Изменение и перераспределение влияния в моделях стратегий и моделей МО–ВПО–СО в начале XXI века привело к необходимости переоценки существующих внешнеполитических стратегий ЛЧЦ, прежде всего западной, претендующей на сохранение мирового лидерства. Так как в этой стратегии особенно сильное влияние приобрел силовой, даже военный, компонент, то соответственно и возрастает влияние военнополитической и военно-стратегической обстановки на формирование МО, происходит своего рода ？силовая милитаризация？ политики. Это, в свою очередь, требует, как справедливо заметил цитируемый выше А. Цыганков, ？интеграции современных показателей силы？, а также неизбежна переоценка классической формулы войны, данной К. Клаузевицем (как минимум, в отношении двух субъектов？ и ？организованной военной силы？). Исходя из предложенного выше определения стратегической обстановки, как конкретной военно-политической и международной обстановки, в которой реализуются принципы системной и сетевой стратегии западной ЛЧЦ[1], можно также предположить, что анализ и прогноз возможных сценариев развития СО в XXI веке (в силу своей сугубой конкретности и субъективизма), требует особенно скрупулезного внимания и подходов, которые исключают простую экстраполяцию существующих тенденций в развитии МО и ВПО, а тем более привычный, традиционный анализ и прогноз, опирающийся исключительно на исследование перспектив развития ВиВТ. Это означает переоценку традиционных моделей ВПО и СО.
Такой анализ также предполагает максимальный учет субъективных факторов, в т. ч. личных представлений наиболее влиятельных лидеров правящей элиты западной ЛЧЦ. В этом случае, например, неизбежен вывод о том, что характер СО и современных войн уже изменился настолько, что позволяет говорить об отсутствии ясной границы между войной и миром, а тем более о фиксированном международно-правовом определении и признании такого состояния. Другими словами об изменении сущности и характера войны, когда ？мир？ может быть ？войной？ (и наоборот), а международно-правовые оценки войны и конфликтов — результатом обычной политики дезинформации, в которой участвуют лидеры государств.
Важно, что противостоящая западной ЛЧЦ правящая элита, против которой направлена такая политика, должна понимать и признавать эти реалии. Что отнюдь не является очевидной реальностью. Так, значительная часть российской правящей элиты, представленной либеральным лагерем, не признает этих реалий просто по политико-идеологическим соображениями, боясь оборвать свои групповые и личные связи с Западом. Но, не признавая этих реалий, эта часть правящей элиты отнюдь не перестает влиять на политический курс страны, что превращает такую политику в откровенно кричащее противоречие.
Как видно из рисунка ниже, любая политическая стратегия включает в себя участие в формировании МО, ВПО и СО, но совершенно в разной степени, в зависимости от конкретных акцентов и задач поставленных политической элитой. В одних случаях, когда роль военной силы незначительна, влияние ВПО–СО на формирование МО оказывается небольшим, либо вообще незаметным. Так было, например, во внешней политике США в период изоляционизма, а СССР — в период индустриализации и коллективизации.
В других случаях, когда военная сила превращается в основной политический инструмент, влияние СО и ВПО на формирование МО становится доминирующим. Так, накануне войны СССР с Финляндией неблагоприятная СО (угроза Ленинграду и всему северо-западному промышленному району) резко и неблагоприятно повлияла не только на европейскую ВПО, но и на всю МО. Маленький военный конфликт, в котором участвовало несколько дивизий, чуть не привел к военной интервенции в СССР Великобритании и резкому изменению логики развития отношений между двумя военно-политическими коалициями.
Рис. 1. Абстрактная модель политической стратегии и формирования МО, ВПО и СО в XXI веке
Из этого рисунка, абстрактной модели стратегии западной ЛЧЦ, видно, что более общая часть, относительно СО, военно-политическая обстановка, охватывает и значительно более широкую область всего политического процесса взаимоотношений субъектов и акторов МО в мире (обозначена на рисунке пунктиром), а еще более общая — международная обстановка включает дополнительно международные реалии и ведущие тренды (группа факторов ？Б？) и часть системы национальных ценностей и интересов. Наконец, самая общая — отношения локальных ЧЦ, точнее совокупность всех локальных ЧЦ, — представляет собой общую основу, фундамент для понимания характера и будущих сценариев развития не только МО и ВПО, но и СО. Иными словами всю МО можно представить в виде одной из фигур своего рода ？матрешки？, где более крупной является ？матрешка？ межцивилизационных отношений, а более мелкие — военно- политическая и военно-стратегическая. Этот образ можно проиллюстрировать на примере Ливии и войны против нее западной ЛЧЦ и ее сателлитов 2011 года, когда МО, ВПО и СО характеризовались следующими обстоятельствами:
— стабильная Ливия и МО в Северной Африке, находящиеся вне полного контроля западной ЛЧЦ, не устраивали Запад. Ливия выступала в той или иной форме в качестве суверенного субъекта МО, претендуя одновременно на роль одного из лидеров исламской ЛЧЦ, что и явилось главной причиной конфликта, имевшего, прежде всего, межцивилизационную форму;
— стабильные МО, ВПО и СО не позволяли западной ЛЧЦ изменить ситуацию политико-дипломатическими или финансово-экономическими средствами, поэтому было принято решение силовым образом дестабилизировать СО с помощью исламских радикалов и управляемой оппозиции. Дестабилизация СО в короткие сроки привела к дестабилизации ВПО и МО, которые сохраняются с 2011 года;
— дестабилизация СО привела к достижению главной цели — смене политического режима и публичному наказанию лидера, что явилось уже своего рода традицией после падения Наджибуллы — в Афганистане; Чаушеску — в Румынии; Хусейна — в Ираке; Милошевича — в Югославии и т. д.
Таким образом, новая модель политической стратегии западной ЛЧЦ предполагает:
— во-первых, дестабилизацию СО вокруг субъекта МО;
— во-вторых, создание враждебной ВПО в регионе;
— в-третьих, ликвидацию правящего режима;
— в-четвертых, публичное уничтожение лидера.
Именно этот алгоритм попытались использовать на Украине в 2013–2014 годах, когда спасение В. Януковича оказалось случайностью, не имеющей политических последствий. Изменения в стратегиях ЛЧЦ и государств, а также в сценариях развития МО–ВПО являются ？конечным продуктом？, более того, — частным конкретным случаем — развития более общего сценария развития человеческой цивилизаций и взаимоотношений между локальными цивилизациями. Это подтверждает, в частности, война на Украине 2014–2015 годов, которая может быть понята, прежде всего, как вооруженный конфликт между двумя локальными цивилизациями и их представителями в элите страны проживающими на Украине. Первая из них — ？западноевропейская？ — хотела ассоциировать себя максимально быстро с Западом, в том числе через противопоставление с ？восточноевропейской？ (российской) локальной цивилизацией. Вопрос только в том, насколько этот процесс полностью совпадал с интересами Запада, а также насколько он был им инспирирован и искусственно обострен. Без ответа на этот вопрос невозможно дать точную оценку МО, сложившейся в 2014–2015 годах на Украине[2].
Думается, есть все основания считать, что, как и в случае с Ираком и Ливией, сценарий развития и обострения СО на Украине был не просто использован, но и заранее точно разработан и выполнялся с помощью Запада в рамках начатой им еще в 90-е годы XX века системной и сетецентрической войны. Налицо ясный план, чётко сформулированные цели, последовательность в их достижении (несмотря на то, какая администрация находилась в Вашингтоне), выделение необходимых ресурсов и многое другое, что свидетельствует о тщательно разработанной и последовательно реализуемой стратегии. При этом алгоритм принятия решений в отношении такой стратегии остается достаточно простым. Он представляет к началу второго десятилетия ХХI века следующий набор принципов и действий, объединенных в систему:
— создание и утверждение в общественном сознании неких ？универсальных？ общих принципов и международных норм, автором и защитником которых выступает западная ЛЧЦ;
— обеспечение информационной поддержкой таких принципов и норм как ？единой？ системы ценностей и интересов западной ЛЧЦ;
— формирование военно-политической глобальной коалиции западной ЛЧЦ;
— создание системы международной безопасности, опирающейся на эту коалицию западной ЛЧЦ;
— консолидацию правящих элит западной ЛЧЦ на основе общей системы ценностей и при помощи военно-политической коалиции;
— единые силовые (и вооруженные) действия западной ЛЧЦ по продвижению своей системы ценностей и интересов в мире, провоцирующие резкое обострение СО и дестабилизацию всей ВПО и МО не только в стране, но и в регионе, когда последствия приобретают глобальный характер.
В этой связи возникает множество вопросов, среди которых наиболее важный, можно сформулировать следующим образом: как, зная о планах дестабилизации СО и ВПО, помешать искусственному развитию конфликта? И, связанного с этим другого вопроса, прямо касающегося сегодняшней внешнеполитической стратегии России: если не удалось предотвратить обострения СО и военного конфликта, каким образом его закончить (выйти)?
По сути дела ответ на эти вопросы касается не только позиции России на переговорах в Минске, которая может быть расценена как единственная реальная возможность предотвратить развитие конфликта и глобализации негативного развития СО на Украине, но и в принципе более широкого подхода по нейтрализации усиления военно-силового сценария развития МО. Проблема — создания эффективного алгоритма противодействия такой стратегии западной ЛЧЦ[3]. Если рассмотреть эту новую системную сетецентрическую стратегию западной ЛЧЦ и существующий алгоритм принимаемых ею решений в отношении частных внешне- политических примеров, то оказывается, что ее практическая ？применимость？ подтверждается полностью не только в отношении Ирака, Афганистана, Ливии, Сирии, Йемена и Украины, но и в глобальном масштабе в XXI веке. Другой вопрос заключается в том, насколько перспективны эти сценарии развития ВПО в мире в будущем? Как представляется, с точки зрения интересов западной локальной цивилизации, эти сценарии стратегически, в долгосрочной перспективе, полностью адекватны существующим на Западе стратегиям мирового лидерства, а значит при прогнозе будущих сценариев развития ВПО и СО в мире вообще и на Украине, в частности, следует исходить именно из этой предпосылки.
Другими словами модель и алгоритм действий, вероятно будет следующим:
— обострение СО с помощью ？третьих сил？ (ЧВК, ？оппозиции？, радикалов, провокаций и т. п.) до уровня странового и регионально конфликта;
— превращение этого конфликта в локальную или региональную войну и формирование на этой основе соответствующей ВПО;
— развитие МО в нужном направлении, угрожая эскалацией конфликта, сменой режима и уничтожением лидера.
Именно такие сценарии, как уже говорилось, разыгрывались повсеместно и реализуются в 2015 году на Украине, в Сирии, Йемене и ряде других стран. Противодействие развитию этого сценария смогли оказать в Египте и частично в Сирии, где удалось консолидировать значительную часть правящих элит.
Очень важно понимать в этой связи последовательность и приоритетность различных систем ценностей в представлении различных частей правящих элит для того, чтобы правильно оценить будущий характер СО и характер войн и конфликтов в XXI веке. И не только за рубежом, но и в России. В данном случае в системе ценностей одной части российской элиты заложено старое представление о неизбежном глобальном характере войны, которое автоматически означает ее ？недопустимость？, ？немыслимость？, что одновременно означает готовность к смене национальных систем. В частности, и сегодня у значительной части российской правящей элиты и общества сохраняется миф о том, что война это такой вооруженный конфликт, который со- провождается неизбежно массированным использованием ядерного оружия. Другими словами, если нет ядерной войны или, по крайней мере, крупномасштабной войны, то и нет войны вообще. Граница между ？войной？ и ？невойной？ — массированное использование ВС, ВиВТ, в т. ч. ядерного. До тех пор пока этого нет, нет и войны.
Это — опасное заблуждение, которое вызвано старым, инерционным и очень субъективно-ошибочным мышлением, при котором только массированные боевые действия с крупными потерями означают войну. На самом деле войны, (причем крупномасштабные и даже с еще большими потерями), которые сознательно игнорируются, с Россией и другими странами уже идут не первый год. В Ираке в результате этой войны погибло почти 1 млн граждан, в Афганистане — сотни тысяч, но и в России (если сложить все потери в локальных конфликтах за 1989–2015 годы) такие потери могут быть не меньше. Фактически конфликт на Украине унес жизни тысяч бывших советских граждан, проживавших на этой территории в едином государстве до 1991 года.
Это — полномасштабная война, преследующая и достигающая определенных политических результатов. И дело даже не в том, что есть немалые жертвы и огромные экономические потери, а в том, что некоторые политические цели такой войны уже вполне реализованы и будут реализовываться. В частности:
— развален ОВД и СЭВ, а лидеры стран-союзниц СССР уничтожены или репрессированы;
— развален СССР и разделен на государства, часть которых вошла во враждебную военно-политическую коалицию;
— развалена экономика России, а ее влияние в мире и возможность противодействовать контролю США сведено к минимуму;
— по периметру России создается союз враждебных государств и очагов напряженности;
— в Евразии создана серия постоянно существующих конфликтов и очагов нестабильности[4].
Если справедливо подсчитать эти экономические и демографические потери (русских, оставшихся за рубежом, погибших от эпидемий, в т. ч. эпидемии самоубийств и т. д.), то окажется, что они составляют десятки миллионов жизней граждан бывшего единого государства, которое на протяжении столетий называлось Российская империя, СССР, Россия[5].
В этой связи возникает вопрос о политической адекватности некоторых представителей современной российской правящей элиты, с которой ими по-разному описывается глобальная МО и ВПО. Важно, чтобы такие оценки были максимально реальными, хотя именно этой адекватности и реалистичности у российской элиты сегодня и не хватает. Так, например, де-факто значительная часть правящей российской элиты готова согласиться на контроль со стороны западной локальной цивилизации. Другая — не хочет при- знавать, что этот контроль уже существует. Третья — реалисты — называют вещи своими именами. Так, например, можно согласиться с бывшим советником НГШ ВС РФ И. Поповым, который описывает современную СО следующим образом (причем его субъективность имеет вполне серьезные основания), акцентируя внимание на субъективном восприятии новой модели стратегии западной ЛЧЦ:
Рис. 2[6]. Геополитическая ситуация в мире
Думается, что эти категоричные выводы И. Попова совершенно оправданы, хотя и требуют уточнений. Порой, весьма серьезных. И таких же субъективных, к сожалению, но неизбежных.
Прежде всего, относительно того, идет ли уже новая война или у России все-таки есть ？небольшой срок условно мирных лет？. На мой взгляд, есть все основания утверждать, что ？холодная война？ с СССР–Россией не прекращалась. Просто в 1990-е годы, когда СССР и Россия шли на запредельные уступки, сравнимые с капитуляцией, они приобрели другую, более ？мягкую форму？, когда очевидные средства и приемы психологической и сетецентрической войны использовались редко. Просто потому, что и без их применения можно было добиться заявленных политических целей, не имело смысла использование крупнокалиберной артиллерии по отступающему россыпью и не оказывающему сопротивление врагу. Они (эти силовые средства) не отменялись и не запрещались, просто их применение не афишировалось и даже — когда это происходило — не признавалось.
Но по мере того как ？отступающие？ замедляли свой бег, начинали организовываться и пытаться оказывать сопротивление, все инструменты сетецентрической войны, включая самые грубые, — шантаж, провокации, санкции и др. — вновь становились используемыми. Более того, происходила их модернизация, накапливание, разрабатывались новые, более эффективные способы применения. В 2013–2015 годах, таким образом, мы стали свидетелями того, как прежняя ？холодная война？ не просто вернулась, но и приобрела новое силовое качество: в отличие от периода 1970-х — 1980-х годов, уже не было военно-стратегического, политического и экономического равновесия. Соотношение сил однозначно стало в пользу США. Другой тезис И. Попова о том, что ？мы не знаем своих врагов？, ？своих союзников？ вполне может быть оспорен, хотя действительно наша внешнеполитическая пассивность 1990-х годов привела к тому, что мы потеряли даже тех немногих союзников, которые оставались с нами после кризиса начала 1990-х. Другое дело, что мы нечетко представляем себе ответы на вполне конкретные вопросы, формулируемые в нашей собственной военной доктрине. И в этом И. Попов совершенно прав: что такое война? — Мы имеем очень смутное представление, которое сформировалось еще во времена СССР, но которое требует радикального пересмотра[7].
Справедливо и утверждение И. Попова о том, что ？незнание？ в СССР много о современной войне привело к его поражению. Но здесь требуется сделать существенную оговорку. Говоря ？мы？, надо точно понимать, кого мы имеем ввиду. ？Мы？ при М. Горбачеве и Б. Ельцине — это та часть правящей элиты, которая не хотела не только признавать существование войны, но и понимала и принимала западные правила, т. е. готова была изначально к поражению.
Только понимая роль правящей элиты в осознании объективных интересов, можно адекватно оценить политическую часть СО и, можно говорить о научном, долгосрочном прогнозе развития различных сценариев военно-политической и стратегической обстановки. Только правильный политический анализ, т. е. анализ объективных интересов и ценностей (в т. ч. правящей элиты), может объяснить глубинные основы формирования современной СО западной ЛЧЦ. В данном случае, если речь идет об объективной оценке СО у И. Попова, необходимо исходить не из наших субъективных представлений (или еще хуже намерений и пристрастий), а из интересов и конкретных целей и задач локальных цивилизаций, наций и государств. Международная, военная и стратегическая обстановки, в конечном счете — лишь производные от тех обстоятельств, которые формируют тенденции в развитии человеческой цивилизации. Эти же обстоятельства в развитии МО в XXI веке приобретают решающее влияние на формирование стратегий ЛЧЦ, наций и государств, моделей поведения и алгоритмов принятия решений. В настолько значительной степени, что уже можно говорить, что в XXI веке только некоторые из ЛЧЦ, нации и государства сохранили свой суверенитет — полностью или частично — в том числе в области формирования своей внешней и военной политики. Но — следует также четко отдавать отчет и в том, что они будут всеми силами пытаться вернуть себе не только остатки суверенитета, но и пересмотреть структуру сложившейся МО в будущем. С. Лавров неоднократно и не случайно подчеркивал в 2015 году мысль о том, что США и западная ЛЧЦ не вполне адекватно реагируют на сложившиеся реалии изменения в соотношении сил и готовность других ЛЧЦ и стран пересмотреть те нормы и правила, которые регулировали финансово-экономические и военно-политические отношения в мире. Этот процесс очевидно направлен против новой стратегии западной ЛЧЦ. Ни Россию, ни другие страны не может, в принципе, удовлетворять положение, когда новые модели и алгоритмы поведения при реализации политических стратегий становятся не только ？общим шаблоном？, сделанным по заказу западной ЛЧЦ и стран-лидеров, но и превращаются с помощью силы в международную норму, которая приобретает неизбежно глобальное международно-правовое значение.
>>Полностью ознакомиться с монографией "Современная международная обстановка: цивилизации, идеологии, элиты"<<
[1] Подберезкин А. И. Вероятный сценарий развития международной обстановки после 2021 года. — М.: МГИМО–Университет, 2015. С. 12.
[2] Подберезкин А. И. Вероятный сценарий развития международной обстановки после 2021 года. — М.: МГИМО–Университет, 2015. С. 43–47.
[3] Подберезкин А. И., Мунтян М. А., Харкевич М. В. Долгосрочное прогнозирование сценариев развития военно-политической обстановки: аналитич. доклад. — М.: МГИМО–Университет, 2014. С. 17–44.
[4] Подберезкин А. И. Третья мировая война против России: введение к исследованию. — М.: МГИМО–Университет, 2015. С. 11–25.
[5] Подберезкин А. И. Военные угрозы России. — М.: МГИМО–Университет, 2014.
[6] Доклад к.и.н. руководителя независимого экспертно-аналитического центра ？ЭПОХА？ И. М. Попова ？Война это мир: невоенные аспекты обеспечении безопасности государства？ на открытии Дней науки 2014 ？Современные аспекты международной безопасности？. МГИМО. 2014. 9 апреля / http://eurasian-defence.ru/node/30886
[7] Стратегическое прогнозирование и планирование внешней и оборонной политики: монография: в 2 т. / под ред. А. И. Подберезкина. — М.: МГИМО–Университет, 2015. С. 175–304.
17.08.2017