США и Евросоюз настаивают, что во главу угла следует ставить принцип территориальной целостности государств, российские власти парируют, что право народов на самоопределение не стоит сбрасывать со счетов. Спор давний, только в 1990-е годы стороны занимали прямо противоположные позиции. Что же произошло и насколько сильно противоречие этих двух основополагающих принципов из устава ООН? Об этом "Огоньку" рассказал руководитель центра международной безопасности Института международной экономики и международных отношений (ИМЭМО) РАН, академик, доктор исторических наук Алексей Арбатов.

       Алексей Арбатов Алексей Арбатов – руководитель Центра международной безопасности Национального исследовательского института мировой экономики и международных отношений имени Е.М. Примакова.

       — Алексей Георгиевич, так что, на ваш взгляд, в приоритете: принцип территориальной целостности или право наций на самоопределение?

       — На много порядков впереди — территориальная целостность. Хотя право народов на самоопределение, безусловно, важный элемент демократического общества. На деле противоречивость этих принципов весьма относительна. Я приверженец школы "реальной политики" и полагаю, что государства руководствуются не столько принципами, сколько своими национальными интересами, а принципы служат для официального обоснования этих интересов. В зависимости от политических интересов предпочтение отдается то одному принципу, то другому. Хорошо, когда национальные интересы и принципы совпадают, но если нет — тоже не беда. Может, это звучит цинично, но зачастую вопрос трактуется так: для меня и моих союзников — территориальная целостность, для противников и их союзников — право народов, живущих на их территории, на самоопределение. При этом, конечно, форм выражения последнего принципа множество, и далеко не все из них предполагают отделение (сецессию). Объявление независимости — исключительный случай, который, по идее, и должен быть детально регламентирован в международном праве, чего пока нет. Нигде не прописаны случаи, при которых сецессия допускается, а также механизм ее предоставления: например, организации, которые будут определять, подпадает ли та или иная ситуация под такой случай, чтобы избежать возможного произвольного толкования или каких-то провокаций. Ведь инсценировать можно все, даже геноцид, чтобы спровоцировать вмешательство извне (как подчас происходило во время войны в Югославии в 1990-е годы). Но международное право пока идет по пути обтекания острых углов. Не потому что юристы глупы или трусливы, а потому что политики не хотят связывать себе руки.

       — И как долго такая ситуация продлится?

       — Если нам всем — и России, и Западу — посчастливится без больших потерь и крови выбраться из украинского кризиса, то такую работу стоило бы начать. По-моему, очевидно, что в этом вопросе нельзя давать возможность все решать по праву силы. Что вызвало такую реакцию американцев сейчас? Они на себе ощутили то, что российские власть и общество испытали, когда НАТО бомбило Югославию,— грубейшее нарушение международного права. США пришли в ярость от собственного бессилия, от осознания того, что ответить, по большому счету, нечем, во всяком случае, военными средствами. Они ратовали за приоритетность права народов на самоопределение в Югославии, когда в России предпочитали территориальную целостность. Теперь все наоборот...

       — Почему Запад и Россия "махнулись, не глядя" принципами?

       — Дело не в принципах, а в изменении отношений между государствами. По окончании холодной войны проевропейский вектор российской политики был очевиден. В те годы Россия защищала свою территориальную целостность, а стало быть, транслировала этот принцип политики и вовне — на постсоветское пространство. Хотя своего рода анклавы сформировались уже тогда (Карабах, автономии в Грузии и Приднестровье в Молдавии), но это не влекло нарушения территориальной целостности новых государств. На Западе провозгласили концепцию однополюсного мира под руководством США и делали все, чтобы помешать российскому доминированию на постсоветском пространстве под лозунгом предотвращения рецидива "советского империализма". Ответной концепцией России стал многополярный мир, в котором она могла быть одним из центров силы. Так как в экономике она не могла тягаться с Китаем, Евросоюзом, а тем более с США, то Москва пошла другим путем — создания коалиции на постсоветском пространстве. Речь об СНГ, Евразийском союзе, ОДКБ и т.д. Иметь свою коалицию, альянс государств — это статусно. В мире еще только США удалось сколотить большую коалицию союзников. Ни у Евросоюза (как альянса многих равных стран), ни у Китая таковой нет. А вот быть ядерной державой сегодня уже не настолько статусно, как в 1990-е и тем более в 1970-е. ...

       Полный текст интервью