За поддержку политических и бизнес-элит конкурируют две основные модели — традиционная рентно-перераспределительная и модернизационная. Последняя связана с именем президента Дмитрия Медведева. Он, однако, выступает не столько как инициатор модернизации, сколько как символ, вокруг которого собралась группа политических и бизнес-элит, заинтересованных в модернизации.
Политическое измерение модернизации
Общим местом стало мнение, что с президентом Медведевым на модернизацию есть какие-то надежды, а при возвращении Владимира Путина на пост президента она невозможна в принципе. Между тем представляется, что это далеко не обязательно так. Дело в том, что помимо большей ？стилистической модернизированности？ Медведева, который ведет блог в Интернете, сидит в Твиттере, пользуется Ipad, разница между ним и Путиным в отношении модернизации ситуативна. Она может исчезнуть, когда и если Путин вернется на пост президента, совместив таким образом позиции формального и реального лидера.
Более того, рискну утверждать: политическая модернизация при Путине-президенте не просто вероятна, но и будет идти быстрее и радикальнее, чем при переизбранном на второй срок Медведеве. Путин не противник политической модернизации вообще, а ее противник в ситуации, когда он не является ее формальным лидером и может от модернизации потерять в политическом плане.
В качестве подтверждения этой мысли сошлюсь на элементы политической модернизации в ？Единой России？, где Путин полностью контролирует ситуацию. Это и практически обязательные праймериз перед номинацией кандидатов, и дробная регионализация партсписков на выборах, и активная деятельность дискуссионных клубов. Большие скорость и масштаб модернизации при Путине-президенте будут связаны с существенно большими его властными ресурсами.
Путин в гораздо большей степени политик, чем Медведев. Это означает в том числе то, что он действует не исходя из своих вкусовых ощущений (даже если предположить, что он идейный враг модернизации), а исходя из политической целесообразности и в соответствии с позицией основных элитных групп. А последняя — в пользу политической модернизации как способа выживания системы. Это было наглядно продемонстрировано еще на ？политическом？ Госсовете в январе 2010 года, с тех пор осознание элитами необходимости усложнения системы лишь усилилось.
Отношение к модернизации: ？партия Интернета？ и ？партия телевизора？
Понимание модернизации политическими элитами, экспертным сообществом и обществом в целом весьма различно. Политические элиты во главе с Медведевым говорят главным образом об экономической и технологической модернизации. Экспертное сообщество — о политической. Путин в отчете правительства перед Думой предложил социальную модернизацию, причем в понимании, созвучном, по-видимому, большинству сограждан, — как усиление заботы о каждом гражданине со стороны государства.
Идеи модернизации находят широкую поддержку среди российских пользователей Интернета. Правда, смысл в это понятие все вкладывают разный. Свыше трети опрошенных понимает под модернизацией усовершенствования, приводящие к росту благосостояния и позитивным социальным сдвигам (превед, премьер!). Каждый четвертый определяет модернизацию как переход к более высокому, прогрессивному укладу хозяйственной жизни с соответствующей сменой общественных отношений. Каждый пятый — как введение усовершенствований, которые делают общество соответствующим современным требованиям, отказ от старых форм и поиск новых. 8% видят существо модернизации в том, чтобы преодолеть отставание от стран, ушедших вперед, наиболее развитых в техническом, экономическом отношении. При этом абсолютное большинство опрошенных — три четверти — говорят, что для успешного развития России необходима модернизация всех сфер жизни, поиск новых, современных направлений развития, и лишь 12% считают, что никакие преобразования не нужны, главное — сохранить стабильность.
Что касается приоритетов политики модернизации, то запрос на институциональные преобразования содержится в 42% выбранных респондентами критериев, на технологическую модернизацию — в 18%, на экономические изменения — в 18%, на политические перемены — в 12%, на изменения условий повседневной жизни — в 10%.
Однако отношение к перспективам модернизации скорее пессимистическое. Лишь один из десяти опрошенных верит в возможность осуществления в России модернизации и выведения страны на качественно новый уровень жизни и развития в течение ближайших 5-10 лет. Каждый четвертый считает, что это может произойти не раньше чем через 10-15 лет, чуть больше опрошенных отодвигают достижение благоприятного результата модернизационной политики за порог в 20 лет. Больше всего респондентов, каждый третий, вообще не верят в возможность модернизировать Россию и в какие-либо позитивные перемены по крайней мере в ближайшие 30 лет.
Так думает ？партия Интернета？. ？Партия телевизора？ смотрит на жизнь в большем соответствии с оптимистичными заявлениями власти. Согласно опросу ？Левада-центра？, год назад доля граждан, считающих, что в России в ближайшие десять лет возможен технологический прорыв и модернизация экономики на основе новейших технологий, составила 57%. В ноябре 2009-го таких было на 10 процентных пунктов меньше — впечатляющий рост. Доля считающих такой рост невозможным уменьшилась с ноября 2009 по март 2010 года с 37 до 30%. Однако лишь 24% россиян считают, что средства из федерального бюджета, которые направляются на цели модернизации, будут потрачены относительно эффективно. Ровно столько же граждан (23%) думают, что средства будут просто разворованы.
Региональное измерение модернизации
Если на федеральном уровне бизнес- и политические элиты могут рассчитывать на сохранение вполне устраивающей их модели, основанной на продаже сырьевых ресурсов, то большинство регионов такой возможности лишено. Не обладая большим объемом ресурсов и тем более не выступая главным бенефициаром от их продажи, регионы должны ？крутиться？ в поисках устраивающих их моделей развития. Избыточная централизация и унификация во многом лишает их свободы маневра и одновременно способствует активности и предприимчивости в тех немногих сферах, где они еще могут проявляться.
Для выявления возможностей модернизации в регионах, а также происходящих в них реальных сдвигов как в плане узко понимаемой технологической модернизации, так и в плане модернизации широкой — социума и политики, нами были рассчитаны три сводных индекса.
Первый, отражающий имеющийся потенциал для модернизации, учитывал численность крупногородского населения и его долю в общем населении региона, накопленные за последние годы, иностранные инвестиции в валовом и душевом исчислении, индекс человеческого потенциала, доступность Интернета.
Второй, отражающий уровень технологической модернизации, учитывает наличие в регионе национальных исследовательских и федеральных университетов, особых экономических зон технико-внедренческого типа, гранты ？Роснано？, факт проведения заседаний комиссии по модернизации при президенте (эти заседания проводятся, как правило, на инновационных предприятиях, добившихся заметных успехов) и вхождение региона в Ассоциацию инновационных регионов России.
Наконец, третий индекс, отражающий модернизацию в широком смысле, включает в себя оценку сложности политической системы (по числу центров принятия решений), наличие прямых выборов мэров, оценку демократичности всей совокупности выборов в целом, оценку уровня коррупции и интегральную оценку условий для бизнеса.
Сравнение этих трех индексов показывает сходство пространственных рисунков потенциала для модернизации и уровня технологической модернизации (здесь в лидерах столицы и крупные межрегиональные центры). А вот у общей модернизации рисунок принципиально иной. Здесь лидерство принадлежит далеким от столиц регионам. Ортогональность пространственных моделей узкой и широкой модернизации свидетельствует о том, что прогресс технологической модернизации мало связан с модернизацией общей. И значит, усилия в этом направлении не ведут пока к решению магистральных задач, стоящих перед страной.
Оригинал статьи