По состоянию на середину 2024 г. общее число беженцев по всему миру достигло рекордного уровня в 37,8 млн человек, при этом почти каждый шестой (16%) проживал на территории Афганистана, граждане которого бегут от десятилетий гражданской войны, преследований и распада государственных институтов. Почти 90% из 6,1 млн афганских беженцев в мире проживают в соседних Иране или Пакистане, причем на долю Ирана приходится наибольшая часть. Иран предоставил убежище 3,8 млн человек, из которых 99% — афганцы, наряду с небольшим числом беженцев из Ирака и других стран.
Эта ситуация представляется парадоксальной: несмотря на ужесточение международных санкций, действующих в отношении Ирана с 1979 г., страна приняла последовательные волны афганских беженцев, причем миграционные потоки усиливались как раз в периоды обострения геополитического давления. Связь между усилением санкций и миграционных потоков в сторону Ирана противоречит общепринятым представлениям, демонстрируя, что санкции функционируют не только как инструмент целенаправленного давления, но и как катализатор региональной дестабилизации, косвенно стимулирующий миграцию в государство, попавшее под санкции.
Фахил Абдулкарим:
Новая идентичность Ирана: патриотизм vs исламизм
Анализ динамики миграционных потоков из Афганистана в Иран позволяет выявить пять периодов, соответствующих различным этапам нестабильности в Афганистане и изменяющимся приоритетам миграционной политики в Иране.
Первая масштабная волна миграции последовала после Саурской революции 1978 г. — прихода к власти коммунистического режима — и вторжения Советского Союза в 1979 г. для поддержки ослабленного правительства. В этот период новое иранское правительство охотно предоставляло убежище афганцам, выдавая так называемые ？синие карточки？ (Blue Cards), которые закрепляли за ними статус переселенцев (мохаджерин) и наделяли их правами, сопоставимыми с правами граждан Ирана. В период с 1979 по 1988 гг. численность беженцев и других перемещенных лиц в Иране возросла с 130 тыс. до почти 2,9 млн человек. Эта первоначальная политика гостеприимства совпала по времени с Исламской революцией в Иране и отражала как религиозную солидарность с мусульманами, противостоящими коммунистическому угнетению, так и практические соображения: новому правительству требовалась рабочая сила, в то время как возможности контроля за границей были ограничены.
Вторая волна миграции охватила период с 1989 по 1996 гг. и была спровоцирована выводом советских войск из Афганистана и последующей гражданской войной. После того как моджахеды добились вывода советских войск к 1989 г., а коммунистическое правительство в Кабуле пало в 1992 г., началась острая борьба за власть, переросшая в жестокий гражданский конфликт. В этот период Иран сохранял политику открытых границ, продолжая оказывать поддержку афганцам. В частности, в 1990 г. Высший совет по образованию Ирана принял резолюцию, обеспечившую афганским студентам возможность поступать в университеты страны. К 1990 г. число беженцев приблизилось к 4,2 млн человек, что создало значительную нагрузку на ресурсную базу и побудило Иран постепенно свернуть систему ？синих карточек？. В 1992 г. Иран инициировал первую официальную программу добровольной репатриации в рамках трехстороннего соглашения с УВКБ ООН и новым афганским правительством, что позволило вернуть на родину 1,4 млн афганцев. В результате к 1993 г. численность беженцев в Иране сократилась до приблизительно 2,5 млн человек.
Восхождение ？Талибана？ в период с 1996 по 2001 гг. спровоцировало третий крупный этап миграции. К 1996 г. движение контролировало около 80% территории Афганистана, вводя крайне жесткое толкование исламского права и подвергая гонениям представителей этнических меньшинств, в том числе хазарейцев, на что Иран отреагировал заметным сокращением гостеприимства. В 1995 г. Иран усилил пограничный контроль, разрешив въезд только тем афганцам, которые соответствовали критериям Конвенции о статусе беженцев 1951 г. Этот сдвиг в политике отражал экономическое напряжение после более чем двадцатипятилетнего пребывания миллионов афганцев на территории страны, растущие социальные требования поколения бэби-бумеров в Иране, усиление международных санкций — особенно в отношении нефтяной промышленности Ирана — и растущие проблемы безопасности, поскольку Иран поддерживал антиталибские группы. Вновь прибывающие афганцы в основном принимались как временные беженцы, что облегчало последующие усилия по репатриации. Численность беженцев в этот период оставалась стабильной и составляла около 2 млн человек.
Четвертая волна миграции охватила период с 2001 по 2021 гг. и произошла в результате войны под руководством США, последовавшей после террористических атак 11 сентября и начала операции ？Несокрушимая свобода？ (Operation Enduring Freedom). В 2003 г. Иран ввел систему карточек ？Амаяш？ (Amayesh) как единственный официальный механизм выдачи временного вида на жительство афганским беженцам. Это привело к резкому сокращению численности афганцев в стране — с примерно 1,9 млн в 2001 г. до менее чем миллиона в 2003 г. Карточки ？Амаяш？ требовали ежегодного продления с уплатой соответствующих сборов. Начиная с 2007 г. система была переориентирована преимущественно на продление уже выданных документов, что значительно затруднило получение легального статуса вновь прибывшими. Пропуск сроков продления карточки влечет серьезные последствия, включая утрату правового положения и риск депортации. По мере того, как силы НАТО готовились передать контроль над безопасностью афганскому правительству, Иран активизировал программы репатриации. В 2011 г. более 18,5 тыс. афганцев вернулись на родину в рамках добровольных программ, в то время как около 150 тыс. человек были депортированы принудительно.
Пятая и последняя на данный момент волна миграции началась в 2021 г., после возвращения движения ？Талибан？ к власти вслед за выводом из Афганистана войск США и их союзников. Более миллиона афганцев бежали в Иран — это крупнейшее и самое стремительное перемещение населения в современной истории Афганистана, вызванное страхом преследований, особенно среди тех, кто сотрудничал с международными организациями, принадлежит к этническим меньшинствам, а также среди женщин, обеспокоенных отменой ранее предоставленных прав. Эти беженцы прибыли в условиях наиболее строгой миграционной политики Ирана за всю историю его взаимодействия с афганскими мигрантами, на фоне растущей инфляции, обострения бедности и высокого уровня безработицы, усугубленных санкциями, введенными под руководством США, а также последствиями пандемии COVID-19. Большинство из них въехали на территорию Ирана без официального разрешения, поскольку страна усилила пограничный контроль и резко ограничила выдачу новых карточек ？Амаяш？.
Андрей Кортунов:
Миграции и международная безопасность
В 2022 г. Иран провел учет и идентификацию нелегально находящихся афганцев в рамках так называемого Процесса подготовки к условной защите (Conditional Protection Preparation Process), предоставив временный правовой статус, срок действия которого неоднократно продлевался и был установлен до 20 марта 2025 г. В то же время резко возросло число депортаций: в 2022 г. было депортировано около 485 тыс. афганцев, в 2023 г. более 650 тыс., а в 2024 г. около 750 тыс. человек. Летом 2025 г. иранские власти объявили о планах депортировать до 2 млн афганцев, не получивших официального статуса, что свидетельствует о кардинальном изменении курса — от прежней политики ？открытых дверей？ к жесткой регуляции и сокращению миграционного присутствия.
Эта историческая динамика позволяет выявить ключевую закономерность: периоды усиления санкций против Ирана коррелируют с ростом миграционных потоков в страну, однако причинно-следственный механизм реализуется не напрямую через внутренние экономические трудности в самом Иране, а косвенно — через дестабилизацию региона. Субъективная шкала санкционного давления в отношении Ирана демонстрирует два значительных пика: 2002–2013 гг. (после 11 сентября и до заключения Совместного всеобъемлющего плана действий, СВПД) и 2018–2023 гг. (после выхода США из СВПД). Эти периоды точно совпадают с ключевыми этапами обострения нестабильности в Афганистане. В 2002–2013 гг. санкции США в отношении Ирана совпали по времени с наращиванием военного присутствия НАТО в Афганистане. В этот период инфляция в Афганистане достигла 26,42% в 2008 г., что способствовало перемещению дополнительного миллиона афганцев в Иран к 2013 г. В период 2018–2023 гг. повторное введение санкций США, нацеленных на нефтяной сектор Ирана, совпало с захватом власти талибами в 2021 г. В 2022 г. инфляция в Афганистане составила 10,6%, что спровоцировало новую волну масштабной миграции — около миллиона афганцев вновь прибыли в Иран, что означало рост численности беженцев на 34%.
Парадокс снимается при рассмотрении ？относительной стабильности？ Ирана по сравнению с его непосредственными соседями, в частности с Афганистаном. Хотя уровень инфляции в Иране в среднем составил 32,06% в 2024 г., что представляет собой серьезную экономическую проблему, Афганистан в тот же год столкнулся с дефляционным обвалом на уровне ？7,76%, что отражает системный экономический распад, а не просто нестабильность. Этот резкий контраст подчеркивает роль Ирана как ？наименее худшего варианта？ для перемещенных афганцев, ищущих убежище. Экономические показатели дополнительно раскрывают масштаб этого дисбаланса: ВВП на душу населения в Иране в 2024 г. оценивался на уровне 4630 долл., тогда как в Афганистане он составил лишь 409,01 долл., что означает одиннадцатикратную разницу в экономической емкости. В этих условиях неформальный сектор Ирана, несмотря на давление международных санкций, предлагал афганским беженцам заработную плату в размере приблизительно 4 долл. в день за работу в строительной отрасли — что втрое превышает минимальную заработную плату в Афганистане после 2021 г.
Образовательная инфраструктура представляет собой еще одно важное измерение сравнительной стабильности: уровень грамотности в Иране достиг 90,7% в 2024 г., тогда как в Афганистане, по последним доступным данным за 2022 г., он составил 37,1%. Крайне важно, что, в отличие от полного распада государственного управления в Афганистане после прихода к власти ？Талибана？ в 2021 г., авторитарная система управления в Иране сохранила институциональную преемственность, несмотря на внутренние экономические трудности, обеспечивая беженцам определенную степень предсказуемости в вопросах безопасности, базовых услуг и потенциальных источников средств к существованию — даже на фоне обесценивания национальной валюты и международного давления. Эта относительная устойчивость государственных институтов, парадоксальным образом сохранявшаяся на протяжении десятилетий санкций, объясняет, почему Иран продолжает принимать беженцев, даже несмотря на ухудшение собственных экономических условий.
Крайне важным является то, что санкции, наложенные непосредственно на Афганистан, а не на Иран, выступают основным фактором, определяющим недавние потоки беженцев, причем замораживание активов Центрального банка Афганистана стало самым непосредственным катализатором исхода в 2021–2022 гг. После прихода к власти ？Талибана？ в августе 2021 г. президент США Дж. Байден 11 февраля 2022 г. издал исполнительный указ № 14064, которым были заморожены около 9,5 млрд долл. активов Da Afghanistan Bank (DAB), находившихся в финансовых учреждениях США, — шаг, который фактически парализовал всю финансовую систему Афганистана. Это решение последовало после десятилетий экономического доминирования США в Афганистане, когда объем иностранных субсидий составлял 75% от государственного бюджета страны в период 2001–2021 гг. Немедленные последствия оказались катастрофическими: наличная ликвидность исчезла, цены на продовольствие и топливо взлетели более чем на 300%, уровень безработицы достиг 47%, а к середине 2022 г. 97% афганцев оказались под угрозой перехода за международную черту бедности, оцениваемую в размере 1,90 долл. в день.
Трудно быть иранистом военного времени. Подкаст с Адланом Маргоевым и Евдокией Добревой
В отличие от санкций против Ирана, которые в первую очередь затрагивали его собственную экономику, эти меры в отношении Афганистана напрямую уничтожили способность страны к управлению, банковскую инфраструктуру и гуманитарные каналы снабжения, создав именно те условия, которые вынудили полмиллиона афганцев искать убежище в Иране только в 2022 г. Это представляет собой не просто региональную миграционную тенденцию, а прямую причинно-следственную цепочку: санкции против финансовой системы Афганистана = экономический коллапс = гуманитарная катастрофа = потоки беженцев в соседние страны с относительно функционирующей экономикой, включая Иран.
Эволюция миграционной политики Ирана в отношении беженцев, направленная на смягчение последствий санкционного давления, — от первоначальных ？синих карточек？, предоставлявших статус, близкий к статусу граждан, до ограничительной системы ？Амаяш？ и нынешних кампаний по депортации — отражает адаптивную стратегию, формирующуюся в ответ на нарастающую экономическую нагрузку. Недавнее усиление депортаций, включая запланированную на 2025 г. кампанию по выдворению 2 млн афганцев, представляет собой кульминацию десятилетий эволюции политики, сместившейся от гостеприимства к жестким ограничениям под давлением внутренних факторов, усугубленных санкциями, которые сократили ВВП Ирана на 25%.
Миграция афганцев в Иран ставит под сомнение традиционную теорию миграции, исходящую из того, что беженцы, как правило, избегают направлений, подвергающихся экономическим санкциям и международной изоляции. Вопреки этому ожиданию, Иран на протяжении последних 46 лет существования Исламской Республики принимал последовательные волны афганских беженцев, несмотря на усиление санкционного давления, что выявляет глубокий парадокс в международных отношениях. Это явление демонстрирует, что санкции функционируют не просто как целенаправленные экономические инструменты, а как катализаторы региональной дестабилизации, влекущие за собой непреднамеренные гуманитарные последствия, распространяющиеся за пределы национальных границ. В то время как санкции, наложенные непосредственно на Афганистан, вызвали немедленный экономический коллапс и массовое перемещение населения, санкции в отношении Ирана парадоксальным образом способствовали притоку беженцев, поскольку способствовали дестабилизации всего региона, в то время как сам Иран сохранял относительную стабильность на фоне полного распада системы управления в Афганистане.
Таким образом, представленный анализ демонстрирует внутренние ограничения использования экономического принуждения как точечного инструмента в условиях взаимосвязанности региональных систем, где при принятии решения о иммиграции население ориентируется на сравнительные условия, а не на абсолютные трудности.