Конфликты, которые представляют наиболее серьезную угрозу – это конфликты
между государствами и их группами, относящимися к различным цивилизациям[1]
С. Хантингтон, политолог
Надо признать банальную истину, смысл которой не раз подтверждался в человеческой истории: внешняя угроза и даже опасность возникает не в связи с теми или иными намерениями государств, а с появлением новых реальных и даже потенциальных возможностей максимально реализовать имеющиеся интересы и продвинуть цивилизационные и национальные ценности в область международных отношений, превратив их в новую норму права и традицию, либо некие простые правила. Именно так воспитывается столетиями, например, британская и американские элиты, считающие, что любое место их физического пребывания – ？своим？, а чужое пребывание на своей территории – законным только по приглашению хозяев.
Поэтому бесконечные рассуждения наших и зарубежных политологов о том ？кто сказал и ？что сказал？ в реальной политике имеют мало практического смысла: слова, декларации и даже документы направлены на то, чтобы скрыть истинные намерения. Но именно это чаще всего и становится предметом оценки и анализа.
Конечно, субъективное восприятие тех или иных интересов и ценностей представителями правящей элиты может быть очень разное, как и вытекающие из этого восприятия намерения, но их изучение и прогноз мало что даёт в реальной политике. Требуется опираться на более осязаемые и материальные источники, на которых формируется современная политика. А именно интересы и возможности, которые могут быть использованы для достижения тех или иных целей.
Пытаться апеллировать в этих случаях к неким абстрактным нормам и ？мировому праву？ бессмысленно потому, что эти нормы на самом деле устанавливаются совершенно произвольно. Также бессмысленно и бесполезно пытаться ？переубедить？ правящую элиту другого государства: ？жаркие？ споры в политических или медийных аудиториях ровным счётом ничего не значат в реальной политике, которая знает ответ задолго заранее. Таким образом исследовать надо не столько те или иные политические и иные намерения (которые быстро меняются и тщательно скрываются), а интересы и возможности, которые могут быть использованы для достижения интересов и продвижения ценностей того или иного государства и его правящей элиты[2].
При этом изначально важно максимально точно определить наиболее приоритетные области силового воздействия на тот или иной субъект МО–ВПО, силу этого воздействия, способы и методы. Сам по себе ？субъект МО как объект воздействия – достаточно абстрактная цель, которая неизбежно делится на более конкретные цели:
– политику государства в той или иной области (финансах, торговле, военной деятельности и т.п.);
– базовые ценности и интересы субъекта;
– правящую элиту, общество и нацию;
– национальные ресурсы субъекта.
Иными словами, политика ？силового принуждения？ носит вполне конкретный характер: инструменты и способы насилия (политико-дипломатические, информационные, военные и пр.) очень радикально отличаются друг от друга, но ещё больше отличаются средства и методы их применения. Поговорка ？Танки имеют ограниченное применение в дипломатии？ отражает эти различия.
Принципиально важно определить основные области воздействия силового принуждения субъекта ВПО, характеризующие развитие современной стратегии государств.
Эти объекты (цели) у того или иного субъекта традиционно делятся с точки зрения внешнего силового (включая военное) воздействия на :
– его политику (группа ？В？);
– его систему национальных интересов и ценностей (группа ？А？);
– правящую элиту этого субъекта (группа ？Д？);
– ресурсы и возможности субъекта (группа ？Г？).
Традиционно влияние тех или иных субъектов на других субъектов ВПО характеризуется:
– подавляющим влиянием (90%) на политику противника;
– остаточным, незначительным, влиянием (по 5%) на систему ценностей и отчасти на правящую элиту.
Где: произошло перераспределение ？векторов？ внешнего силового влияния в пользу других основных векторов:
？Б？ → ？А？ (национальные интересы и системы ценностей).
？Б？ → ？Д？ (правящая элита).
？Б？ → ？В？ (политика государств) как объект силового влияния значительно потеряла в своём значении, т.е. произошло перераспределение сил и средств внешнего влияния.
Такое перераспределение предполагает неизбежное перераспределение и средств и способов силового противодействия, которое пока что НЕ ПРОИЗОШЛО. Так, например, не разработаны дополнительные средства и способы защиты правящих элит, которые пока что ограничены традиционными мероприятиями ФСО.
В России оказалось совершенно запущенной ситуация с защитой системы национальных ценностей, которая стала медленно развиваться только в самые последние годы.
В этой связи авторитетные авторы работы ？Концепция обоснования перспективного облика силовых компонентов военной организации Российской Федерации？[3] 46 НИИ Минобороны совершенно справедливо утверждают, что ？…военная опасность и военная угроза представляют собой не состояние военно-политической обстановки, а соответственно абстрактную или непосредственную возможность применения военной силы и являются важнейшим показателем содержания военно-политических отношений…？[4]. Таким образом, ？военная угроза – это непосредственная возможность применения военной силы против субъекта ВПО？, – справедливо делают конечный вывод авторы работы, с которым необходимо согласиться[5].
Этот важный вывод, однако, требует дополнительных комментариев. Дело в том, что намерения и возможности могут быстро меняться, а военные и иные силовые средства изменяются значительно медленнее. Так, намерения у Великобритании относительно СССР в короткий период 1939–1940 годов менялись на прямо противоположные – от высадки корпуса десанта до подписания союзнических отношений[6]. Поэтому тщательное изучение такой категории как ？возможность？, в особенности если речь идёт о материальных возможностях, а также способах их использования, – должны быть приоритетным направлением в анализе и прогнозе вероятных опасностей и угроз. В этом смысле совершенно оправдано отчётливое разделение рисков и вызовов, способных привести к перерастанию опасностей в угрозы, предложенные авторами работы , а также тщательный анализ характера военной угрозы, предлагаемый авторами , где политические цели справедливо занимают приоритетное положение[7]. Причём, напомню, что сами по себе политические цели – результат того или иного (порой очень субъективного) представления правящей элиты о национальных интересах и ценностях[8].
Надо признать, что в анализе характера военных опасностей и угроз авторы пошли значительно дальше, чем это существовало в предыдущие годы[9].
Отдельного разговора заслуживает попытка авторов сделать детальную классификацию угроз, которая, по их мнению, зависит прежде всего от сущности объекта национальной безопасности, прежде всего, тех, которые относятся к категории ？жизненно важные интересы？, либо в интерпретации Стратегии национальной безопасности Российской Федерации ？национальные интересы？, которые они ассоциируют с ？национальным достоянием？ (как совокупности материальных и духовных ресурсов). В этой связи обращает на себя внимание попытка авторов структурировать понятие ？национальное богатство？ и тождественные им ？национальные интересы？ в три группы с целью более точного вычленения возможных угроз и опасностей[10]:
– первая группа – возможные угрозы разрушения, девальвации, дезинтеграции, отчуждения существующих национальных общностей, атрибутов – культуры, самосознания, языка, психического склада, территории, экономики, государственной власти;
– вторая группа – угрозы дезинтеграции социального капитала нации (институциональные, организационные и пр.);
– третья группа – угрозы национальному богатству, состоящему в свою очередь, из демографического, природного и национального имущества.
На мой взгляд, вычленение этих трех групп угроз абсолютно необходимо для того, чтобы, как минимум, понимать изменение в характере современного военно-силового противоборства, когда произошло смещение политических приоритетов с третьей группы угроз на первую группу, а, значит, существенно стали меняться как средства, так и способы силового и военного воздействия[11]. Так, в политике США и их союзников последних лет отчётливо прослеживалось стремление усилить силовое давление именно на смену российской правящей элитой её системы ценностей, отказ от национальных интересов и нравственных, правовых норм и традиций. Поэтому я не могу согласиться с утверждением авторов (высказанное с оговоркой) о том, ？наибольшее влияние …оказывают угрозы её национальному богатству и социальному капиталу？[12].
Очень полезной также представляется попытка авторов классифицировать угрозы и по другим признакам – объекту национальной безопасности, масштабу угроз, характеру и генезису угроз, функциям угроз и т.д., что крайне важно для выработки политики стратегического сдерживания и выбора ответных мер и средств для нейтрализации этих угроз, которые могут радикально отличаться друг от друга. В этой связи особенно важным является классификация авторами антропогенных угроз, которые в сравнении с военными угрозами отличаются большим разнообразием. Главным их отличием, – подчёркивают справедливо авторы, – ？являются средства достижения целей, которые, по мнению авторов, на современном этапе превращаются во враждебные действия？[13] (подч. – Авт.).
Вычленение антропогенных силовых (невоенных) угроз, на мой взгляд, является большим достоинством работы: в последние годы о таких угрозах абстрактно говорят многие политики, политологи и даже военные руководители (например, В.М. Герасимов), но попыток их детального анализа и структурирования – немного. Поэтому предлагаемая авторами структура невоенных угроз, заслуживает самого серьёзного внимания и одобрения . Эта структура во многом совпадает со структурой военных угроз не случайно – в таком совпадении видится, на мой взгляд, усиливающийся синтез военных и невоенных угроз, средств и способов политического воздействия. В частности, как отмечается в работе, это выражается в ？размытости границ начала и окончания применения военных мер？. Примером такой ？размытости？ становится использование нерегулярных вооруженных формирований, террористических (я бы добавил – экстремистских) организаций и способов[14].
В этой связи приветствуется попытка авторов внести ясность в такое понятие как ？гибридная война？, которое получило широкое распространение среди политиков, журналистов и части экспертов. Они, в частности, отмечают, что в отличие от зарубежных авторов в российской военной науке характерен консерватизм и ？ответственность в отношении к изменениям в системе понятий？, например, в определении войны как социально-политического явления, ？основным содержанием которого является широкое применение военной силы？, как ？крайняя форма борьбы？ и т.д., что, по мнению авторов, показывает ？отсутствие необходимости её расширительной трактовки и применения таких понятий как гибридная война, экономическая война и т.д.？[15]. Это – принципиальное заявление авторов, с которым, на мой взгляд, можно поспорить.
Именно в последние десятилетия характер враждебных действий и характер отдельных видов военных действий стал не просто ？размытым？, но и фактически не различимым: в Сирии, например, как и на Украине, формальное военное участие США и их коалиции не признаётся, но именно ими формируется ВПО в этих странах и регионах. Так, ？внешние спонсоры？ этих конфликтов – по сути скрытая форма признания их прямого участия в военных действиях, которая, учитывая абсолютную секретность операций, может оставаться таковой многие годы, но в действительности в решающей мере влиять на ход и исход военных действий, а не только военно-силового противостояния сторон[16].
Авторы работы также отмечают два важных дополнительных обстоятельства использования невоенных угроз и средств политики. Во-первых, приоритет невоенных средств и методов по обеспечению политических целей, который, на мой взгляд, радикально усиливается. Во-вторых, Не силовые (невоенные) угрозы и меры их реализации отличаются наибольшим количеством разновидностей. Их структура по принципу объекта воздействия, по мнению авторов, аналогична военным мерам и средствам. Так, по масштабу, например, они могут быть глобальными и не носить абстрактный характер[17].
Отдельного внимания заслуживает раздел, посвященный возможным невоенным мерам противодействия военным угрозам , в котором подробно рассматривается не только сущность этих (невоенных) мер, но и основные факторы, определяющие характер угрозы, где в качестве источника военной угрозы выступают различные противоречия. При этом я бы обратил особое внимание на такой вид противоречия, как ？цивилизационный？, выделяемый справедливо авторами работы, но нередко игнорируемый в практической политической и военной деятельности[18].
Вместе с тем, авторы акцентируют внимание на источнике военной опасности и угрозы и необходимости воздействия на него силовым, либо военным способом. На мой взгляд, гораздо эффективнее сегодня ориентироваться не на источник опасности или угрозы, а на собственные национальные интересы (например, уровень развития экономики, НЧК и др.), которые совсем не обязательно и неизбежно могут стать объектом для внешних опасностей и угроз. Гораздо опаснее, как оказывается, игнорирование собственных интересов, что и превращается во внутреннюю, но более опасную угрозу.
Автор: А.И. Подберёзкин
[1] Хантингтон С. Столкновение цивилизаций. – М.: АСТ.2016. – С. 38.
[2] Мир в ХХI веке: прогноз развития международной обстановки по странам и регионам: монография / [А.И. Подберёзкин, М.И. Александров, О.Е. Родионов и др.]; под ред. М.В. Александрова, О.Е. Родионова. – М.: МГИМО-Университет, 2018. – С. 30–31.
[3] Концепция обоснования перспективного облика силовых компонентов военной организации Российской Федерации？ / под общей редакцией С.Р. Цырендоржиева. – М.: ？46 ЦНИИ？ Минобороны России, 2018. – С. 31.
[4] Там же.
[5] Подберёзкин А.И. Состояние и долгосрочные военно-политические перспективы развития России в ХХI веке / А.И. Подберёзкин; Моск. гос. ин-т междунар. отношений (ун-т) М-ва иностр. дел Рос. Федерации, Центр военно-политических исследований. – М.: Издательский дом ？Международные отношения？, 2018. – 1596 с. – С. 25–59.
[6] См. подробнее: Подберёзкин А.И. Современная военная политика России. – М.: МГИМО, 2017. – Т. 2.
[7] Концепция обоснования перспективного облика силовых компонентов военной организации Российской Федерации？ / под общей редакцией С.Р. Цырендоржиева. – М.: ？46 ЦНИИ？ Минобороны России, 2018. – С. 37–38.
[8] См. подробнее: Подберёзкин А.И. Раздел ？Формирование целей на основе приоритетов интересов？. В кн.: Формирование современной военно-политической обстановки. – LAP LAMBERT Academic Publishing, 2018. – P. 455–489.
[9] См., например: Подберёзкин А.И. Военные угрозы России. – М.: МГИМО-Университет, 2014.
[10] Концепция обоснования перспективного облика силовых компонентов военной организации Российской Федерации？ / под общей редакцией С.Р. Цырендоржиева. – М.: ？46 ЦНИИ？ Минобороны России, 2018. – С. 47.
[11] См. подробнее: Подберёзкин А.И. Повышение эффективности стратегического сдерживания – основное направление политики безопасности России. Часть 1 // Обозреватель-Observer, 2018. – № 5. – С. 19–35.
[12] Подберёзкин А.И. Раздел ？Формирование целей на основе приоритетов интересов？. В кн.: Формирование современной военно-политической обстановки. – LAP LAMBERT Academic Publishing, 2018. – P. 506–516.
[13] Концепция обоснования перспективного облика силовых компонентов военной организации Российской Федерации？ / под общей редакцией С.Р. Цырендоржиева. – М.: ？46 ЦНИИ？ Минобороны России, 2018. – С. 50.
[14] Подберёзкин А.И. Раздел ？Основные внешние факторы влияния на формирование будущих сценариев развития России. В кн.: Формирование современной военно-политической обстановки. – LAP LAMBERT Academic Publishing, 2018. – P. 517–540.
[15] Концепция обоснования перспективного облика силовых компонентов военной организации Российской Федерации？ / под общей редакцией С.Р. Цырендоржиева. – М.: ？46 ЦНИИ？ Минобороны России, 2018. – С. 54–55.
[16] Подберёзкин А.И. Состояние и долгосрочные военно-политические перспективы развития России в ХХI веке / А.И. Подберёзкин; Моск. гос. ин-т междунар. отношений (ун-т) М-ва иностр. дел Рос. Федерации, Центр военно-политических исследований. – М.: Издательский дом ？Международные отношения？, 2018. – 1596 с. – С. 25–59.
[17] Подберёзкин А.И. Формирование современной военно-политической обстановки. – LAP LAMBERT Academic Publishing, 2018. – P. 540–545.
[18] См. подробнее: Долгосрочное прогнозирование развития отношений между локальными человеческими цивилизациями в Евразии: монография / А.И. Подберёзкин и др. – М.: Издательский дом ？Международные отношения？, 2017. – 357 с.
11.03.2020