто вещь,

       вокруг себя событьям течь,

       очеловечив одеяло;

       и под окошком — ну дела —

       уже машина прогнила,

       а помню, новая стояла!

       Её хозяин — мой сосед,

       ему, наверное, сто лет,

       бухает так, что ветер свищет,

       сказал мне здравствуйТЕ — а сам

       поёт ？Катюшу？ по утрам,

       боец на дальнем пограничье.

       * * *

       Огромен воздух так, что вздох летален,

       Всё, что не он, исполнено в металле:

       Не гнётся грудь, и ржавая природа

       Вбирает яд сырого кислорода.

       За слоем слой, до остова, до сути

       Осыпемся в железном этом зуде,

       Очистив то, что на похожем фоне

       Исчезнет тоже, только не сегодня.

       Оставшееся выглядит зловеще,

       Но здесь спасают вещи свойства вещи,

       Храня живых в диапазоне нормы:

       Усталость материала, память формы.

       Выпь

       Замерев в позе выпи,

       Под ногой чую лёд.

       Я б с Куимовым выпил,

       Но Куимов не пьёт.

       А ещё бы напился,

       Потому что поёт,

       Я с Андреем Лапицким.

       Но Лапицкий не пьёт.

       Снова пахнет зимою.

       Удлиняется миг.

       Шелестит за спиною

       Сухопарый тростник.

       И, едва различимый

       В этом бедном строю,

       Без особой причины

       Я до лета стою.

       Обходи стороною,

       Имярек дорогой,

       Я бы выпил с тобою,

       Но не пью я с тобой.

       * * *

       Покой нам только сни… —

       и сразу же вставать;

       но и во снах фигни

       набито в благодать,

       как будто наяву:

       где заросли луга,

       где встанешь на траву —

       и вся в клещах нога;

       уйдёшь за тридевять

       в укромный уголок,

       а из кармана, ..ять,

       вибрирует звонок,

       и говорит привет

       безнравственный кретин,

       тебе на тридцать лет

       одобрили кредит;

       а я ведь не просил!

       бессмыслен разговор! —

       и слушаю без сил,

       и так *роскомнадзор*

       им хочется в табло

       с двуствольного ружья —

       и с шашкой наголо

       за Родину, друзья!

       …Потом прилечь в тени

       и спеть, хлебнув винца:

       ？Покой нам только сни-

       ца, дрип-ца, хоп-ца-ца…？

       * * *

       Здесь ничего нет медленнее света.

       Свет едет по Вселенной — как карета

       по бесконечной, например, Руси:

       всё едет, едет — тут уже ракета

       межзвёздна — а она всё едет где-то!

       Тоска такая, господи спаси.

       Переставляя знаки, разум гонит

       ракету, как карету: гоминоид

       придумал палку раньше колеса.

       В итоге ничего не происходит.

       Как будто кроме света ничего нет.

       Один лишь свет без края и конца.

       Но всё же возникает временами

       мгновенное иное между нами —

       быстрей, чем нас соединяет свет.

       И едем мы к звезде Аинальрами,

       влекомые, как водится, конями

       и тем, чему пока названий нет.

       Mayday

       Точка, линия, точка, линия…

       Высоко самолётик летит.

       Майский день. Небо синее-синее.

       Даже тёплое небо на вид.

       Пух откуда-то, чайка, ласточка,

       Чайка, ласточка, облака.

       А земля с небес — фотокарточка

       Пожелтевшая, на века.

       Задремав у иллюминатора,

       На цветущие смотришь сады.

       Просыпаешься в лапах диктатора —

       И не знаешь, проснулся ли ты.

       Или это, как в детском видении,

       Самолётик догнал свою тень —

       И полезли из тьмы привидения

       В майский день,

       в майский день,

       в майский день.

       * * *

       уже от августа устал устал устал

       недалеко от сентяб рядом рядом рядом рядом

       и на собаку октяб рявкал рявкал рявкал тявкал

       и на ступеньках ноя бряк бряк бряк бряк бряк

       и всё же выполз к дека брюхом брюхом брюхом

       какая долгая зи мама мама мама мама март

       вернулись птицы лишь в апреле еле еле еле еле

       клянутся маем i am i am i am i am

       летает лето отлетает лето тает

       сомкнуты августа уста

       осенний тембр приобретает

       несмелый голос весь в отца

       вокруг три радуются тётки

       и он насупившись идёт к ним

       и нет ни края ни конца

       Рассказ